Взломщик устриц
Шрифт:
Люсьен с отцом привезли из Алжира одно словечко — мектуб, судьба. Теперь у них всё судьба — результаты футбольных матчей, рак груди у соседки, победа на президентских выборах Валери Жискар д’Эстена [51] . Но Люсьену не по душе мектуб угольной печи, которую будут менять. Он еще раз говорит об этом отцу, забираясь на свой драндулет. Люсьен налегал на настойку горечавки, которая бьет по мозгам покруче водки. Он сворачивает еще одну сигарету, чтобы покурить по дороге. Еле на ногах держится. Перед уходом он еще раз сходил на кухню погладить свою печь. Если бы эта старушка могла говорить, то рассказала бы про бесконечные закуски, стейки с луком-шалотом, лягушачьи лапки… Про обожженные руки этих двух мужчин, про то, как в ее нутре трепетало пламя, нагревая кастрюлю
51
Президент Французской республики в 1974–1981 годах.
Печь демонтировали к полудню. Рабочие говорят, что «такого чугуна уже давно не производят». Когда нашу печь устанавливали, эти парни только-только появились на свет. Отец с Габи начали отмывать кухонные стены, чтобы потом их покрасить. Люсьен не показывался.
— Бензин закончился, — пошутил его брат.
Все знают, что Люсьен не хочет видеть, как увезут его печь.
Я начал делать шашлыки на заднем дворе. Пока пилил виноградную лозу, даже вспотел. Ты мне объясняешь, что лучше лозы для гриля не придумаешь.
— Остальное ты все умеешь, надо полагать, раз стал за лето поваром, — говоришь ты и возвращаешься к работе.
Ты улыбаешься. Вчерашняя злость улетучилась. Я вне себя от счастья. Я крупно нарезал свинину. Я так яростно кручу сушку-карусель для зелени, что капли воды орошают стены. Крошу зеленый лук. Стол накрыт. Пока все идет хорошо. Ты, Габи и рабочие устраиваетесь на аперитив. Ты сидишь во главе стола, смотришь, как я готовлю, похрустываешь орешками, потягиваешь понтарлье [52] , но в процесс не вмешиваешься.
52
Традиционный 45-градусный аперитив на основе аниса. Употребляется разбавленным водой.
Я раскладываю куски свинины на решетке. Переворачиваю слипшийся картофель. Слышу, как шипит стекающий с мяса жир, падающий на угли, но когда я оборачиваюсь, то вижу, что мясо подгорает. Я перекладываю его подальше от углей. Снова переворачиваю картофель, некоторые картофелины с одного бока обуглились, а с другого остаются сырыми. Я ищу тебя глазами, но ты сразу же заводишь разговор с сидящим рядом человеком. Я сдабриваю зеленые листья салата уксусной заправкой и ставлю салатницу на стол, надеясь выиграть еще немного времени, пока все закусывают. Но ты специально спрашиваешь у рабочих, хотят ли они салат до или вместе с мясом. Они основательно проголодались и требуют свинины, да побольше. Это полный провал! Ты это прекрасно понимаешь, но и пальцем не шевельнешь, чтобы мне помочь. Куски свинины пригорели, а внутри не прожарились, картошка слиплась или осталась сырой. Рабочие хвалят, но это они из вежливости. Ты ковыряешься в тарелке ножом и иронично улыбаешься:
— Ладно, сгоняй за сыром, доедим салат.
Я мчусь на кухню, ты идешь за мной. Мне ужасно стыдно. Ты обнимаешь меня за плечи:
— Знаешь, кухня дело такое: иногда все идет отлично, а иногда — так себе, если не с той ноги встал. Я видел, как ты старался. На ошибках учатся. Главное, не забрасывать.
Рабочий приваривает трубы, чтобы подвести газ к новой плите. Люсьен наконец-то появился. Он наблюдает за происходящим, и его лицо еще бледнее, чем обычно. Рабочий одолжил мне защитные очки, чтобы я мог смотреть, как он работает. Он включает паяльник — тот искрится — и подносит пламя к трубе. Когда он приваривает металлическую трубу, на меди танцуют голубые огоньки. Он называет это «припоем». Есть такие слова, приятные слуху, например «пропылить» мясо, когда его чуть посыпают мукой, «пассеровать» ракообразных, когда их быстро обжариваешь на очень горячей сковороде, тогда они становятся яркими, оранжево-красными, «взбивать» соус лопаткой, чтобы не образовалась жирная пленка. Обожаю, когда ты называешь кухонные комбайны «чучундрами» и требуешь «принести то, не знаю что», если что-нибудь ищешь. Когда мы все вместе готовим, ты нам часто повторяешь: «Не передержали?» В твоем словаре «передержать» означает много чего — что-то прилипло ко дну кастрюли, что-то подгорело на сковороде, или слишком сильный огонь, или комки в блинном тесте… «Передержать» — это самое ценное слово,
которое ты мне подарил.Мы вчетвером — ты, Люсьен, Габи и я — рассматриваем новую плиту.
Ты пафосно произносишь:
— Надо ее обкатать.
Габи прыскает:
— Плита — она как женщина или ружье. Невинна до первого раза.
На эмаль бежевого цвета производитель прикрепил табличку с гравировкой «Реле флери». Ты налил воду в кастрюлю и поставил на газовую конфорку. Ты уверен в себе:
— Нагревается все-таки побыстрее.
Ты зажигаешь плиту, скребешь ногтем по чистейшей поверхности. Люсьен держится на расстоянии, руки сложил на груди. Ты просишь, чтобы он приготовил песочное тесто. Я вынимаю косточки из слив. Ты покрикиваешь, потому что я работаю недостаточно быстро.
— Ты точно ничего не забыл? — шепчет Люсьен.
Я рассматриваю красиво разложенные плоды разломом кверху. Что же?
— Манку поверх теста, чтобы сок от фруктов впитался. А то пирог можно будет отжимать, как половую тряпку.
Я убираю сливы, насыпаю на тесто тоненький слой манки, кладу сливы обратно и посыпаю сверху рафинированным сахаром.
Ты ужасно подпеваешь Брассенсу, который поет «Песню для жителя Оверни». Ты весел настолько, насколько мрачен Люсьен. Ты отправляешь меня в подсобку за картошкой. Но я слышу вашу сварливую перебранку. И это пройдет. Вы же как старая семейная пара, которая ссорится, когда смотрит телевизор, но начинает беспокоиться, когда один из супругов долго сидит в туалете.
Ты открываешь духовку:
— Передай сахар, пусть сливы еще подрумянятся.
Ты вынимаешь пирог из духовки. Сливы стали совсем коричневыми.
— Как будто на солнце пересидели, — рискует Люлю.
— А ты и доволен, это же все мой газ!
Мне кажется, что я такой же мужчина, как и они, хотя я голых женщин видел пока только на страницах «Лесбийской оргии» — порноромана с фотографиями, зачитанного до дыр всеми ребятами в летнем лагере. Ты делишь на троих кусок пирога и немного расто [53] . В одной руке я держу сковородку, в другой — стакан. После слив вино кажется терпким. Мне жарковато, но я чувствую себя сильным, мне приятно, что меня считают своим на кухне. Но вдруг сердце сжимается от грустного чувства — я хотел бы, чтобы мама была с нами, звала нас «мои мальчики», чтобы ты называл ее «моя интеллектуалка» и наливал шампанского. Я повторяю за тобой движения, переворачивая драники.
53
Сухое красное вино, которое производят на юге Франции.
Ты поворачиваешься к Люсьену:
— Слушай, сделаешь омлетик с грибами, ты же привез грибы? — И прерываешь меня: — Пошли.
Мы идем со стаканами на задний двор, садимся за стол. Ты сильно затягиваешься, выпускаешь дым в темноту и говоришь:
— Пусть Люлю поготовит, он должен привыкнуть к новой плите. — Замолкаешь и отпиваешь глоток вина.
Появляется Люсьен, несет омлет.
— А стол, бездельники! Я еще и накрывать должен? — смеется он.
Ты велишь ему обождать.
— Жюльен, принеси багет и нож, будем по-простому, как в Алжире. Режешь хлеб, руками берешь омлет… Помнишь, Люлю?
Люсьен кивает и подливает вина. Я вижу, что тебе стало легче: Люлю и газ найдут общий язык.
К барной стойке подошла молодая женщина. Представилась. Она продает Всемирную энциклопедию. Николь вежливо слушает, листая том в красной обложке. Ты наблюдаешь за ними через окошко для подачи. Потом выходишь из кухни и предлагаешь молодой женщине присесть и рассказать об энциклопедии. Ты переворачиваешь страницы и киваешь. Обнаруживаешь, что спартанцы пили кровь свиней и уксус. Морщишься. Я тоже листаю энциклопедию, мне интересно, но иногда я на вас поглядываю. Она просит у тебя сигарету. У нее очень короткие светлые волосы. Ты спрашиваешь, сложно ли вот так ходить и продавать книги. Она отвечает, что люди с ней любезны, но покупают мало.
Ты смотришь на меня:
— А ты что думаешь о Всемирной энциклопедии?
Я говорю:
— Вещь! — И продолжаю читать.
Ты:
— Отлично.
Молодая женщина расслабляется:
— Значит, берете мою энциклопедию, да?
Ей хочется поговорить. Она рассказывает, что пытается вернуться к учебе. А энциклопедия — чтобы на что-то жить и растить ребенка. Она — девушка-мать, тогда так называли матерей-одиночек. Отец ребенка как появился, так и исчез, наобещав ей с три короба. Она показывает фотографию своей дочурки. Ты улыбаешься. Уже поздно, она должна идти забирать ребенка, с которым сидит бабушка. Ты закрываешь ресторан, словно точку ставишь.