Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
<…> Основа для меня ясна. Она та же, что мы делаем. Должен быть Христос —любовь, должно быть дело — работа, должна быть Россия — вся ее живая красота и сила. <…>
263. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн [1023] <11.02.1911. Москва — Тифлис>
11. 2. 1911. ТИФЛИС ДИДУБЕ ЭРН
– ОПРАВДАН-
264. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <12.02.1911, Москва — Тифлис>
12 февраля 1911 г.
<…> Вчера отправил тебе телеграмму, а сегодня, только что встав (в 12 часов!), сажусь тебе за письмо. Прости, что не писал тебе эти дни. Во-первых, бегать пришлось неимоверно (для суда), во-вторых, ты знала мое основное настроение и отношение к суду, т.е. о чем было еще писать, когда вся наша жизнь ставилась на карту <…> Теперь это все уже в прошлом, но как тяжело было вчера. Этот суд совсем не был похож на прошлый. Когда я приехал с Булгаковым (настолько неимоверно волновался), Сытин [1024] просил меня: "Уезжайте, сегодня такой состав суда, что мы пропадем!". Но я уже заявился судебному приставу и кроме того твердо решил или сесть, или кончить эту канитель неопределенности и ожидания. Сытин был готов подействовать на пристава "по-своему" [1025] , но я настоял. Председательствовал не Разумовский, а Циммерман. Тот был красив и корректен, а этот сущая обезьяна, к тому же рамолли [1026] . Но это было бы еще полбеды. Рядом с Циммерманом сидел Шадурский [1027] , человек, по рассказам, чудовищно и сладострастно жестокий. Я рассказам не очень верил, но с первого же взгляда на Шадурского почувствовал, что все, что говорили о нем, правда. Он вошел в залу суда, нагло улыбаясь и цинически презрительно глядя на нас всех, как на какую-то шушеру. А на меня и Сытина он смотрел сладострастно, как гастроном на двух жирных устриц, сейчас долженствующих очутиться в его желудке. Во все продолжение разбирательства он непрерывно вмешивался, поддевал вопросами, нагло старался внедрить в сознание судей, что мы просто ловкие жулики. Он протестовал против рассмотрения судом моих сочинений (прокурор не протестовал), протестовал против прочтения отзыва Лопатина, словом, вел себя самым неистовым и, главное, активным образом. Вместо простого разбирательства и вникания в сущность дела, как было в прошлый раз, получилась ожесточенная, внутренно напряженная борьба. В этой борьбе стушевалось даже показание Булгакова, и несомненно сыграл большую рольотзыв Лопатина, который мы решили захватить на всякий случай. Фальковский [1028] говорил недурно, но не в нем было дело, а в чем-то другом. Из семи судей (три
1023
Архив Эрна, частное собрание. Телеграмма из Москвы в Тифлис.
1024
В.Эрн проходил по одному делу с издателем И.Сытиным, который писал в своих воспоминаниях: "Другая брошюра — под названием "Что нужно крестьянину" — тоже послужила поводом к возбуждению дела <...> причем на скамье подсудимых сидел уже не только я, но и автор брошюры, молодой ученый В.Ф.Эрн.".Сытин И.Д.Жизнь для книги. Страницы пережитого. М., 1962, с.144.
1025
По-видимому, дать взятку.
1026
выживший из ума (фр.) .
1027
обвинитель на процессе Эрна—Сытина.
1028
Фальковский Е.А., присяжный поверенный, возглавлял нелегальную марксистскую студенческую фракцию в Московском университете; на данном процессе — адвокат В.Эрна
Без двадцати три (дело началось в 11ч.) судьи наконец удалились для совещания. И представь, совещались почти два часа. Мне непосредственно чувствовалось, что Шадурский агитирует и действует. Когда после часового напряжения они все еще не выходили, служитель пошел подсмотреть и увидел, что завтракать они давно кончили и усиленно заняты обсуждением. У бедного С<ергея> Н<иколаевича> глаза ввалились от волнения и напряжения. Тесленко [1029] определенно говорил, что будет осуждение, я внутренно молился, и вдруг половина пятого выходит суд и объявляет нас по суду оправданными. Вот уж стало легко! <…> У меня было такое чувство, что я проскочил над бездной <…>
1029
Адвокат Сытина.
265. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке [1030] <13.02.1911. Москва — Симбирск>
13 февраля 1911 г. Москва.
Дорогой Александр Сергеевич!
В начале марта вернется Григорий Алексеевич, который уже выздоравливает, и тогда рукопись будет Вам послана. Она, конечно, цела, но все бумаги у него под замком, и, если вы будете настаивать, я попрошу А.С.Петровского произвести это расследование, но лучше, если можно, подождать.
Мой приятель — Волков из Нерви уже возвратился, поправившись.
1030
РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, л.134. В Симбирск.
О переводе для Вас буду думать, но очень трудно, разве только счастливым случаем может попасться, по естествознанию-то особенно трудно мне. Я все-таки буду ждать от Вас статьи о Соловьеве, хотя то, что Вы сообщаете о своей занятости, к тому не располагает. Но ведь статья м<ожет> б<ыть> и невелика, и в немногом можно сказать многое. Напишите, как же устроились с поездкой жены, и не могу ли я быть полезен для Вас?
Бонны и гувернантки здесь сосредотачиваются в евангелическом Чеим-е хотя и трудно бывает сделать выбор. В Крыму потеплело, и через некоторое время, когда пройдет таяние снегов, можно и туда поехать или на Кавказское побережье. На Ривьере с апреля уже, как слышал, жарко.
Напрасно Вы стыдитесь своего святочного письма, я изведал то состояние, когда душа раскрывается от ужаса и боли, и могу понять. Эрна оправдали и по последнему процессу. Ваше приветствие передал ему. Он прихварывает, надеется на командировку. Христос с Вами!
Ваш С.Б.
266. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн [1031] <13.02.1911. Москва — Тифлис>
13 февраля 1911 г.
Моя милая, золотая, ненаглядная девочка!
Во-первых, нежно целую тебя за все твои письма. Во-вторых, нежно обнимаю тебя за то, что ты моя самая любимая и хорошая девочка. Ах, радость моя, как мне стало легко! Ночью во сне душил меня кошмар, и вдруг я проснулся и увидел, что это только сон, пустой призрак, а в комнате, то есть в жизни моей, светит яркое доброе Солнце. Ты подумай, если правда только, что писал Радлов о командировке, какая радостная даль расстилается перед нами. Ущелье, мрачное, угрожающее кончилось, и мы можем спокойно наслаждаться открывшимися панорамами. Господи! Только бы сбылась теперь моя мечта! Только бы увести тебя подальше от простуды и холода. Пожалуйста берегись! Не выходи пока не станет совсем хорошо. И пока не настанет совсем хорошая погода. Я очень рад, что Елизавете Лазаревне [1032] и Карлюке [1033] лучше. Дай Бог им здоровья! Принеси Вольване [?] самое искреннее мое извинение за то, что я не поздравил ее вовремя. Поздравляю теперь и душевно желаю ей счастья. Я все время держал в голове, что нужно послать телеграмму, но десятого был канун моего дела и день моего чтения [1034] , и у меня совершенно вылетело из головы, а когда вспомнил, было уже поздно.
1031
Архив Эрна, частное собрание. Публикуется по автографу.
1032
Векилова Елизавета Лазаревна, теща В.Эрна.
1033
Векилов Георгий Давыдович, брат жены В.Эрна.
1034
Выступление на открытом заседании МРФО памяти В.С.Соловьева.
Соловьевский вечер прошел хорошо. Публики было битком. Ты не верь корреспонденту "Русского Слова", он врет [1035] . Реферат Вячеслава Иванова [1036] был обворожительно хорош и доставил истинное наслаждение. Вот ты увидишь по сборнику [1037] . Моя речь [1038] понравилась многим [1039] . Но особенно дорого мне было услышать слово искреннего одобрения от сестер Герцык [1040] . В день суда, то есть 11-го вечером, все собрались у Бердяевых. Вячеслав уезжал на другой день и нельзя было не пойти. Все мои друзья и знакомые приветствовали мое оправдание шумно. Вечер удался на славу, с большим внутренним содержанием, с интересными разговорами, но без споров. Меня выбрали "председателем" и я заведывал чтением поэтов. Сначала читала Аделаида Казимировна Герцык, затем Бородаевский [1041] и, наконец, Вячеслав. Меня особенно поразила А.К.Герцык, у нее свежее, яркое лирическое дарование и простота выражения почти детская. Все были просто покорены ее чтением. После того, как прочли Герцык и Бородаевский, пришла Маргарита Кирилловна (в первый раз) и очень быстро освоилась с нашим обществом. На другой день она мне высказала свои восторги. Ей очень все и все понравилось. Очевидно ей больше всего понравилось, что к ней отнеслись как к равной, как к человеку, как ксвоей. Л<идия> Ю<дифовна> попросила, чтобы я как председатель еще раз устроил чтение стихов Герцык и Бородаевского, и они читали второй раз, чтобы слышала их и Маргарита Кирилловна. От второго чтения стихи еще выиграли. Я позволил себе кутнуть и возвратился только в два часа. Теперь уже я работаю над статьей о Владимире Соловьеве. Пишу по ежедневным порциям, как в Пятигорске. Радость моя, девочка моя золотая, нежно-нежно и горячо тебя обнимаю. Еще несколько дней, и выяснится командировка. Тогда начнем собираться. Ах, как будет весело ехать! Нежно и горячо тебя целую. Христос с тобой и Иринкой. Нежно целую ручки Люси. Только бы вы были здоровы, когда я приеду. Сердечный, сердечный привет и поцелуй всем.
1035
10 февраля 1911 г. состоялось открытое заседание МРФО, посвященное 10-летию кончины В.С.Соловьева в зале Политехнического музея. В собрании газетных вырезок из архива В.Эрна есть отчет, подписанный инициалами А.П., "Русское Слово", 10.02.1911, где дано краткое одобрительное изложение докладов В.Эрна и Н.Бердяева; выступление Вяч. Иванова названо малопонятным, а доклад А.Блока — "поэтической погремушкой". На вырезке рукой В.Эрна написано: «Очевидно Панкратов». Панкратов Александр Саввич (1872-1922) — журналист, писавший очерки на религионо-общественные темы.
1036
Вяч. Иванов прочел доклад "О значении Вл. Соловьева в судьбах нашего религиозного сознания", который был опубликован //"О Вл. Соловьеве. Сборник первый.".
1037
"О Вл. Соловьеве. Сборник первый. ". М., Путь, 1911.
1038
Вл. Эрн прочел доклад "Вл. Соловьев как философ", который стал первой главой его работы "Гносеология В. С. Соловьева" //О Вл. Соловьеве. Сборник первый. Там же были опубликованы доклады А.Блока "Рыцарь-монах" и доклад Н.А.Бердяев "Проблема Востока и Запада в религиозном сознании Вл. Соловьева".
1039
Интересно сопоставить мнение В. Эрна с оценками других лиц, присутствовавших на вечере.
Вот как оценила М.К.Морозова в письме Е.Н.Трубецкому в Рим прочитанные доклады: "Была масса народа. Недурны были доклады Вяч. Иван<ова> и Бердяева, Блока — ерунда, а Эрна бледно". «Наша любовь нужна России…» ПубликацияА.Носова //Новый мир, 1993, №10, с. 185.
С.Соловьев 18.02.1911 писал А.Белому: "Был вечер Владимира Соловьева в Религиозно-философском обществе. Эрн читал про профессора Введэнского и дэмонов. Вячеслав развел что-то гносеологически-педерастическое."
Из письма Т.А.Тургеневой — А.А.Тургеневой от 11 февраля 1911: <...> Вчера была на торжественном Владимиро-Соловьевском заседании. Вяч. Иванов гнусил, гнусил, я ничего не поняла. Бердяев читал так длинно и так страшно высовывал язык, что я чуть не заснула. Эрн читал очень вежливо и выпил три стакана воды. Потом выел Михаил Иванович, поправил пэнснэ и прочел очень хорошую статью Блока, который не приехал, п<отому> ч<то> свернул себе шею, но что смешно, что в день заседания Мих<аил> Ив<анович>, когда проснулся, не мог повернуть голову, у него сделалось то же самое, но к вечеру прошло. В общем было скучно."
Из п. М.И.Сизова — Андрею Белому от 11.02.1911: <...> Блок заболел и совсем не приедет. <...> Вчера Соловьевский вечер прошел без заметного подъема. Народа было много. Блок заболел и не приехал, его реферат "Рыцарь-Монах" читал я. Были два молодых патера. Они заинтересовались взглядом Бердяева на различие церквей Зап<ада> и Вос<тока> и невозможность их соединения. Различие это он приводил к образам Иоанна и Петра в "Трех разговорах". Они сказали, что различие действительно таково. Сегодня один из них просил <разрешения> прийти к Бердяеву еще поговорить."
Из п. от 12.02.1911 Т.А.Рачинской своему мужу, Г.А.Рачинскому, который в это время находился в клинике нервных болезней в Риге: "<...> Я уверена, что Булгаков, а вероятно и еще другие уже написали тебе о Соловьевском заседании все подробно и основательно. Очень жаль, что не приехал Блок и потому его реферат в чтении Сизова выел менее интересным. Понравися нам Эрн; Вяч. Иванов интересно и довольно понятное читал. Но не было его обыкновенного подъема духа. Бердяев уж очень длинно и не приготовившись, т.е. уж очень тянул и повторялся."
Из п. С.П.Боброва — Андрею Белому от 16.02.1911.: "<...> 10-го в Политехническом музее был вечер, посвященный амяти Владимира Соловьева. Говорили Эрн, Бердяев, В. Иванов, Блок (собственно он не говорил, а читали его доклад, сам он не приехал), я на этом вечере не был, а вох популиш говорит приблизительно следующее: Эрн — бессодержателен был, Бердяев длинновато и больше о себе, чем о Соловьеве, Вяч. Иванов очень интересен. Блок тоже."
Из п. А.С. Петровского — Г.А.Рачинскому от 16.02.1911: "<...> Самым крупным событием был за последние дни приезд Иванова и Солоьевский вечер. Блок был болен и не приехал, реферат его — далеко лучший из всех прочитанных, потрясающий священной правдой и прямотой, поистине достойный и Блока и Соловьева — прочитан был за него Сизовым. Доклад Иванова неважен, вял, разбросан, бескрылый; Эрн очень слаб: роковая неспособность освободиться от гимназических пристрастий, гимназическая же незрелость, злоупотребление "Тремя свиданиями", совершенно беспомощное; затем полуторачасовая речь Бердяева, талантливая, во многом справедливая (напр<имер, в отрицательном отношении к "унии" церквей). Полный зал, полный сбор. ...>"
Из п. М.И. Сизова — Г.А. Рачинскому от 17.02.1911: "<...> Из московских "событий" можно упомянуть лишь о заседании в память Соловьева. Блок не приехал, и его докад читал я. Любопытно: он не приехал потому, что у него такие ревматические боли в шее сделались, что он не мог головы повернуть, у меня накануне заседания та же самая история, и я едва размялся, намазавшись иодом. Особенного поъема не было на заседании. Речь Бердяева заинтересовала двух бывших на нем католических патеров, они подошли к нему после заседания и разговаривали довольно долго. Сказали, что разница между церквами именно та, как он сказал. Один из них был на другой день у Бердяева на дому. Иванов был в Москве недолго, уехал через день."
Все приведенные здесь фрагменты опубликованы //Блок в неизданной переписке и дневниках соврменников. Александр Блок. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. Т. 92. Кн. 3. М. 1982. С.379—381.
1040
Герцык Е.К. и Герцык А.К.
1041
Бородаевский Валериан Валерианович (1874-1923) — поэт, примыкал к "неоклассическому" течению, сложившемуся в рамках символизма, находился под сильным влиянием Вяч. Иванова.
Твой Володя.
267. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой [1042] <14.02.1911. Рим — Москва>
Милая и дорогая,
вконец убит и пришиблен только что полученным твоим письмом до боли, до нестерпимой боли, обидным и несправедливым. Неужели это ты можешь так писать и, главное, так меня понимать! Я совершенно иначе чувствую эти вещи, когда ты одна с глазу на глаз кричишь их в твоей комнате и потом через полчаса сама плачешь и просишь прощения. Но это написано за много тысяч верст, значит, обдумано и все-таки послано! Гармося, моя дорогая, неужели это ты?
1042
ОР РГБ ф.171.7.1а, лл. 36—37об. Пчт. шт. отпр.: 27.02.1911.Рим.
<…> Как сказать человеку, истерзаному, измученному, изболевшемуся душой до того, что в ней нет места живого, человеку, который часто думает о смерти, как "о счастии", что он сидит "на Олимпе", наслаждается Рафаэлем и прогулками с мальчиками. Да побойся ты Бога! Припоминать отъезд со съезда как характерныйдля меня эпизод [1043] в те годы, когда я почти круглый год провел в вагоне, ездил все время забастовок, во время мятежей, ходил и под пулями с опасностью для жизни (в Киеве в нас стреляли революционеры), запустил науку, потому что политика съела все; и говорить, что я тогда был погружен в "семейное благополучие!" Кто это говорит!
1043
Видимо, речь идет о следующем эпизоде: 12—18 октября 1905 г. в Москве проходил учредительный съезд партии конституционалистов-демократов, в котором участвовал Е.Н.Трубецкой как лидер "партии мирного обновления". Не желая быть избранным в руководящие органы партии к.-д., он покинул съезд до начала голосования.
А теперь, видит Бог, почему я в Риме, а не в Москве, и счастье ли это для меня! Но кроме Бога и ты должна знать, а не говрить, что эта мука для меня — благополучие!
"Это ущерб для дела". Я этого не думаю: в таком стихийном деле отдельная личность не может ничего. Но пусть так! Если и был ущерб, то был он оттого, что меня не было в Москве в критическую минуту, когда подал в отставку Мануилов,а за ним и профессора [1044] . Но приезжать после этого свершившегося факта было для университета совершенно бесполезно! Я узнал об университетских событиях истинную правду только тогда, когда университет был уже разрушен непоправимо; мне оставалось только послать мою отставку, что я и сделал в письме к Давыдову [1045] (одно прошение очень резкое, другое — менее — на выбор профессоров-друзей). Что же мог я сделать кроме того! Вот профессора меня правильно поняли, что мне неизмеримо тяжелее переживать все это одному. Ах, Гармося, милая, дорогая, как обидно, как больно думать, что они это поняли, а ты нет! <…>
1044
В начале 1911 г. министр народного просвещения Л.А.Кассо совместно с премьер-министром П.А.Столыпиным издал от имени Совета Министров распоряжение, временно запрещавшее собрания в стенах высших учебных заведений, что означало не только прекращение разрешенных ранее сходок, но и ликвидацию всех легальных студенческих организаций. Ответом был протест в самых широких студнческих и профессорских кругах. Перед дверями аудиторий становились группы студентов, которые не пропускали "срывателей", студентов, желавших слушать лекции. После рождественских каникул волнения вспыхнули с новой силой. На территорию университетов была введена полиция. 28 января 1911 г. в знак протеста ректор Московского университета А.А.Мануилов, проректор П.А.Минаков и помощник ректора М.А.Мензбир подали в отставку. В ответ 2 февраля высочайшим указом они были не только уволены со своих постов, но и отрешены от должности профессоров. В знак солидарности с ними 3 февраля подали в отставку профессора: В.И.Вернадский, Н.А.Умов, В.А.Хвостов, С.А.Чаплыгин, Г.Ф.Шершеневич, Д.М.Петрушевский, А.А.Эйхенвальд, И.П.Алексинский; приват-доценты: Ф.Ф.Кокошкин, А.А.Кизеветтер, В.И.Сыромятников, П.Н.Сакулин, В.И.Полянский, Г.В.Вульф, Н.В.Давыдов, А.Э.Вормс, Н.К.Кольцов, И.А.Кистяковский, Н.Н.Шапошников, А.А.Боровой, Г.И.Россолимо, А.В.Цингер, М.К.Гернет, Д.Ф.Синицын, В.М.Устинов, А.В.Кубицкий, Н.Д.Виноградов (см. "Русские ведомости", 4 февраля 1911). П.И.Новгородцев и С.Н.Булгаков подали прошение на другой день (см. там же, 5.02.1911). В последующие несколько дней отставки продолжались. Сопротивление студентов шло до конца февраля. К концу марта забастовка почти везде закончилась, сломленная государственным насилием и репрессиями студентов, участвовших в беспорядках, митингах и публичных протестах. См. .Носов А. Примечания к публикации «Наша любовь нужна России» // Новый мир. 1993, № 10.
1045
См. примеч. к п. № 41.
268. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн [1046] <15.02.1911. Москва — Тифлис>
15 февраля 1911 г.
Б.Афанасьевский пер., 17, кв.4
Моя милая, золотая, ненаглядная девочка!
Мне больно, что я не могу тебе писать так часто, как хочу. Когда пронесся надо мною вихрь суда, я увидел, что мне очень усиленно нужно писать Соловьева, ибо 1) нужны деньги, 2) нужно не задерживать сборника. И вот теперь уже я погрузился в писание и сегодня, например, написал три страницы. Радость моя, я понемногу прихожу в себя, теперь уже чувствую, что я один без тебя в Москве, вижу, что это не сон, и мне грустно, что я не с тобой и не могу за тобой ухаживать. Как-то ты себя чувствуешь? Вышла? Благополучно? Я не имею от тебя писем два дня и сегодня мне беспокойно. Тем более, что позавчера меня всю ночь душили кошмарные сны. Женечка, милая моя, когда я наконец увезу тебя, и будет ли это? Хоть бы скорее пришел официальный ответ. Эти дни я проводил довольно безумно (после усиленной работы впрочем!). Именно — вместо того, чтобы приглашать Шеров к себе по случаю избавления моего от тюрьмы, я решил прокатить их на автомобиле. Я хотел взять Ольгушу, Верушу, Надю, Бердяевых. Но Ольгуша уехала из Москвы, Л<идия> Ю<дифовна>, как потерпевшая сильное крушение на автомобиле (во Франции), решила не ехать, Н<иколай> А<лександрович>, который был сильно занят, сказал, что это "демонизм", и мы поехали вчетвером, взяв вместо Ольгуши Елену Федоровну. Ездили час и сделали верст 25, выехав за Москву в поле и в лес. Все остались довольны, в том числе и я. Стоило это удовольствие 5р. Да, вспомнил о долгах. На днях я вышлю Карлюке деньги. Только не все, м<ожет> б<ыть> даже очень немного, потому что нужно платить Фальковскому. Кроме того, еще будучи в Пятигорске, я мысленно дал обет, что если останусь на свободе, подарю Салвинас 25р. Из тех денег, которые я пришлю Карлюке (все равно, сколько бы я ни прислал) ты возьми себе 5 или 10 рублей на мелкие расходы и 10р. дай Салвинас. Остальные 15р. я передам ей через Карлюку к Пасхе. Я уверен, что ты исполнишь это мое желание с радостью. Милая ты моя, золотая девочка! Господь с тобою! Нежно-нежно тебя целую и обнимаю, только будь здорова и берегись! Я думаю уже скоро, то есть на этих днях, должен прийти ответ, и тогда мы можем начать готовиться к отъезду. Мне нужно очень много сделать до отъезда из России, у меня, очевидно, февраль будет занят самыми усиленными занятиями во всех смыслах. Л<идия> Ю<дифовна> просила тебе очень кланяться и сказала, что она переживает за нас восторг, т.е. за то, что мы едем. Твои письма меня страшно радуют. Пиши всегда "бюллетень". Непременно телеграфируй все. Прощай, за мной пришел С<ергей> Н<иколаевич>.
1046
Архив Эрна, частное собрание. Публикуется по автографу.
Завтра объясню. Христос с тобой.
269. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому [1047] <16.02.1911.Москва — Рим>
Милый Женечка! Посылаю тебе по просьбе Сергея Ивановича [1048] экземпляр воззвания, написанного Сергеем Андреевичем [1049] . Пока оно конфиденциально роздано по рукам и собираются подписи [1050] . Мы с Сергеем Андреевичем очень пожалели, что не ты это писал, т.к. написано слабо, по-моему, не достаточно для массы, на которую рассчитывают. Дай Бог, чтобы что-нибудь вышло — это было бы внушительно. Сейчас получены твои корректуры — я еще не прочла, но видела, что ты кое-что исправил.
1047
ОР РГБ, ф.171.3.4, лл.11—12об.
1048
Четвериков С.И.
1049
Котляревский С.А.
1050
Открытое письмо русских промыленников:
"Бывают моменты в жизни общества, когда его молчание может быть истолковано как знак сочувствия. Не порочит людей уступка материальной силе. Иное поражение почетнее победы. Но отказ от всякой защиты дела в области права и правды, есть уже несомненный симптом поражения и разложения духовных сил общества.
Мы, нижеподписавшиеся, члены торгово-промыленной среды, в сознании того огромного значения, какое имеет в сфере нашей деятельности высшее образование, не считаем себя в праве молчаливо присутствовать при том распадении высшей школы, которому нам приходится быть свидетелями.
Мы являемся убежденными сторонниками необходимости настойчивой и непреклонной борьбы со студенческими забастовками, но полагаем, что борьба эта не может вестись средствами, которые затрагивают в корне все существование высшей школы.
Нелепые, а подчас даже преступные приемы насилия и обструкции, к которым ныне прибегает кучка фанатиков, не могут класть клейма на те мотивы, которые легли в основание отношений к учашейся молодежи, не могут стать точкой отправления и оправдания всех мероприятий, на которые, видимо, ныне решилась правительственная власть.
Молодежь вообще, а русская интеллигентская в особенности, чрезвычайно чутка к вопросам права и правды и ни на что так быстро не реагирует, как на нарушение таковых. Это ее свойство, давая ей подчас выдающуюся моральную силу, дает, вместе с тем, каждому желающему руководстводить ею верное указание того пути, которого следует держаться.
Революционная волна среди нашей учащейся молодежи уступила за последние годы несомненному стремлению отдаться делу учения. Можно с уверенностью сказать, что еще несколько месяцев назад подавляющие массы студентов были совершенно чужды мысли о каком-либо активном протесте.
Если эти протесты в силу последних мероприятий правительственной власти в сфере высшей школы, ныне состоялись и вылились в резкую, подчас даже антикультурную форму, то неужели со спокойной совестью можно самую высшую школу делать объектом воздействия. Нет, в великом деле народного строительства гнев плохой советчик, и одними приемами материальной силы не улаживаются конфликты, так глубоко затрагивающие духовные силы русского народа.
Плохую услугу оказывает общество правительству и стране, когда в моменты их духовного разлада оно своим молчанием дает правительству повод думать, что за ним моральная поддержка страны.
Следует 66 подписей, среди которых С.И.Четвериков, А.И.Коновалов, П.П.Рябушинский. //Русские ведомости. 13.02.1911.