Взгляд с обочины 2. Хисиломэ

Тьелпэ кивнул снова, сосредоточенно глядя на заготовку. Призма была неправильной, сплюснутой, и вместо шара из неё можно было вырезать разве что продолговатое яйцо.

– А если двояковыпуклый?
– И тут же объяснил: - Я просто подумал, что так может быть интересней, чтобы получилось по звезде с каждой стороны.

– Послушай внимательнее примеси.

Объяснять подробнее Куруфинвэ не стал, считая, что по-настоящему научиться чему-то можно только самостоятельно. Феанаро тоже всегда придерживался этой точки зрения – может, иногда даже чересчур.

Оставив Тьелпэ снова задумчиво морщить лоб, Куруфинвэ вернулся к своему камню, взял измеритель. Вот этот кусок с трещиной придётся убрать, но всё равно камня должно хватить на несколько бусин.

– Так она была бы двенадцатилучевая, да? Если бы призма была правильной и включения – равномерными.

Куруфинвэ обернулся к улыбающемуся Тьелпэ. Кивнул:

– Да.
– Поколебался, но положил сапфир на стол рядом с инструментами и вернулся к сыну. Взял его заготовку.
– Смотри, чем выше будет купол, тем ярче звезда. Но и тем меньше. Поэтому будем делать примерно так, - он показал пальцами высоту.

Тьелпэ посмотрел с сомнением:

– Я в Форменосе видел почти плоские кабошоны со звёздами. Яркими.

– Тёмные?

– Да, почти чёрные.

– На таком фоне звезду видно всегда. А светлый или прозрачный камень нужно делать глубже, чтобы цвет был насыщенней.

Пока он говорил, Тьелпэ успел глянуть ему за плечо, заметить камень на столе.

– А это что будет?

– Тебе своей работы мало?
– Куруфинвэ недовольно нахмурился.
– Или мои объяснения не нужны? Не отвлекайся.

Тьелпэ кивнул и собирался уйти обратно к станку, как дверь в мастерскую открылась, пропуская холодный ветер, дождь и Тинтаэле, который так и замер на пороге, оглядывая мастерскую из-под капюшона. Этому-то что надо? Кто-то из мастеров послал? Снова какое-то сверхважное дело, которое никак не ждёт хотя бы до конца ливня? Тинтаэле молчал, и Куруфинвэ уже собрался его окликнуть, но Тьелпэ успел раньше:

– Что ты хотел?

– Ничего вообще, - Тинтаэле, наконец, сообразил закрыть дверь и вытер мокрое лицо мокрым же рукавом.
– Ты же сам сказал прийти после ужина, а в шатре тебя нет, и… А можно посмотреть, как вы камни граните?

– Нельзя.

К Куруфинвэ обернулись оба. Тинтаэле — удивлённо, а Тьелпэ… Со своим любимым каменным выражением. Ну вот ещё только детских капризов не хватало сегодня.

– Я сказал, нельзя, - ещё резче повторил Куруфинвэ.
– Значит, выйди отсюда и закрой дверь! Свою работу сделать не могут, зато на чужую надо посмотреть?

Последнюю фразу он адресовал уже закрывшейся двери. Обернулся, натолкнувшись на бесстрастную физиономию Тьелпэ и рявкнул:

– Что? Ты уже закончил?

– Нет.

Тьелпэ молча вернулся к станку, сменил диск, и какое-то время Куруфинвэ смотрел, как он обтачивает пояс за поясом на будущем куполе кабошона, думая, надо ли что-то сказать. Но сын всё делал правильно, привычными движениями подставляя камень к диску то одним боком, то другим и смачивая водой с абразивом. Придраться было не к чему, так что мастер просто вернулся к своему столу.

Покрутил в руках камень. Уже можно было бы резать на бусины в первом приближении, но ножовкой это долго, а станок они собрали всего один, и до сих пор не было повода думать, что этого окажется недостаточно. Так что камень Куруфинвэ отложил и достал из ящичка таблицы, в которые ещё Феанаро заносил готовые данные по углам преломления света в разных минералах и рекомендуемые углы схождения граней. Обычно они сильно упрощали работу мастера, но Куруфинвэ только пролистал их и положил на место. В этот раз он не гнался за блеском и игрой света. Скорее, наоборот, хотел позволить свету проходить насквозь беспрепятственно, насколько это возможно. И проследить, чтобы цвет получился равномерным. Так что вместо таблиц мастер придвинул к себе восковую табличку, несколькими штрихами набросал будущую форму бусин и принялся подсчитывать углы, подумав мельком, что, может, и зря прогнал Тинтаэле. Но не звать же теперь обратно.

Какое-то время работали молча. Как всегда, работа вытеснила из головы лишние мысли, а вместе с ними и раздражение. У Тьелпэ, видимо, тоже – обижаться он передумал, если и собирался. В очередной раз поменял диск на новый, мягче, а когда надоело размеренно водить по нему камнем, спросил:

– Это всё для правителей синдар будет?

– Для Эльвэ.
– Куруфинвэ поднял голову от таблички, погрыз палочку для письма.
– Когда-нибудь к нему нужно будет ехать.

– А почему до сих пор не поехали?

– Потому что пока рано. Там слишком много неизвестных, а ошибиться мы не имеем права.
– Вздохнул, дописал ещё пару цифр.
– Но и тянуть слишком долго не следует…

Про себя он додумал, что иначе эта же светлая мысль может прийти в голову другим, но Тьелпэ, видимо, думал о том же самом.

– Разве нам не нужно успеть к нему раньше, чем Нолофинвэ?

– Успеем.
– Куруфинвэ отложил табличку с готовыми уже расчётами и обернулся.
– Кстати, они подарили карту. Побольше той, что оставил Эндир.

– Подробную?
– Тьелпэ тоже поднял голову от круга.
– Есть что-то неожиданное?

– Да. Нет.
– Улыбнулся.
– То есть, я ещё не рассматривал подробно. И ещё несколько книг, так что теперь можно серьёзно заняться их языком. Хотя кое-что я уже и так понял. Можно проследить определённые закономерности, они почти всегда соблюдаются. И зная, как меняются слоги, можно предположить, как будет звучать слово на их языке.

Некоторые, самые очевидные соответствия Тьелпэ тоже успел заметить, оказывается, – вроде того, что местные моментально переиначили “Хисиломэ” в “Хитлум”, - но с ходу он закономерностей не видел. Однако шлифовка хотя и требует внимания, но голову обычно оставляет свободной: нижний пояс оставить вертикально, остальное срезать под 45 градусов, следующий пояс – опять срезать вдвое, и так пока не выйдешь на плоскость на макушке. Потом сменить стальной круг на оловянный, сточить грани между поясами и начать зашлифовывать в купол, ничего не пропуская и нигде не задерживаясь, чтобы на кабошоне не получилось бугров или плоских участков. При должном навыке это занятие особо не занимало мысли, и через несколько минут Тьелпэ опрометчиво спросил, почему “лаурэ”, золото, на синдарине внезапно “глаур” – и Куруфинвэ охотно принялся объяснять, что в старом квенья, ещё у Куйвиэнен, это “г” в начале было, просто в современном квенья оно утратилось, а в телерине и синдарине, оказывается, – нет. Так что “Макалаурэ”, например, на синдарин должно переводиться как “маг” (от “мака”) + “глор” (от “лаурэ”), но авари, похоже, тоже не любят удвоенных заднеязычных и выбрасывают одну для благозвучия. И это ещё не самое интересное, некоторые слова меняются и вовсе до неузнаваемости…

Участвовать в обсуждении Тьелпэ, разумеется, не стал. Кивнул только, дослушав, и Куруфинвэ с лёгким разочарованием подумал, что действительно, лучше уж с Макалаурэ о языках поговорить. Посетовал только вслух, что материала пока недостаточно, сложно определять закономерности.

– Можно послов расспросить, - неожиданно ожил Тьелпэ.

– О чём? Ты думаешь, мне повезло, и кто-то из них интересовался чередованием гласных?
– Выразительно хмыкнул, показывая всю свою веру в подобные совпадения.
– Лучше я книги их почитаю.

Тьелпэ не стал спорить.

– Они у нас надолго?

Куруфинвэ пожал плечами.

– Надеюсь, нет. Как я понял, скоро шторма начнутся на море, и они хотят успеть уплыть.

– После того, как съездят к Нолофинвэ?

Вопрос разом напомнил о приятном. Куруфинвэ положил табличку с проверенными уже три раза расчётами, отвернулся к окну, слушая, как дождь барабанит по пузырю. Качнул головой.

– Нет, к Нолофинвэ они не поедут. Я надеюсь, у Макалаурэ хватит ума хотя бы в этом их убедить!