Взять свой камень

Добежав до опушки, младший сержант снял с плеча автомат.

– Здесь, – переводя дыхание, распорядился он. – Бьем, пока они на открытом месте. Целься по собакам! – и выпустил несколько коротких очередей по торопливо перебегающим поляну немцам. С радостью увидел, как ткнулась в землю большая темной масти овчарка. Разом ослаб натянутый поводок – ее проводник на секунду остановился и упал. Костя тоже открыл огонь и выпустил половину диска.

Немцы залегли и, прикрывая друг друга, начали быстро переползать, стремясь скорее преодолеть поляну. Пули засекли по веткам, выбивали щепки из стволов деревьев, глухо стучали, впиваясь в землю.

– Отходим! – Зверев перекатился в сторону, вскочил и метнулся за толстый высокий пень. Тут же землю, где он только что лежал, взрыла автоматная очередь.

«Ловкие, гады, – подумал Николай, меняя диск в автомате. Передернув затвор, осторожно выглянул, ища глазами Крылова. – Где он?»

Радист, пригибаясь и волоча по земле прихваченный за лямки мешок Егорова, подбежал к младшему сержанту.

– Давай к валунам, – приказал тот. – Оттуда прикроешь меня. В случае чего… в общем, не тяни, уходи!

Костя кивнул и пополз. Немцы заметили, захлопали выстрелы карабинов, затрещали шмайссеры. Зверев в ответ застрочил из автомата, веером выпуская очередь за очередью. Услышав, как сзади застучал ППШ радиста, пополз к нему.

Сбоку полоснули очередью. Николай вдруг почувствовал, что плохо слушается левая рука – ее словно перебили палкой. Сначала возникло недоумение – неужели ранили? – потом появилась тупая боль, и вот она уже взрывалась пульсирующими толчками, и левая рука повисла плетью, стала тяжелой, неуклюжей, страшно неповоротливой. А по рукаву маскхалата потекла кровь, набухая на ткани темными маслянистыми потеками. И жгло, жгло в руке! Словно каленым железом приложили.

«Не уйдем, – понял младший сержант. – Зажмут нас немцы. Они просто обошли Егорова, оставили группу для его захвата или уничтожения, а остальные пошли дальше. Грамотные, сволочи, умеют воевать… Теперь они постепенно окружат нас, чтобы не дать вырваться».

Из-за валунов зло огрызался в ответ на выстрелы немцев автомат радиста. Дотянув наконец до надежного укрытия, Зверев зубами разорвал индивидуальный пакет, стянул руку.

– Ранен? – повернулся к нему Костя и побледнел, увидев левую руку младшего сержанта.

– Стреляй! – заметив в его глазах испуг, сердито прикрикнул Николай. – Не то обойдут они нас и обложат, как медведя в берлоге.

Перевернувшись на живот, он тоже дал несколько очередей. Потом, устроившись поудобнее, слегка толкнул Костю ногой:

– Уходи! Надо спасти рацию. Выйдешь на связь, все передашь. Это приказ. Уходи! В болотах отсидись! И носа пока не высовывай.

– Я не пойду один, только вместе.

– Рядовой Серый! – зло прошипел Зверев. – Я приказываю уходить! Слышишь? – он немного сбавил тон. – Стреляют справа и слева… Это они патронов не жалеют, дают своим знать, где находятся. Скоро замкнут кольцо, и уже не вырвешься… А я не добегу, – криво улыбнувшись, Николай с трудом пошевелил раненой рукой, морщась от боли. – Куда мне теперь… Выполняй приказ! И… если будешь дома, напиши моим, тебе дадут адрес. Как людям напиши, а не казенную бумажку… Ну, чего ждешь? Давай, пока они не навалились всем кагалом!

Расширенными глазами глядя на него, Костя попятился, отползая назад.

– Быстрее! – сердито поторопил младший сержант, дав очередь по немцам. – Давай, уходи!

– Рус! Сдавайся! – послышалось со стороны поляны.

– Мешки брось! – крикнул Зверев, отвечая на предложение сдаться очередью из автомата.

Послушно выпустив из рук лямки вещмешков, радист, согнувшись, побежал в лес, задыхаясь и глотая слезы злости, обиды и яростного бессилия. Что он может? Только бежать от врагов.

За его спиной грохнул взрыв гранаты, снова застрочил автомат Зверева. Откуда-то сбоку вдруг вывернулся немец, но Костя успел выстрелить первым. Врага согнуло пополам, и он ткнулся в траву.

Сзади опять грохнуло, и Крылов припустил быстрее, почти не скрываясь. В стороне, за деревьями, вновь мелькнули чужие мышастые мундиры. Костя дал по ним очередь из автомата, почувствовал, как сильно ударило в спину, там, где в мешке висела упакованная рация. Споткнулся от этого удара, еле удержался на ногах, побежал дальше, напряженно прислушиваясь к звукам боя за спиной и надеясь, что Зверев все-таки выкарабкается, сумеет отбиться, догонит.

Неожиданно земля ушла из-под ног, и Костя, даже не успев вскрикнуть, полетел в темную пустоту, больно ударившись обо что-то твердое головой и плечом…

Когда он пришел в себя, наверху, где между ветвей низкорослых кустов виднелось серое небо, раздавались чужие голоса. Шума боя больше не слышно, немцы прочесывали лес, возбужденно перекликаясь.

С трудом поворачивая болевшую от ушиба голову, Костя обнаружил, что лежит в глубокой яме, по краям заросшей кустарником и высокой травой. Сбоку вылезли толстые корни старой сосны, а под ними воды вымыли некое подобие ниши – узкой и грязной.

Чужие голоса приближались. Протиснувшись между корней, Костя весь сжался, вдавливая спину с горбом вещмешка в земляную нишу. Выставил в сторону голосов ствол автомата и затаился, положив палец на спусковой крючок.

Неужели он остался один из всей группы? Больше не стреляли, а это значило, что и Николая Зверева уже нет. Они все надеялись на него, на Костю Крылова, надеялись, что он передаст в центр радиограмму, чтобы там, в Москве, знали о постигшей группу неудаче и могли вовремя принять нужные решения. Наверное, командир – их суровый капитан – не зря постоянно напоминал, что время не ждет. Поэтому Костя обязан выжить и отправить радиограмму, выполняя последний приказ погибшего капитана. И он его обязательно выполнит и все передаст в центр…

Наверху зашуршала трава, голоса немцев стали громче, на краю ямы, заслоняя свет, мелькнула чья-то тень. Костя пожалел, что сразу не достал оставшуюся у него гранату, не догадался положить ее за пазуху, как это сделал Егоров, но теперь уже поздно. Если бы еще как следует понимать, что там говорят немцы!

– Здесь его нет, – заглянув в яму, заметил унтер-офицер и сплюнул. – Готов держать пари на десять марок.

– Почему вы так уверены? – вглядываясь в сумрак внизу, спросил один из стоявших рядом солдат.

– Цветы… и грязь! – усмехнулся унтер, показывая пальцем на колокольчик, росший на дне ямы. – Если бы он сюда спрыгнул, то непременно сломал бы цветок и оставил следы в грязи. А их нет! Пошли дальше, не мог же он взлететь на небо…

Слово «цветы» Костя понял и поглядел на колокольчик – каким чудом он умудрился не сломать его? Это так и останется тайной, но простенький лесной цветок, нежно-лиловый, с хрупкой резной головкой, доверчиво поднятой к свету, спас ему жизнь…