Взрывное лето. Сюита для убийцы (сборник)

Сашка, немного растерявшись, взял мою визитку и тоже сунул мне в руку картонный прямоугольничек. Его карточка была побогаче, с золотыми буквами и голографическим значком. Из нее я узнала, что Желтков Александр Викторович ныне является директором Тарасовской областной филармонии. На обратной стороне та же информация излагалась по-английски. Я поздравила Сашку с достижением столь серьезного поста, но он только горестно махнул рукой.

– Два месяца, как дела принял, а крыша уже в пути. Кстати, о крыше: ты не в курсе, в какой стройфирме можно нанять кровельщиков подешевле, а лучше на халяву?

Пришлось напомнить, что ремонт крыш тоже не входит в сферу интересов частного детектива. После этого разговор вернулся к детским воспоминаниям, но ненадолго. Через пару минут Сашка указал мне на полную даму, увешанную бусами и цепочками, словно девчонка, дорвавшаяся до маминой шкатулки.

– Извини, Танька, мне обязательно надо с ней пообщаться!

– А что ты из нее можешь выдоить? – заинтересовалась я.

– Не груби, это великая женщина. Одно движение ее мизинца – и в фойе новый паркет!

И он двинулся очаровывать великую паркетчицу. В тот вечер я еще несколько раз видела его – он, улыбаясь и солидно кивая головой, беседовал с каким-то невысоким чернобородым мужчиной, потом, взяв под ручку, отвел в сторонку здоровенного парня лет тридцати, больше смахивающего на гоблина, чем на любителя музыки, и долго ему что-то втолковывал. Одним словом, трудился в поте лица. Не то чтобы мне стало его жаль, но я бы такой работы не выдержала, честно!

С тех пор мы не встречались. Так что же случилось такого, что Сашка позвонил мне, причем явно не как другу детства? Может, у него действительно цемент сперли?

* * *

Сашка поджидал на улице, у дверей филармонии.

– Таня, как хорошо, что ты приехала! – Он вцепился в мою руку, словно боялся, что я немедленно поверну обратно. – Пойдем в мой кабинет, там никто мешать не будет, поговорим.

Кабинет у него был средней паршивости. Аккуратный, чистый, явно недавно отремонтированный, но отнюдь не богатый. Несколько цветных афиш на стенах. Мебель того самого типа, который Остап Бендер в свое время определил, как «гей, славяне!». И ничего внушающего трепет, солидного, директорского.

– Ты садись, Танюша, садись, – Саша старательно запихал меня в потертое креслице. – Чаю, может быть, хочешь, так я сейчас распоряжусь.

Н-да, если эта суета будет продолжаться, не скоро мы доберемся до проблемы, которая так тревожит господина директора. Придется применить строгость в сочетании с запрещенным приемом.

– Ша, Цыпочка, – вспомнила я счастливое детство. – Я уже села. А чай я в это время не пью. Поговорим о деле.

– Ты что, Танька, обалдела, – нервно оглянулся он. – Тише ори, не дай бог, кто услышит!

– А ты перестань дергаться. Чего позвал, случилось что-нибудь?

– В том-то и дело, что случилось… Дирижера у нас убили, Танечка.

– Какого дирижера?

– Дирижера нашего камерного оркестра. Мы его вчера похоронили.

Интересно, оказывается, убивают и дирижеров камерных филармонических оркестров. Новое явление в нашем непредсказуемом криминальном мире. Но этих-то за что? Из профессионального любопытства я спросила:

– Занимался политикой, бизнесом?

– Ничем он не занимался, только дирижировал.

– Большой карточный долг?

– Да не играл он в карты!

– Чей-то ревнивый муж?

– Что ты! Мужику под шестьдесят… С женой он давным-давно развелся, но никаких таких связей у него не было.

Стандартные поводы для убийства я перечислила, так что оставались только случаи непредсказуемые, в которых любая фантазия бессильна. И я перестала гадать.

– За что же его тогда?

– Не знаю. Просто так. Убили прямо в кабинете.

– Саша, просто так людей не убивают, – просветила я этого наивного деятеля от культуры. – Если человека убили, значит, он кому-нибудь мешал. Так кому не нравился ваш дирижер?

– Откровенно говоря, – Саша грустно посмотрел на меня, – он не нравился почти всем. Даже мне. Но из-за этого ведь не убивают. А оркестр теперь остался без руководителя.

– Э-э… Сочувствую… прими мои соболезнования… – честно, я просто не знала, что еще ему сказать. – Саш, а меня-то ты зачем позвал? Хочешь, чтобы я отправила венок на его могилу?

– Что ты, – встрепенулся он, – зачем венок, не надо… Таня, ты найди того, кто его убил, а? Понимаешь, самое кошмарное, что это, похоже, кто-то из наших, из оркестра. Представляешь, какая там сейчас обстановка, они все смотрят друг на друга и думают… Таня, найди убийцу! Ты же умеешь!

Честно говоря, от такой наивности я онемела. Как, интересно, он вообще представляет себе нашу работу? Сейчас он даст мне список оркестрантов, и я должна буду ткнуть пальцем в убийцу?

– Сердце мое, – я взяла себя в руки и решила не говорить Сашке все, что я о нем в данный момент думаю. – Боюсь, ты упускаешь из виду пару очень важных моментов. Во-первых, не думаю, что ошибусь, если предположу, что дело об убийстве вашего дирижера уже некоторым образом расследует милиция, так?

– Таня, я поэтому тебя и отыскал! Ты знаешь, что они говорят? Они говорят, что это «стопроцентный висяк»! Что если убийцу и найдут, то только случайно, лет через двадцать. Я не могу ждать так долго, Таня!

– А что, это очень срочно? – То, что в милиции посчитали дело «висяком», не прибавило мне желания браться за дело дирижера.

– Но это же оркестр! Это творческий коллектив! Музыканты знают, что среди них, возможно, есть убийца. Как ты думаешь, они способны творить в такой обстановке? И потом, оркестр без дирижера работать не может. Ну собираются они, пиликают потихоньку каждый свою партию. Но это профанация, оркестр теряет форму!

– Так ты другого дирижера пригласи.

– Да кто ж пойдет? Дирижеры – товар штучный, капризный. И как ты себе это представляешь? Приеду я к какой-нибудь знаменитости и скажу: «Маэстро, у нас тут оркестранты дирижера убили, не встанете ли вместо него за пульт?» А он мне: «С радостью, давно об этом мечтал!» Так, что ли?

– А может, вовсе и не оркестранты?

– Танечка, если найдешь убийцу, да еще и не из оркестра, я… Ну, не знаю… Все, что хочешь, для тебя сделаю!

– Что плавно подводит нас ко второму сложному моменту. Сколько, ты думаешь, стоят мои услуги?

– Так откуда мне знать?

– А стою я, радость моя, двести долларов в день, и скажи спасибо, что я еще не перешла на евро.

– Сколько, сколько?! – полузадушенно пискнул директор филармонии. – Да у меня… да у меня ведущие солисты столько за месяц не получают. Танька, побойся бога!