Высшее наслаждение

– Боюсь спросить, как подобное пришло тебе в голову? – сказала она.

– Все проще, чем кажется на первый взгляд, – Полина подошла к Майклу и с нежностью погладила его по плечам. – Скажи, какие личные вещи Алекса ты забрал из морга?

– Что?! – Майкл отпрянул в сторону. – С ума сошла? Его увезли голым, Поля. Ни одежды, ни…

– Ясно! – Полина подняла руку, призывая брата к спокойствию. – Я узнала, что хотела. Спасибо!

– Для чего ты интересовалась?

– После объясню, – улыбнулась и посмотрела на часы. – Я ухожу.

– На ужин не останешься? – спросил Марк.

– Нет.

– Ты в отель? – спросил Майкл, и в голосе его послышалась ревность, которую он даже не попытался спрятать, словно Полина была обязана проводить с ним все время, либо отчитываться, куда направляется. – С кем встречаешься?

– С тем, кого ты дважды посылал к черту.

Скулы Майкла покраснели, правда, не от смущения за свои действия, на которые указала Полина, а от злости.

– Передавай привет, – бросил он и, подойдя к Тоне, вдруг с силой притянул девушку к себе.

– Ой! – вскрикнула она, нахмурилась и попыталась освободиться от цепких объятий.

– Вызову такси, – Полина потянулась к телефону, но была остановлена Моникой.

– Я отвезу тебя. Жутко болит голова, хочу проветриться.

– Мне составить вам компанию? – вежливо поинтересовался Микки, обняв обеих женщин.

– Оставайся здесь, дорогой, – Моника поцеловала его в щеку. – Я скоро вернусь, как раз к ужину. А после, если пожелаешь, сходим куда-нибудь. Не могу уже сидеть дома, задыхаюсь.

Попрощавшись с семьей, Полина подхватила сумочку и вышла из комнаты. Ей не хотелось оставаться рядом с этими людьми, которые сегодня почему-то раздражали, правда, каждый по-своему. Больше всех выводил из себя Майкл, в особенности его навязчивое стремление оградить сестру от придуманных им же неприятностей. Полине было неприятно, что Майкл вмешивается в ее личную жизнь. Сафонов проявлял внимание и заботу, что не являлось предосудительным. Однако Майкл, вероятно, считал иначе. Может, он и был прав, чувствуя или видя то, что пока было недоступно для самой Полины. И все же его поведение сердило, но еще больше Полина злилась на себя, оттого что не могла подавить влечение к Сафонову.

– Куда тебя отвезти? – спросила Моника, сев за руль.

Полина назвала адрес и пристегнулась.

– Мне нравится Микки, – сказала она, похлопав женщину по руке. – Добрый и спокойный. К тому же вы – красивая пара и на вас приятно смотреть.

– Когда мы находимся в каком-нибудь общественном месте, я всегда чувствую неловкость. Все с вожделением смотрят на него, потом переводят взгляд на меня и удивляются, как я смогла «подцепить» такого красавца.

– Не думала, что ты настолько не уверена в себе, – сказала Полина, рассматривая белую, ровную кожу Моники и светлые, вьющиеся волосы.

Моника была высокой, но изящной барышней. Стройная, грациозная, она отличалась мягким характером, который еще больше усиливал ее природную привлекательность. В Мон не чувствовалось холодности или же высокомерия, которым славилась Ребекка, потому что, к счастью, от матери она взяла самое лучшее: способность к сопереживанию и тонкую иронию. От предков ей достался несколько длинный нос, отличительная черта аристократов, но он нисколько не портил общего впечатления. Блестящие глаза, с лучиками морщинок, говоривших о том, что женщина любит посмеяться, всегда улыбающийся рот – Моника, по мнению Полины, была красавицей, пусть и не по общепринятым канонам. Она обожала сводную сестру братьев за легкий нрав и особую душевность, которой та щедро делилась с теми, кого любит. Поэтому всякого, кто нелестно отозвался бы о внешности долговязой Мон, Полина непременно поставила бы «на место», причем сделала бы это безжалостно, ибо никогда не прощала посторонних, незаслуженно обижающих ее близких.

– Тебе не стоит волноваться по поводу внешнего несоответствия с Микки, – сказала она. – Ты красивая. Добрая, нежная, чувственная.

– Люблю тебя, – Моника на мгновение отвлеклась от дороги, взяла руку Полины и поцеловала. – Мне так повезло, что в моей жизни есть ты и мальчики, – добавила она, судорожно вздохнув. – Черт подери! Я, наверное, никогда не смогу смириться с его смертью.

– Сможешь. Не переживай!

– Твоя поддержка неоценима, – Моника улыбнулась сквозь слезы. – Ты уже пришла в себя, а я не могу.

– У меня все идет по ускоренной программе. Если бы ты попробовала пить две недели, может, и у тебя получилось бы избавиться от тяжести в душе. Хотя ты ведь англичанка и не умеешь топить горе алкоголем. Это особое искусство, только русские им…

– Брось, – усмехнулась Моника. – Мама и Марк выпили почти все запасы спиртного из погреба. Заметь, что оба не русские.

– Туше! – кивнула Полина с тоской в глазах. – Мне до сих пор больно дышать, когда думаю об Алексе, – добавила она, спрятав лицо в ладонях. – Не могу представить, что всю оставшуюся жизнь проведу без него.

– А я хочу вернуться в тот день, когда познакомила их с Аминой, и все исправить.

– Что? – Полина повернулась к Монике, нервно покусывающей нижнюю губу. – Ты их познакомила?

– В тот же вечер я встретила Микки, – кивнула Моника, и глаза снова наполнились слезами, она вытерла мокрые щеки рукавом свитера и продолжила: – Амина организовала выставку его работ.

– Вы были хорошо знакомы?

– Дружбы особой между нами не было, хотя по работе мы часто общались. Порой я помогала ей в оформлении выставок, плюс мы обе искали молодых, интересных художников.

Полина едва заметно усмехнулась. В семье снисходительно относились к деятельности Моники, но не потому, что не уважали ее выбор, скорее оттого, что не понимали, чем именно она занимается. Мон была весьма своеобразной барышней, и увлечений у нее имелось столько, что сосчитать не представлялось возможным. Она и музыку сочиняла, и писала картины, фотографировала, делала необычные коллажи из непонятного материала, лепила из глины и изготавливала посуду в мастерской, которая находилась в доме матери. В общем-то, у нее все получалось, и вместе с тем она ни в чем не преуспела. Картины были хорошими, одна даже висела у Майкла в гостиной, а он никогда бы не стал украшать свой дом «мусором». Да и фото, сделанные Моникой, отличались тонкостью и неповторимостью. Но будучи весьма эмоциональной и возвышенной, Моника не часто занималась творчеством, потому что музы редко посещали ее. «Вдохновение помогает запечатлеть красоту, – говорила она. – Если его нет, то не стоит и мучить себя, так как вместо шедевра получится дерьмо. Его в мире и без того слишком много».

Единственное, что получалось у Моники виртуозно и чему она в последнее время посвятила всю себя, были поиски талантливых людей, создающих шедевры на холстах… Моника не была завистливой, и искренне радовалась, когда открывала новую «звезду».

– Амина нравилась мне, потому что была целеустремленной и доброй. В общем, в тот день выставились Оливер Кей, Сайри Анти и Микки… Лично мое мнение о его работах не очень высокое. Слишком уж большое значение он отдает антуражу. В некоторых снимках нет живых эмоций, как, например, у Анти, лишь манерность. Но в них отражается сам Микки, такой же картинный и вызывающий восхищение своей физической привлекательностью. В день открытия залы были переполнены его поклонницами, – Моника тихо рассмеялась, сделав короткую паузу в рассказе. – Почему-то он обратил внимание на меня и весь вечер не отходил ни на шаг. После девяти появился Алекс со своей пассией. Я отправила ему приглашение, зная, как он любит современную фотографию. В общем, он и Нар прибыли в галерею, оба красивые, наглые, явно только что из спальни, потому что уж слишком довольно у Нар блестели глаза.