Взгляд на жизнь с другой стороны

Даже если бы я был один такой нахальный, мне бы отказать не смогли, а тут нас оказалось трое. Только занимался рассвет, когда мы, бросив рюкзаки в общую кучу, вышли из лагеря. Нас вел инструктор, его жена осталась сопровождать остальных. Маршрут был привязан к руслу речки Кудепсты. Тропа еле виднелась, особенно в рассветном полумраке, из чего можно было сделать смелый вывод, что ходят здесь очень редко.

За этот день нам пришлось восемнадцать раз форсировать речку бродами. Это была не широкая, но очень быстрая речка с каменным дном, типичная горная речка. Правда, за несколько дней до этого мы видели её опасный нрав. Мы тогда купались рядом с пресловутой алычой. Кроме пьяной алычи, там была еще одна достопримечательность – небольшой водопад с омутом под ним, купаться там было очень весело. Как всегда, увлекшись игрой с водопадом, мы не сразу услышали странный звук. Звук был неприятный, страшный. Слава богу, мы вовремя выскочили из воды. Сверху накатывал вал высотой метра два. Он быстро прошел мимо и наша Кудепста превратилась в широкую мутную реку с обломками сучьев и еще какими-то хаботьями. Нам потом объяснили, что где-то высоко в горах прошла гроза. Над нами же не было ни облачка и никаких признаков непогоды.

Я еще раз убедился в легкомысленности нашего инструктора. Разлейся река еще раз, пришлось бы или лезть по скалам в поисках козьих троп, или сидеть ждать погоды, а мы опять пошли с пустыми руками. Всё-таки кое-чему инструктор нас научил, как то: с наименьшими потерями ходить вверх-вниз и никогда не снимать ботинок при форсировании горных речек. Ботинки, при наличии толстого шерстяного носка на ходу быстро высыхали сами, без всякого выливания воды из них, а в воде жесткая подошва альпийского ботинка не давала калечить ноги о скользкие камни.

Сама судьба, наверное, или ангел-хранитель заставляют иногда проявлять настойчивость. Рассвет из окна автобуса, даже в горах выглядит несколько иначе, чем с пешей тропы. Из окна автобуса весь Кавказ выглядит как курортный вертеп (в изначальном значении этого слова /т. е. кукольный театр/), а мы в тот день увидели его из кулис, с изнанки. Увидели домишки селян, не избалованных отдыхающими постояльцами, коровники и их обитателей с длиннющими рогами, табачные и кукурузные поля. Увидели нутро Кавказа, постепенно, лишь по мере приближения к морю, приобретающее облик курортной показухи.

Мы вышли к морю часам к десяти утра. И тут я еще раз плюнул в сторону инструктора – в рюкзаке остались плавки, полотенце и проч. а идти в пансионат нельзя, спалим группу. Там же готовят торжественную встречу, оркестр, призовой компот и т. п. В прокисших и грязных штормовках мы вышли на дикий пляж. Дикий пляж отличается от пляжа домашнего тем, что там нет тени. / Анекдот. Посетитель ресторана: «Есть ли у вас дикая утка?». Официант: «Нет, но специально для вас мы можем разозлить домашнюю». /

Народу, правда, тоже было не много, поэтому мы спокойно разделись до семейных трусов и бросились в море. Конечно, окунуться в море очень хотелось. Я уже две недели находился возле моря и только теперь в него нырнул, но всему есть пределы. Ждать автобусов с нашими туристами пришлось не менее четырех часов. Сидеть всё это время в море было невозможно, торчать на прибрежной гальке в штормовке – жарко и муторно. Хотя первые два часа я загорал, потом стало ясно, что это перебор, но деваться-то было некуда.

И вот, наконец, пришел автобус, мне выдали рюкзак и гитару – нужно было на входе исполнить обязательную, сочиненную в походе песню. Я долбил по гитаре, все пели, потом пили компот. У меня где-то была фотография этого момента, фотография черно-белая, но даже на ней видно, как покраснела у меня вся кожа. Курсанты остались более или менее бодрыми, а я сгорел очень сильно. Вечером вся молодежь нашей группы выпивала-закусывала по поводу завершения похода, а я не мог ни пить, ни есть, я лежал рядом со столом голый, чуть живой, и девочки периодически мазали меня сметаной.

Остальные события этой поездки не очень интересны.

12. Картошка

Первого сентября я явился в институт учиться и, как выяснилось, зря. Весь наш курс откомандировали ликвидировать стихийное бедствие. Московскую и прилежащие к ней области поразил неслыханный урожай картошки. Буквально на следующий день я уже был в Озёрском районе Московской области, в деревне Протасовка. Деревня была небольшая – дворов сорок-пятьдесят. Жили там, в основном, старики, но, при этом посредине деревни имелась общественная столовая, а немного на отшибе приличных размеров клуб.

Девочек наших поселили в клубе, там уже были приготовлены для них раскладушки, расставленные по всему танцевальному залу. Мужскую составляющую нашего отделения усилили группой энергетиков, у них в группе, по-моему, девчонок вообще не водилось. Вместе с энергетиками нас получилось человек сорок против примерно восьмидесяти девчонок. Для нашего института соотношение более чем демократическое. Следили за нашей дисциплиной несколько преподавателей, из которых мне запомнился только один, мужчина средних лет в плаще и шляпе, которому тут же по приезду присвоили кличку Филиппок.

Ребят всех распределили по квартирам в деревенские дома. Я попал одним из десяти постояльцев к одинокой бабушке в небольшой домик напротив столовой. Здесь были ребята из нашей группы и еще несколько человек: один человек из города Гусь Хрустальный, его отчислили из института уже на втором курсе, после чего он окончательно исчез из поля зрения; Поп, этот продержался на год дольше; Стяпанов – я не могу написать его фамилию правильно, потому что он такой и есть.

Он пришел в текстильный институт после того, как его отчислили из авиационного училища. Как-то мы с ним сидели вечером на завалинке, и он мне признался, что изначально пошел в летчики, потому что у него не хватает мозгов для чего-то серьезного, «а раз не хватает мозгов нужно рисковать жизнью». У него было лицо херувимчика типа Баскова, только еще более скуластое и глупое. Еще с нами жили два женатика и оба с двойнями – это Начальник, будущий начальник управления нашего министерства, а тогда староста группы 7-х и Набат, один из энергетиков.

Приехали на место мы уже по-темному. Бабушка, к которой нас поселили, была, мягко выражаясь, недовольна таким поворотом событий, но управляющий немного её успокоил, выдав аванс наличными. А нам выдали по большому пустому мешку, объяснив, что это есть тюфяк, который следует набить соломой и спать на нем. В темноте мы подались к какому-то стогу, наковыряли соломы и кое-как улеглись. Расположились мы все в зале (женского рода) на полу. А на следующий день случилось ЧП.

У нас в первые дни еще были деньги. В качестве новоселья, мы приобрели в сельпо ящик червивки, был такой крепкий плодово-ягодный напиток ценою в один рубль две копейки за бутылку. Поставили этот ящик посредине залы, сами расселись вокруг оного. В качестве закуски бабушка принесла нам корзину палых яблок. Всё было очень весело, мы болтали о всякой ерунде, глотали червивку, грызли яблоки и бросали огрызки в раскрытое окно, но, в один прекрасный момент в окне появилось улыбающееся лицо бабушки, которая хотела что-то сказать нам. И надо же было в этот момент кому-то из нас бросить в окно огрызок. Что тут началось?

Марк вместе с Попом тут же смылись, объяснив потом, что главное, чему их научила служба в армии, это вовремя делать ноги. Но это их не спасло. Не спас этот демарш от постоя и бабушку. Ей, конечно, было обидно получить огрызком в лоб из собственного окна, но шум она подняла, чтобы нас переселили от неё куда-нибудь. Не вышло. А нас, всех бабушкиных постояльцев, на следующий день повели на суд. Нам объяснили, что за такие дела надо исключать из института, комсомола и чего-то там еще, но мы-то понимали, что сразу десять человек ниоткуда не исключат, а выявить зачинщика не получится. Так и вышло. Нам назначили штрафные работы в славном армейском стиле – чистку сортиров.