Выжившая

–Дилан, - выдыхаю одними губами въевшееся в сердце имя, послушно следуя за его руками.
– Дилан, - повторяю беззвучным шепотом, потрясенно, ошалело и беспомощно глядя в проницательные спокойные глаза.

– Ты вернулась, Шерри, – мужские губы дергaются во второй за нашу историю улыбке. Часть меня ликует, а все остальные захлебываются кровью от дикой боли и запоздалого прозрения.

–Зачем ты так со мной?
– слова срываются с губ, шелестят словно истлевшая листва в саду, буквы совершенного преступления горят на моей спине, проникая глубже, отпечатываясь в сердце.

–Правда бывает жестокой, Шерри, - неторопливо отвечает

Дилан.
– Ты не хотела верить. Мне пришлось помочь.

–Это помощь? – моих слов почти не слышно, но он понимает, словно читает, видит, заглянув в самый черный угол моего подсознания. Я сама пустила его туда. Сама позволила.

– Да, - твердо и сосредоточенно кивает Дилан. – Это помощь.

–Как тогда?
– спрашиваю я, забыв про существование еще одного участника сцены.
– Я действительно ее убила?

Дилан снова кивает, разбивая меня на части, стирая, обнуляя и … открывая глаза на правду, которую я отказывалась видеть, не хотела помнить.

– Любовь бывает такая разная, Шерри. Иногда она

настолько больна, что ты видишь только один способ

излечиться и обрести покой – избавиться от нее, – он цитирует недавно сказанные мной слова, дотрагиваясь большим пальцем до моей нижней губы.
– Я не смог. Позволил тебе выжить взамен на обещание.

– Я выполнила его, – сипло бормочу я.

–ще нет, - подняв голову, Дилан смотрит через мое плечо на оцепеневшего Оливера.
– Это честная победа. Она пришла сама, - обращается он к нему, но я не понимаю ни слова. Моя вселенная состоит из одного мужчины. Он передо мной.
– Ты помнишь, что делать, - склонившись к моему лицу хрипловато шепчет Дилан, согревая дыханием мочку уха, горячая дрожь пронизывает меня насквозь. Не отпуская взгляд брата, Дилан вкладывает стилос в мою ладонь.

«Кто ты, Шерри? Заблудший котенок, обречённый стать

жертвой,или хищник, достойный уважения и пощады такого же, как ты?»

–Я помню, – едва слышно шевелю губами, сжимая пальцы вокруг металлического стержня.

– Начни с сердца…

Дилан

В комнате темно. Очень темно. Всегда темно. В этой комнате нет окон и всего одна дверь, запираемая не мной.

Непроглядная тьма. Пугающая для тех, кто оказывался здесь впервые,и комфортная безопасная для меня. В этой комнате всегда тихо, за исключением тех дней, когда у нас бывают гости. Я не люблю гостей, они громко кричат и всегда о чем-то просят. Мне это не равится, меня это злит. Люди приносят с собой много шума, хаоса, грязи и вони, оторую потом приходится смывать, соскабливать со стен и пола. Я люблю тишину, стерильность,темноту и одиночество.

Но сегодня мой покой нарушен. Моя нетронутая территория запятнана чужими следами, запахами, предсмертными булькающими звериными хрипами…

Мы часто становимся похожими на тех, кого ненавидим или

боимся.

Страх – это сила и власть. Никто не тратит свою ненависть на неудачников. Нашей ненависти достойны только матерые хищники – те, кто разрушают нас,те, кто породили нас,те, кто маниакально ломал и перекраивал нас. Не все монстры прячутся на чердаках. Большинство из них ходят среди обычных людей, виртуозно маскируясь и сливаясь с толпой. И

с первого взгляда невозможно распознать тревожные признаки, если ты не такой е. Своего монстра я знал в лицо, не задумываясь в самом начале, почему именно со мной он не скрывался. Я не хотел знать, я боялся, и он обратил этот страх во тьму, заставил увидеть, что делает меня жалким трусом и как я могу стать сильнее. Монстр воспитал монстра ––

закономерный финал.

Я по-своему любил его….

До тех пор, пока он не посягнул на ту, что принадлежала

мне.

Монстр не заслужил милосердия. Он умирает быстро, без мучительной агонии и сопротивления. Слишком неожиданным был удар, наколовший черное сердце на медное перо. Семь проникающих решительных точных ударов, багровые реки на стерильном полу. Хищника убил самый первый. Остальные для нее. Она восстанавливает справедливость, утоляя голод, питаясь гневом и болью.

Ее тюрьма страшнее моей, но замки сорваны и двери открыты.

Чтобы выжить в аду, недостаточно заключить сделку с дьяволом. Ему нужна жертва – не душа, а самое ценное, что у нее есть. Она отдаёт долг прямо сейчас. Цена свободы имеет цвет запекшейся крови. Не лишенные глаз, мы единственные видим этот мир, состоящий из сгустков чёрного света. Он мерцает миллиардами оттенков и никогда не лжет.

Я ненавижу грязь и ложь. На моей территории есть место только правде и чистоте. Толкая потаённую дверь, я впускаю потоки розоватого ультрафиолета, позволяя флуоресцентным лучам осветить свершившееся воздаяние.

Она беспoдобна, видит Бог, если он все-таки существует, я не встречал создания более отталкивающего внутри и прекраснoго снаружи. Она совершенна, уникальна. Моя безумная невеста Франкенштейна.

Она отпускает усмиренного зверя и, откинув за спину мерцающие серебром волосы, грандиозно ползет на коленях в мою сторoну, а я неспешно двигаюсь ей навстречу. Сто процентов чистого счастья горят на моих губах. Я опускаюсь напротив, рухнув коленями в вязкую жижу, сглатываю, вдыхая тяжелый сладкo-соленый металлический запах. Сердце бьется набатом, стоит взять ее запрокинутое лицо в ладони, медленно вбирая каждый миллиметр открытого взгляду совершенства.

По фосфорно-белому платью стекают бурые ручьи, лениво капают с кончиков ее пальцев, с булькающим звуком впадая в чернильные разлившиеся озера, кипят на бирюзовой неоновой коже черными кратерами.

Кровь не светится, всегда остается темной, поглощая излучение. Черная и честная, как смерть. Я знаю только один способ вернуть стерильность этим стенам.

Уничтожить их. Сжечь дотла.

Она отрывает мою левую ладонь от своего лица и, не разрывая глубокого слияния взглядов, неторопливо развязывает повязку и бросает в сторону.

–Ничего нет, – хрипло шепчет хищница, дотрагиваясь губами до моей чистой кожи,изощренно-медленно обводит языком извилистые линии и, резко отстранившись, вонзает металлическое перо в центр ладони. Кровь брызжет на ее лицо и мою футбoлку. Боль разрезает на части, пульсирует и обжигает.

–Теперь есть, - безмятежно улыбается Шерри, снова соединяя наши взгляды.

Я подношу ладонь к лицу, слизывая густой медный вкус и, раскинув руки, словно приглашая ее в свои объятия, оглушительно смеюсь. Смех отражается от стен, дрожит в воздухе, звенит в черных углах. Я слышу, как сумеречные обитатели смеются вместе со мной. Все громче и громче.

Грохочущие звуки чистого триумфального веселья заполняют пространство. Шерри туманно улыбается, не сводя с меня взгляда, разрывает на части мою футболку, сдирая ее с тела лоскутами,и возвращает долг, выцарапывая на груди мое имя.

Она увековечивает свой выбор, который не сможет забыть, что бы ни случилось.

Мой смех становится глуше. Я тронут этим бесхитростным прoникновением под мою кожу. Снова взяв ангельское лицо в ладони, я глажу пальцами светящуюся кожу щек и скул. Шерри швыряет окровавленный стилос на пол и обнимает меня руками, вжимается, не оставляя ни одного атома пустого пространства между нашими телами.