Выжить в Антарктиде
Шрифт:
Наконец, третьим недостатком являлась его любовь выдавать желаемое за действительное. Проще говоря, Геннадий мог слегка прихвастнуть. Он делал это безо всякой задней мысли, как бы случайно и, как правило, оно ни на что не влияло. Например, вчера вечером за столом в корабельной столовой он отчего-то представился ученым и писателем, что, мягко выражаясь, было неправдой. Он действительно писал исторические романы (по его мнению, хорошие), но делал это в стол. За предыдущие года ему удалось опубликовать лишь две краеведческие статьи в местной малотиражке, да небольшую документальную повесть про полярные исследования Отто Шмидта[1], которую удалось пристроить в солидный «Исторический вестник» (этим Геннадий особенно гордился). В последний год все резко изменилось, но погоду перемены еще не делали. Что
Тут следует признать, что, несмотря на свои недостатки, Геннадий Белоконев слыл человеком беззлобным, простодушным и отзывчивым. Жил он в небольшом поселке на Среднерусской равнине, преподавал историю местным оболтусам и был счастливо женат на своей однокласснице, посчитавшей его удачной партией, поскольку он не злоупотреблял, не дрался, занимался умственным трудом, но если надо, мог и дров наколоть, и прохудившуюся крышу починить. То есть, пропащим неудачником по здешним меркам не считался. Детей, правда, бог им пока не дал, но, как считал сам Геннадий, все еще у них было впереди.
Однако такая мирная скромная жизнь, пусть и была привычна, но не могла не тяготить самого Белоконева. Он жил с ощущением, как прекрасен мир, как добры и великодушны люди, но чего-то важного ему все-таки не хватало. Каждое утро он просыпался с надеждой, что скоро в его судьбе случатся перемены. И однажды чудо, которое он так звал, пришло.
В роли невольного вестника перемен выступила жена. Именно она вытащила из почтового ящика конверт, адресованный Геннадию.
– Ген, посмотри, тебе какая-то ерунда пришла, – сказала она за обедом. – Небось опять мошенники пишут, что ты миллион выиграл.
Геннадий взял конверт – он был жесткий, плотный, но легкий. Адреса и имени отправителя на нем не значилось, а на почтовом штемпеле проступало полустертое «Сортировочный пункт №1» Он осторожно надорвал конверт сбоку, стараясь не повредить вложения, и высыпал содержимое на обеденный стол.
Внутри оказалось три бумажки. Первая – заламинированный разовый пропуск в Центральный архив ФСБ, выписанный на его имя и даже имевший его фотографию. Вторая бумажка представляла собой записку: «Ознакомьтесь с недавно рассекреченной особой папкой проекта «Орион» инв. номер 84-153/п, 31/52609 НИЦ «Пирамида» при КГБ СССР. Вас это заинтересует». Третья содержала точный адрес архива, схему проезда и библиотечные коды, по которым следовало заказывать «особую папку».
Жена с любопытством взяла в руки пропуск, повертела его:
– Это что, в библиотеку? – и потеряла интерес.
А вот сердце Геннадия Белоконева зачастило от предвкушения. В Подмосковье, где располагался архив, он никогда не бывал, про НИЦ «Пирамида» не слышал, но догадывался, что за странным приглашением кроется восхитительная тайна. Он даже не задался вопросом, кто и зачем заказывал на него пропуск, и почему именно ему был адресован конверт. Затуманенный мозг уже рисовал ему заманчивые перспективы. «Проект Орион» и «особая папка» звучали волшебной музыкой.
Письмо пришло летом, когда он находился в отпуске, и ничто не мешало поехать в город Пушкин и посетить архив. Ну, как «ничто»… мешала поспевающая клубника, которой жена засадила весь участок – ей требовалась помощь со сбором и поливом. А еще мешало отсутствие лишних денег, поездка в другие города удовольствие небесплатное. Пришлось жертвовать заначкой, которую Геннадий, как всякий нормальный мужик, держал в тайне от жены «на черный день».
Когда Геннадий поднимался по лестнице подъезда номер 3 монументального здания на улице Русакова, он внутренне был готов, что поездка окажется пустышкой. И все же волнение, какое случается от ожидания чего-то грандиозного, не покидало его.
Действительность превзошла ожидания. В недавно рассекреченном архиве Научно-исследовательского центра «Пирамида», в папке с указанным номером хранились материалы о первых годах освоения Антарктиды советскими учеными и военными. Речь шла не об официальной Первой советской антарктической экспедиции 1955 года и даже не об экспериментальной станции Лазарев, заложенной
на берегу Земли Королевы Мод в 1951, а том, что происходило гораздо раньше.Согласно обнаруженным документам, первые серьезные исследования Антарктиды начались сразу после победы над фашистской Германией в 1946 году. Но цели советских исследователей и сделанные ими открытия были настолько невероятны, что Геннадий не верил собственным глазам. По сути, эти архивные материалы были настоящей бомбой, и, попади они ему при иных обстоятельствах, даже он, любитель исторических загадок и коллекционер парадоксов, воспринял бы их как курьезную диковинку. Но таинственность, с какой было обставлено дело, все эти конверты, пропуска, анонимные записки, как и тугие монументальные двери военного архива произвели на доверчивую душу сильнейшее впечатление. Геннадий потерял покой.
За следующий год он сумел собрать и другие доказательства, в основном косвенные, но уверившие его, что дальнейшие поиски стоят усилий. Он написал и даже опубликовал в специализированных изданиях несколько статей по истории Пятого Тихоокеанского флота, выступил на конференции под эгидой РАН с докладом, посвящённом белым пятнам в биографии Ивана Папанина[2], и стал приобретать некоторую – немного скандальную – известность.
Основные сложности возникали из-за недостатка неопровержимых улик, в происхождении которых ни у одного профессионала не могло возникнуть сомнений. Большая часть документов до сих пор хранилась в закрытых архивах, мемуары современников подверглись тщательной цензуре, а интерес Сталина к Антарктиде был окутан завесой упорного молчания. По-хорошему, надо было ехать на ледяной континент, смотреть на месте, что из обнаруженного правда, а что вымысел. Надо было проводить раскопки в зарубежных архивах, добиваться особых разрешений и допуска в специализированные хранилища. Но этому опять мешали проклятые деньги (точнее, их отсутствие) и недостаток свободного времени. Финансировать его поездки, разумеется, никто не собирался, как и сокращать преподавательские часы в школе (последнее даже хорошо, ибо жить на что-то надо).
И тут свершилось еще одно чудо: на зарплатную карточку Геннадия незадолго до нового учебного года поступила огромная сумма. Сначала он посчитал это ошибкой банка. Но по почте вслед за деньгами пришло очередное анонимное письмо. Вскрыв конверт, Геннадий прочел: «Вы хорошо начали и должны продолжать работу. Получить разрешение на поездку в Антарктиду в качестве писателя, заинтересованного темой открытия шестого континента, не будет проблемой. Нужные люди уже предупреждены, смело подавайте заявку». К записке был приложен адрес, куда следует обращаться, список документов и образец заявления.
Белоконев понял, откуда деньги. И так же понял, что надо обязательно лететь. Поблагодарив вслух таинственных доброхотов (ему и в голову не пришло, что их цели могут быть далеки от благостного стремления к гласности), историк стал собираться в путь.
Он никому не сказал о происхождении денег и анонимных посланий, даже жене, интуитивно понимая, что та найдет уйму аргументов, чтобы отговорить его от странной затеи. Геннадий очень не хотел расставаться с ощущением чуда.
На экспедиционное судно «Душа океана» он попал волей случая: на него продавались самые дешевые билеты, а Белоконев по жизни привык на всем экономить. Правда, плыть предстояло чуть ли не в трюме под аккомпанемент работающего двигателя. Но здесь ему подфартило в очередной раз. Узнав, что Белоконев историк, разрабатывающий тему Антарктиды, капитан лично распорядился предоставить ему пустующую каюту получше в обмен на лекцию, которую он прочтет в пути, дабы развлечь пассажиров. Геннадию это польстило, и он согласился.
Признаться, Белоконев не ожидал увидеть много желающих приобщиться к историческим исследованиям. Но почти все кресла в салоне были заняты. Помимо творческой «агитбригады» и некоторых ученых, следующих на зимовку, на его лекцию пришли и гости Павла Долгова (о том, что на этом же корабле следует целый «свадебный поезд», Белоконев уже был осведомлен). Их сразу можно было выделить по добротным нарядам и излишне оживленным выражениям лиц. Чувствовалось, что эти люди пришли прежде всего «культурно развлекаться». Счастье еще, что в баре по соседству не подавали попкорн.