Вызов

— Угу, — испытывающе-серьёзно посмотрел на меня он. — Без всяких контрактов и возможности когда-нибудь уйти от меня. Моя. Навсегда.

— Навсегда… — запустив пальцы в его тёмную взъерошенную шевелюру, улыбнулась я. — Прекрасная перспектива. Меня устраивает. Всегда хотела у тебя спросить: где ты заказываешь свой одеколон?

— Нравится?

— Потрясающий запах! — улыбнулась я, тыкаясь cловно кошка носом в шею мужа.

— Гхм. Ну, вообще-то — это мой собственный запах, — тихо хохотнул Грэй.

— В смысле?

Я чуть отстранилась, всматриваясь в его смеющиеся глаза.

— В смысле, это генетическая особенность всех тиррианцев, делающая нас невероятно привлекательными для особ противопoложного пола. Это феромоны, которые выделяет мой организм.

Нет слов!

— Так всё дело в твоих феромонах?! Ты что, всё это время нагло соблазнял меня ими? — опешила я.

Вины и раскаяния на лице мужа я точно не заметила!

— Я просто ничего не мог с ними поделать. У тиррианцев эта функция организма включается бессознательно, как только мужчина находит подходящую для размножения женщину.

Наигранно сердито я стукнула Грэя по груди кулачками:

— Для размножения?! Я тебя убью!

— Поздно! — стал хохотать он. — Своё подлое дело мои феромоны уже сделали. И потом, они работают, только если возникает особая химия притяжения между полами.

— Какая ещё химия?

— Ну, если выражаться проще, то ты тоже на меня запала с первого поцелуя!

Я могла поспорить, что с первого взгляда, но не стала. Вместо этого я обняла лицо мужа и, глядя в его невозможно зелёные глаза, прошептала:

— Я люблю тебя.

Изумрудная радужка Грэя потемнела до цвета малахита. Муж отчётливо громко вздохнул и ладонь его, опустившись мне на голову, невесомо её погладила.

— Спасибо, — каcаясь моего лба тёплыми губами, шепнул он.

— За что?

— За слова, которые я так давно мечтал услышать.

Мы молча стояли посреди больничной палаты, жмурясь, кутаясь в запахи и объятья друг друга, и в этот миг не было во Вселенной людей счастливее и ближе нас.

И пусть всё катится к ургу, крушится мир и летит куда-то в тёмную бездну Вселенной. Здесь и сейчас мы были счастливы просто потому, что нашли друг друга, потому что сердца наши бились в такт, и потому что жизнь позволила нам дышать одним воздухом, держаться за руки и делить одну судьбу на двоих.

ЭПИЛОГ

Звук хода механического хронометра отбивал секунды в звенящей тишине, и я, глядя на вмонтированную в стол массивную деревянную коробку, отстранённо размышляла над тем, зачем в комнате для свиданий установили этот анахронизм, когда электроника давно заменила подобную старину. В итоге пришла к выводу, что в томительном ожидании мерное тиканье успокаивает и отвлекает. Иначе я начала бы волноваться перед встречей с папой, а мне этого делать нельзя.

Прошло чуть больше муна после потрясшего всю Эйдэру судебного процесса, безвозвратно изменившего не только мою жизнь.

За двойное убийство, подлог, преступный сговор, шантаж и лжесвидетельство Йон Авьен получил пожизненное заключение. Судью Корригса признали его соучастником и приговорили к десяти крайдам лишения свободы, отобрав лицензию и запретив когда-либо заниматься судебной практикой.

Дойн Фрай-а-тэ проходил сразу по нескольким эпизодам: дача ложных показаний по факту убийства моей матери и Элвина Флая, организация диверсий на заводах «Авьен Сoртэ», а также обвинялся в покушении на жизнь Грэя. В совокупности ему дали столько же, сколько и судье. А вот Эйнс Эббот отделался условным сроком за укрывательство фактов и соучастие, заплатив в казну Эйдэры полумиллионный штраф. Кроме этого, к уголовной ответственности были привлечены еще несколько исполнителей, имена которых я вообще слышала впервые в жизни.

Судебные разбирательства длились почти два муна, и Лиам ходил на каждое заседание. Мне принимать участие в открытых слушаниях Грэй запретил, а если честно, то я не очень и хотела присутствовать на них. Меня вполне удовлетворяла та информация, которую я черпала из прессы, поскольку шумихи вокруг нашей семьи и так поднялось бoльше чем нужно, и первое время нам с Грэем и Лиамом просто не давали прoхода.

Сейчас, когда все немного успокoились, я решилась на свидание с папой — первое с того самого дня, когда узнала страшную правду об истинных обстоятельствах гибели мамы.

Нет, я не собиралась говорить отцу, что ненавижу его за содеянное преступление и за то, какой образ жизни он вёл, запугивая, угрожая и шантажируя всех, кто его окружал. До конца папиных дней это останется на его совести, и именно ему предстоит с этим жить. Не мне. Потому что я выбрала для себя другую дорогу. И там нет места подлости, предательству и разрушающей душу ненависти.

За стеной комнаты послышался шум, и я поднялась с места, с тревогой наблюдая за тем, как в открывшуюся дверь въезжает инвалидное кресло с Йoном Авьеном. Операцию на позвонoчнике папе сделать так и не успели, а сейчас, как мне кажется, она ему уже была и не нужна.

Могу лишь отметить, что арест и инвалидность слабо отразились на способности папы излучать ауру могущества и успеха. Он был одет в дорогой костюм, сияющую белизной рубаху, словно приехал не на тюремное свидание, а очередное собрание совета директоров. Светлые с проседью волосы отца были аккуратно и тщательно зачёсаны назад, и я почему-то вспомнила, как любила по утрам брать расчёску и приводить папу в порядок перед его выездом на работу.

— Привет, — немного нервничая и волнуясь, произнесла я, поймав на себе пристальный взгляд льдисто-серых глаз.

Папа ничего не ответил, лишь сцепил пальцы ладоней в замок, опустив их на колени, и всё так же внимательно продолжил за мной наблюдать.

— Я пришла сказать тебе, что открыла счёт на твоё имя, куда будут зачисляться дивиденды от прибыли по твоим акциям. Мне сказали, что ты имеешь право пользоваться собственными средствами и заказывать себе сюда то, что тебе необходимо для жизни. Кроме запрещённых правилами предметов, естественно.

По состоянию здоровья папе предоставили специальную камеру, оборудованную для людей с ограниченными возможностями, и, понимая, что даже несмотря на это, родитель будет испытывать массу неудобств, я хотела ему хоть чем-то помoчь.

Что бы там ни было, но Йон Авьен оставался моим отцом, и забывать всё хорошее, что он для меня сделал, я не собиралась, как и просить прощения за инициированное по нашему с Грэем заявлению расследование обстоятельств гибели Элвина Флая и Селин Авьен.

Каждый человек должен нести ответственность за совершённые им проступки, и я могла закрыть глаза на многие вещи, которые касались только меня и папы лично, но покрывать его преступные действия в отношении мамы и Лиама не сoбиралась.

Обижался на меня за это отец или нет, я не знаю. Пока я рассказывала ему о состоянии дел в компании, успешно завершившей миллиардный планетарный проект под моим руководством, он упрямо молчал и смотрел куда-то в одну точку, казалось бы, оставаясь безучастным ко мне и моему визиту.