Взрывное лето. Сюита для убийцы (сборник)
Шрифт:
– А? Как фасон держит парень? – шепнул мне Самойлов.
– Молоток, – согласилась я.
Спецназовцы тем временем споро надели на бандитов наручники. Авдеев все еще пытался сопротивляться, но ему дали пару раз по морде, и он перестал дергаться, только глазами сверкал и матерился. Одного из ребят автоматная очередь все-таки зацепила. К счастью, легко – пуля пробила мягкие ткани плеча. Парня бинтовали, а он шипел от боли и злобно косился на лежащего без сознания Тарасенко.
– Веня, – забеспокоилась я, – а что это твой крестник до сих пор в себя не пришел? Ты его не пришиб часом?
– Да
Подъехала машина для перевозки арестованных. Сюда же водитель подогнал спецназовский «УАЗ». Витя пошел распорядиться погрузкой, а я разглядывала Авдеева. Все-таки уши у него здорово оттопыренные. Не как у Чебурашки, конечно, тут я была не права, но все равно сильно.
Витя тем временем поговорил о чем-то со спецназовцами, кому-то пожал руку, кто-то похлопал его по плечу, и ребята полезли в машину. Еще через пару минут «воронок» с «УАЗом» уехали, и на пустыре остались мы втроем.
Витя подошел к нам и открыл было рот, но я остановила его:
– Подожди, я сказать хочу, – повернулась к Веньке и продолжила: – Товарищ Ярославцев, в присутствии вашего начальства хочу выразить благодарность за спасение моей жизни.
Потом махнула рукой и сказала проще:
– Веня, я хочу сказать, что, если бы не ты, эта скотина меня бы пристрелила… Спасибо.
Ярославцев выпрямился, подобрался, ответил неожиданным басом:
– Нормально. Служба у нас такая.
Губы его дрогнули, он быстро отвернулся и пошел за дом, к машине.
– Да-а. Ты представляешь, Таня, сколько лет он эти слова перед зеркалом репетировал? – тихо сказал Витя, глядя ему вслед.
Пиццу я испекла огромную, есть у меня специальная сковорода – полметра в диаметре. Щедро положила в начинку грибов, один большой клин выложила зелеными оливками. Витя их очень любит, а Андрей, наоборот, на дух не переносит. Рассчитала время так, чтобы привезти ее в больницу еще горячей.
Когда я вошла в палату, оказалось, что в кои-то веки ребята успели раньше меня. Андрей сидел на кровати, а Витя с Венькой устроились по обе стороны от него и оживленно пересказывали вчерашние, точнее, сегодняшние, ну в общем, ночные события.
– О-о! – Андрей первым заметил сковородку у меня в руках. Пришлось везти пиццу в ней, иначе она бы просто сломалась. – Теперь я точно вижу, что дело закончено. Раз Танька до кухни добралась, значит, всех повязали!
– Все-то ты про меня знаешь, – усмехнулась я и, кивнув на тумбочку у кровати, попросила Самойлова: – Витя, освободи жизненное пространство.
Он быстренько смахнул все с тумбочки, я застелила ее специально прихваченной большой салфеткой и торжественно выложила свой кулинарный шедевр. Вынула из кармана перочинный ножик, положила рядом.
– Режьте сами, кому как нравится.
– А по капельке? – спросил Андрей.
– Ты что! – ахнула я. – Из него только что две пули вынули, а он туда же.
Самойлов и Ярославцев переглянулись.
– Вот-вот, – глубокомысленно промолвил Витя. – Тебе лечиться надо.
– Ну, вырастил смену! – возмутился Мельников. – Я еще понимаю Таньку, она раньше в прокуратуре работала, что с нее
взять. А вас ведь я воспитывал! Оперативники называется! Идут к начальству докладывать об успешном окончании операции и пузырек с собой не захватили! Разочаровали вы меня, ребята. Все, уйду я от вас!– Да ладно уж! – жалобно сказал Витя. – Чего это ты на нас так… – Он влез рукой в свою знаменитую папку и вынул оттуда плоскую бутылочку коньяка. – Чуть что, сразу уйду, уйду…
– А вот это совсем другое дело! – оценил Мельников. – Раз так, то остаюсь. Веня, будь другом, пошарь в тумбочке, у меня там одноразовые стаканчики должны быть.
– Ребята, вы что, – пыталась я спорить и остановить это безобразие, пока Ярославцев возился в тумбочке, отыскивая стаканы. – Андрей, ты же в больнице, тебе нельзя!
– Ладно тебе, Таня, по наперстку ведь! Ты оцени, такая махонькая скляночка на троих мужиков, – миролюбиво успокоил меня Витя. – Ты не думай, мы и тебе нальем.
– Мне нельзя, – твердо отказалась я. – Я за рулем.
– Нельзя так нельзя, – согласился Самойлов. – А нам не только можно, но и нужно, – и разлил все, что было в бутылке, в три стакана. А мне налил сока папайи.
– Именно, – поддержал его Андрей. – Коньяк врачи очень даже рекомендуют для расширения сосудов. Нет, Танька, ты сама подумай, такое дело свернули, грех же не выпить! – Он поднял свой стаканчик. – Вот выйду я из больницы, мы еще соберемся и как следует отметим это дело. Ну, за присутствующих здесь дам!
– За тебя, Таня! – поддержал его Самойлов.
Ярославцев молча отсалютовал мне своим стаканчиком.
Мы выпили и принялись за пиццу. Витя первым вырезал себе кусок с оливками, улыбнулся мне благодарно, передал нож Ярославцеву. Тот не слишком уверенно примерялся сначала отрезать тонкую полоску, потом передумал, лихо отхватил себе здоровенный кусок и сразу начал жевать. Лицо у него стало задумчивым.
– А я из твоих ручек хочу, – нахально заявил Мельников, – так вкуснее.
– Вот и думай, что это: комплимент или безразмерная наглость с твоей стороны, – проворчала я, отрезая и ему небольшой ломоть.
– Эй, а почему мне меньше всех? – возмутился Андрей.
– Так ты же раненый, тебе тяжело большой кусок держать. Устанешь, уронишь еще.
– Конечно, как пиццу есть, так сразу вспомнила, что я раненый. Жадная ты все-таки, Иванова.
– Не говори глупостей, кому, по-твоему, я ее притащила? Съешь этот кусок, отрежу еще.
Себя я тоже не обделила, глупо же сидеть в компании трех жующих мужиков и смотреть на них. Откусила, попробовала… Да, пицца удалась!
Запивали соком папайи. Причем Витя ворчал, что угораздило, дескать, Мельникова предпочитать такую гадость, вот виноградный сок не в пример полезнее и вкуснее.
– Ага, особенно хорошо перебродивший, – поддержала его я.
Наконец мужики наелись, да и пицца закончилась, несмотря на грандиозные размеры. Я собрала крошки, убрала салфетку и выбросила пустые коробочки из-под сока. Даже интересно, почему это, если в мужском коллективе появляется женщина, она автоматически становится «прислугой за все»? А сама виновата, не вспоминай, что ты женщина, не хватайся за уборку.
– Спасибо тебе, Танюша, – прочувствованным сытым голосом сказал Самойлов.