Взгляд на жизнь с другой стороны

В пешем походе я наметил себе одну круглолицую девушку, всего Окуджаву и Визбора наизусть знала, настоящее «Солнышко лесное», но она попала под инструктора. Зря я четыре дня потерял. В лодочном походе повезло больше. То ли инструктор был не так привлекателен, то ли выбор больше. В походе мы с курсантом подводником по имени Рустэм подружились с двумя медичками из Минска.

Мы шесть дней плавали на тяжелых четырехвесельных Ялах по речке Шерне. У меня в лодке сидел ребенок с мамочкой, поэтому греб я все время в одиночку. Шерна речка неширокая, кое-где со своеобразными перекатами. Пока плыли вверх, я, конечно, уставал здорово, но усталость компенсировалась красотой природы и ночными купаниями с девочками. Если б еще не водка, по крайней мере, не в таких количествах, было бы совсем правильно. Однажды я под утро уже забрался в свою палатку спать. Укладываюсь в спальник и никак толком не получается, и так и сяк. Так и промучился до подъема. Оказалось, что проспал я всю ночь в рюкзаке.

И еще в этих походах мне жутко надоела тушенка. В магазинах тогда её было не достать, её выбрасывали иногда в испачканных густым машинным маслом железных банках. Она поступала в торговлю из спецзапасов на случай войны, когда уже заканчивался срок хранения. Этикетки выдавались отдельно. Народ расхватывал на ура. А здесь же турбаза министерства обороны – снабжение с армейских складов. Ну, и в походе, естественно: на первое с тушенка с водой, на второе тушенка без воды, на третье вода без тушенки.

8. Метаморфозы

Первый раз за долгие годы первого сентября я с удовольствием пришел в школу. Выпускной класс. Все собрались нарядные. Шика пришел в шикарных белых джинсах. Он съездил в стройотряд УДНа (как он туда попал не понятно) заработал денег и принарядился. На удивление дружно всем классом мы гульнули до позднего вечера.

В сентябре была прекрасная теплая погода. В один из этих солнечных дней мы хоронили географичку Анну Ивановну, ту самую грубую, но добрую. Учебу в тот день отменили, и почти вся школа собралась проститься. На Головинское кладбище поехали не все, но старшеклассники были нужны, чтобы нести гроб и вообще помогать, особенно я, как знаток похоронного обряда. Я еще возле школы начал давать советы, кому и где стоять, что делать, а на кладбище Директор совсем передал руководство в мои руки. Во время похорон многие вполне серьезные и ответственные люди становятся беспомощными и наивными, все спрашивают: «А как по обряду-то полагается?» – будто имеет какое либо значение, как понесут венки и кто где будет стоять. Всё уже, человек ушел и надо зарыть его тело.

Вечером мы с СС и Художником как-то сами собой оказались в школе. Я так понимаю, главное рассуждение наше было: «… Денег нет, а выпить надо». На наше удивление Директор школы нас встретил, как родных, нисколько не смущаясь тем, что мы вроде, как бы ученики. Нас посадили за общий поминальный стол, СС сказал речь от имени учеников, хотя, как я теперь только понял, он покойницы даже не знал – география у нас закончилась в восьмом классе, а он пришел в девятый.

Тризна проходила в школьной столовой, водки, по русскому обычаю, было много. Женщины долго не засиживались, расходились по домам, остались самые выдержанные. Физкультурник, Владимир Иванович всё подносил откуда-то бутылки, разговор пошел совсем задушевный, но всей водки мы так и не одолели.

Дома у меня естественно не поощрялась выпивка да и курение тоже. У меня были спецсредства против запахов, типа мускатного ореха и проч. Но в тот раз это вряд ли помогло, но, скорей всего и дома похороны считались уважительной причиной. Я хорошо помню, с каким трудом я утром добрался до школы. Перспектива просидеть в таком состоянии полдня в душном классе была невыносимой, но долг заставлял. В дверях столовой томился физкультурник. Он меня не пропустил дальше. Со знанием дела он провел реанимационные мероприятия со мной и СС, но сначала мы зашли к Директору – оказалось, вчера забыли закрепить табличку на могиле. После реанимации нас откомандировали с этой табличкой на кладбище.

Почему мы добрались на Головинку только к вечеру одному богу теперь известно. Но в том, что мы были уже совсем трезвые, могу ручаться. Солнце уже садилось, до закрытия кладбища оставалось полчаса или чуть больше, народу уже почти совсем не было. На могиле мы, как положено, закрепили табличку, пристроили получше фотографию и присели покурить перед обратной дорогой. И тут произошло нечто, что до сих пор приводит меня в изумление и недоумение.

Я никогда не верил в вампиров и сейчас не верю, однако даже сейчас не могу с уверенностью определить, что это было, верней, кто это был. Он подошел незаметно, просто тень от низкого уже солнца легла на могилу и скамеечку, где мы сидели. Сначала я подумал, что это смотритель кладбища. Человек с маленькой и какой-то сморщенной головой почти коричневого цвета лица, в длинном, до пят, колоколообразном линялом плаще стоял и молча смотрел на нас. Мы сказали ему, что уже уходим. Он, по-прежнему молча, улыбнулся, и при этой улыбке, на его нижнюю губу выползли два длинных желтых клыка. Глаза тоже засветились желтушным оттенком.

Что вполне естественно – нас сдуло с кладбища. Уходя (или убегая?) мы всё время оглядываясь, видели, что это чудище оставалось на том же месте. Картинка эта до сих пор встает у меня перед глазами, вызывая непонятную оторопь, но прокомментировать этот случай я никак не могу.

В десятом классе мы остались без Натальи Яковлевны, у неё тоже оказался рак, как и у географички, она потом прожила недолго. Это была для меня самая большая потеря в учительском составе. Вместо неё к нам опять вернулась Марина Ефимовна, о которой в первой части книги я высказал несколько нелестных слов, что она якобы играла роль дерьма на пашне.

Большинство людей у нас не понимают и не любят классическую литературу именно из-за таких вот учителей. Вся её речь состояла из дешевых штампов. «Свинцовые мерзости жизни» у неё постепенно переплавлялись «в горниле революции». Однажды она задала нам сочинение на свободную тему. Нужно было написать рецензию на любую книгу вне программы. Я тогда прочитал в журнале Москва «Бомбу для председателя» Ю. Семенова и быстренько написал рецензию. Разбор сочинений в классе она начала именно с меня.

– Вы посмотрите, что он (я) написал! Я же предупреждала, что нужно брать серьезные книги и чтобы никто не брался рецензировать всякое «чтиво». А это что? Детектив какой-то! Тройка… с натяжкой.

Она не догадывалась по простоте душевной, что книга Семенова «Семнадцать мгновений весны», на продолжение которой я написал рецензию, уже тогда была почти классикой. Оно и понятно – фильм-то еще не вышел. Но, все же, что-то её зацепило в моем сочинении. После урока она подошла ко мне в коридоре и попросила дать почитать это самое «чтиво».

Ну не нравился я ей (надо отметить, вполне взаимно). Кстати, я обещался в первой части рассказать, почему её дерьмо всё же легло на пашню. Это случилось на выпускном экзамене.

На экзамене по литературе мне нужна была пятерка, потому что эта сколопендра поставила мне годовую тройку, а иметь в аттестате тройку по литературе было стыдно. Если б на экзамене я получил пять баллов, то суммарно получилась бы четверка. Принимала экзамен комиссия РОНО. Первый вопрос я ответил безукоризненно. Мой ответ на второй вопрос комиссии тоже явно понравился. Читаю название третьего: «Женские образы в романе Толстого „Война и мир“.» Встает эта злыдня и с милой улыбкой объявляет членам комиссии:

– Я думаю – достаточно. Женские образы он знает лучше нас с вами.

Я ушел из аудитории победителем. Однако, я рано радовался. Когда объявляли результаты и мне зачитали четверку, я чуть было не бросился в драку – Директор остановил, объяснил, что в жизни бывает всякое и даже он сейчас бессилен.

Спросите, что ж тут хорошего в этом эпизоде? Скажу. Всю оставшуюся жизнь я отвечаю для себя на этот самый третий вопрос билета! Я перечитываю «Войну и мир» не реже, чем раз в год. Можете посчитать, сколько раз я его перечитал? Про женские образы в этом романе я мог бы написать диссертацию и не одну. Но главное, при каждом прочтении я получаю несказанное удовольствие. В сравнении с этим, что такое тройка в аттестате? Тьфу на неё и всё.