Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Пойди к Антонию в Донской [935] ; а если его нет — за Троицкой лаврой есть сердцеведец, Алексий [936] , кажется (мой брат Гриша [937] знает). Я дошел до того, что не доверяю больше себе: мне не человеческий нужно голос услышать, а божеский и подчинить свою волю ему. Пусть святой какой-нибудь человек скажет, что тут делать и мне и тебе. Пусть будет нам всем троим Божья помощь.
935
См. примеч. к дневниковой записи А.Ельчанинова от 18.10.1909.
936
Алексий, схиеромонах — духовник Зосимовой пустыни, ослепший в последние годы жизни. 5 ноября 1917 г. на Соборе Российской Церкви он перед иконой ВладимирскойБожией Матери в храме Христа Спасителя вынул жребий с именем митрополита Тихона Беллавина, определив избрание его Патриархом Всероссийским.
937
Трубецкой Григорий Николаевич (1873-1929) — дипломат, публицист, участник Собора 1917—18 г., младший брат С. Н и Е.Н.Трубецкого, умер в эмиграции.
Я знаю одно, что нельзя больше лгать, надо покаяться и сделать правду. Но как ее сотворить так, чтобы была действительно полная правда? Где то, что спасет и ее, и твою, и мою душу? Как дальше устроить свою жизнь, чтобы собственная моя вера не жгла мукой и чтоб не строить моего благополучия на таком несчастье. Дорогая моя, мне нужен выход, и такой, который спасал бы также и твою душу, перед которым бы и ты преклонилась бы.
Ах дорогая моя, береги ты свою душу и не делай ей зла. И не может сделать ей зла то, что ты сделаешь из любви к моей душе. Будь я в Москве теперь,
246. Н.А.Бердяев — Вяч. Иванову [938] <19.01.1911. Москва — СПб>
Москва, Волхонка, "Княжий Двор"
19.
Дорогой Вячеслав Иванович!
Молю Вас как можно скорее выслать по моему адресу тезисы Вашего доклада о Вл.Соловьеве. Заседание назначено на 10 февраля [939] , уже взята зала. Необходимо сейчас же подавать прошение градоначальнику с тезисами. Откладывать нельзя, т.к. потом сойдет [?] масленница и первая неделя Поста. Кроме Вас участвуют еще Блок, Эрн и я. Моя тема — проблема Востока и Запада у Соловьева. Приехать в Москву Вам следовало бы не позже 9 февраля. Все мы счастливы будем Вас видеть. О многом важном хочется поговорить с Вами по-новому. Мне радостно, что свидание наше уже близится. Привет Вам от Л<идии> Ю<дифовны>.
938
РО РГБ, ф.109.13.48, л.14, открытка.
939
Речь идет о заседании МРФО, посвященном десятилетней годовщине смерти Вл. Соловьева
Целую Вас любовно
Ваш Ник. Бердяев
247. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому [940] <19.01.1911. Москва — Рим>
№8
19 янв<аря>
Дорогой друг! Получила твое письмо — 7 е , спасибо большое за него. Ты только ничего не пишешь о своем здоровье, подробностей, как я просила. Что В<ера> А<лександровна>, напиши о ней? Ты наверно знаешь о циркуляре Кассо из газет [941] . В университете тревожно! Веня [942] говорит, что если возникнут беспорядки, то Мануилов [943] и К° подадут в отставку и тогда начало конца автономии. Если университету придется это переживать, тяжело тебе будет, и особенно там вдали. Я очень рада, что ты так живо переживаешь в Риме все крушение теократии. Это очень важно, может быть, пережив эту картину так сильно, ты напишешь что-нибудь очень перечувствованное. Вообще дай Бог, чтобы все это время дало тебе как можно больше. Вообще мысль о грани между здешним и мистическим — твоя основная мысль и исходная точка твоей критики. Весь твой Соловьев, весь "Григорий VII" на этом построен. Тебе сейчас Рим все это ярко уясняет, а мне очень ярко это все дает твой "Григорий VII". Для философского анализа, для познания — эта мысль о грани между двумя мирами очень удовлетворяет. В самом деле, насколько же не соответствует миру умопостигаемому наш естественный мир. Чтобы разобраться в том и другом, где кончается одно и начинается другое, необходимо строго разграничивать. Но, по-моему, в религиозной сфере это как-то недостаточно. Нельзя служить Богу и мамоне. С одной стороны, презирать мир, предписывать насилием аскетизм, а с другой стороны, бежать за властью, силой, корыстью. Разве может не погибнуть подобное начало само по себе. И очень понятно, что католицизм гибнет, как ты пишешь! В этом смысле, как понимал католицизм, необходимо уйти внутренно на Афон, действительно положить внутреннюю грань между двумя мирами, чтобы спасти святое. Но тут-то и наступает самое важное: любовью надо снимать эту страшную грань, надо делать то, что делал Христос. Недаром же он не сидел на Афоне, а дни и ночи бился с людьми. Никому насильственно ничего не предписывал, а путь к свету указал через свободное, внутренне преображение. В этом смысле православие по духу куда ближе к Христу. Никому оно ничего с ножом к горлу не предписывало и внешнему закону не поклонялось. Чтобы снять эту грань, надо найти совсем особый творческий прием, как преображать душу, как создать из души и из жизни творческое, прекрасное изнутри и свободное. Это то, что есть лучшего у Соловьева, — свободная теургия. Здесь ни чувство, ни мысль не могут остановиться на мысли о грани. Здесь грань снимается, и родится новое! Пока это только мечта далекая, но дорогая, и не жаль отдать жизнь, чтобы хотя не терять в душе чувства близости к этой тайне, чувство интимного прикосновения к ней. Этого еще нет в мире, но это будет, и надо идти к этому. Все Евангелие проникнуто этим призывом к бодрствованию, потому что близко, при дверях! Это очень, очень важно. И еще тайна в том, что один человек не в силах стать совсем свободным, не в силах преобразить свою душу. Это, по-моему, возможно только во взаимной любви и в деятельности всех вместе. Я бы много могла писать об этом, самая моя любимая тема. Как нужно и как мне хочется, чтобы ты нашел этот синтез в душе, не в уме, и все это написал бы так, как я мечтаю! Ты можешь и найдешь форму для этого. Главное искать — и найдешь.
940
Ранее опубл. с комментариями А.Носовым //Новый мир, 1993, № 10. / РО РГБ ф.171, 7б, лл. 35—36.
941
Кассо Лев Аристидович(1865—1914)—юрист, министр народного просвещения с осени 1910 до конца 1914 г., совместно с премьер-министром Столыпиным издал от имени Совета Министров распоряжение, временно запрещавшее собрания в стенах высших учебных заведений, что означало не только прекращение разрешенных ранее сходок, но и ликвидацию всех легальных студенческих организаций. 16 января 1911 от имени совета министров во все университетские советы был разослан циркуляр, предписывающий принять меры "для установления действительного надзора за учащимися", далее следовало предупреждение, что в случае неисполнения требования министерства это "приведет общегосударственную власть к необходимости принятия особых мер к упорядочению внутренней жизни высших учебных заведений" (Русские ведомости, 1911, 16 и 17.01). Это было прямым покушением на остатки университетской автономии, в частности на их экстериториальность. В ответ последовали массовые протесты студентов ипреподавателей. См. последующие письма и примечания.
Ответом на циркуляр Кассо был протест в самых широких студенческих и профессорских кругах. Перед дверями аудиторий становились группы студентов, которые не пропускали "срывателей", студентов, желавших слушать лекции. После рождественских каникул волнения вспыхнули с новой силой. На территорию университетов была введена полиция. В знак протеста ректор Московского университета А.А.Мануйлов, проректор Минаков и помощник ректора Мензбир подали в отставку. В ответ они были не только уволены со своих постов, но и отрешены от должности профессоров. В знак солидарности с ними несколько десятков профессоров и приват-доцентов Московского университета также подали в отставку. Сопротивление студентов шло до конца февраля. К концу марта забастовка почти везде закончилась, сломленная государственным насилием и репрессиями студентов, участвовших в беспорядках, митингах и публичных протестах.
942
Хвостов Вениамин Михайлович (1868—1920) — юрист, профессор Московского университета. Занимал консервативную позицию в отношении к новейшим западным течениям философской мысли. Ф.Степун приводит шутливое свидетельство поэта и юмориста Эллиса (Л.Л.Кобылинского) о тои что Хвостов исчислял прочитанные им книги аршинами. Возвращаясь с дачи, он торжественно объявлял: «А я, знаете ли, за дождливое лето три с половиной аршина прочел, славно поработал».
943
Мануилов Александр Аполлонович (1861-1929) — профессор-экономист, член ЦК партии Народной свободы, в 1908-11 ректор Московского Университета. Выел в отставку в знак протеста против притеснений студенчества.
Целую крепко. Твоя Г.
248. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой [944] <20 ? 01.1911 Рим — Москва>
Милая и дорогая Гармося
С тех пор, как я писал тебе в последний раз, прошло несколько мучительных дней, и теперь стало легче нам обоим. Легче оттого, что с души спал тяжелый камень и что я больше не чувствую себя обманщиком; легче и оттого, что прервалось это невероятно тягостное молчание, в котором скоплялось столько душевной боли. Легче, но вообще очень мучительно чувствовать себя причиной такого несчастья и такой муки.
944
ОР РГБ, ф.171.7. 1а, лл.12-14, публикуется первые.
Мучительно и тоскливо и по тебе, моя дорогая. Как часто мысль переносится к тебе в Москву и как ясно я воображаю и чувствую все твои мысли, интересы и занятия. И как я молю Бога, чтобы духовная связь между нами и нашими интересами не порвалась, а окрепла. Письма твои — большое для меня утешение и радость. С радостью вижу, что жизнь твоя наполняется. Вижу из твоего №7 — и заседания кружка с очень интересной программой, и школа (как это ты заведешь там наш дух?), и издательство. Бедный Рачинский меня смущает и огорчает несказанно, во-первых, для него самого, потому что за этими припадками безумия скрывается личная трагедия, а во-вторых, и для издательства. Напиши о нем и как ты из этого выкрутишься.
Окончил небольшую главу об отношении Соловьева к церковному вопросу и славянофилам. Высказал совершенно для меня новую точку зрения на православие и католицизм, чему Рим очень помог. Если удастся найти переписчика, пришлю тебе копию. Думаю пойти к кардиналу Рамполле [945] попросить у него ту докладную записку Штроссмайера о Соловьеве [946] , о которой упоминается в письмах Соловьева, т. 1, с. 192. Тогда напишу тебе, если удастся. Также предстоит возобновление знакомства с Монсеигнеур Дуцчесне [947] .
945
Рамполла дель Тиндаро, Мариано (1842—1913), видный католический церковный деятель, кардинал. Во время понтификата папы Льва ХIII занимал пост государственного секретаря Ватикана.
946
Штроссмайер Йосип Юрай, хорватский католический епископ Босненский и Сремский (1815—1905), с которым переписывался и встречался Вл.Соловьев в Загребе в 1886 и 1888 гг. и обсуждал перспективы объединения церквей. В апреле 1888 г. Штроссмайер представил через кардинала-секретаря Рамполлу большую записку папе Льву ХIII, в которой сообщал, что "этой весною прибудет в рим Владимир Соловьев, человек настолько же ученый, насколько благочестивый, который много хлопочет по делу о соединению церквей" //Письма В.С.Солловьева. СПб. 1908, т.1, с.192.
947
Дюшен Луи, монсиньор (1843—1913?) — французский церковный историк, перевод его основного труда, "История древней церкви", был выпущен издательством.
Обе мои статьи отдай в сборник для напечатания без перемен, причем 1 я глава книги должна быть напечана первой [948] . Ты ошибаешься, что у меня нет своей комнаты. Она есть, но в виде крошечного кабинетика с одним столом и двумя стульями, и работается там хорошо [949] .
Ах, дорогая моя, милая, хорошая и любимая, как я молюсь, чтобы тебе было хорошо, чтобы силы и бодрость у тебя были, и как я тебя люблю, моя ненаглядная. Верю твоей душе и крепко надеюсь, что все светлое в ней восторжествует и что Господь укажет тебе путь.
948
Речь идет о сборнике О Владимире Соловьеве. Сборник первый. Путь. М. 1911. С. II+222. Рец.: Ф.Степун. //Логос. Кн. 2—3. М. 1911-12.ш. Е.Трубецкой поместил в нем две статьи: "Личность В.С.Соловьева" и "Владимир Соловьев и его дело".
949
В воспоминаниях сына, кн. Сергея Евгеньевича Трубецкого читаем: "Папа путешествовал не иначе как с большим количеством книг, и куда бы мы ни приезжали, у него всегда был свой кабинет для занятий..."// Трубецкой С.Е. Минувшее, с.38.
Крепко тебя целую, моя дорогая.
Мое здоровье, т.е. желудок, не выше, но и не ниже среднего. В пансионе последовательно выдерживать вегетаринство невозможно, да и не очень впрок.
249. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому [950] <23.01.1911. Москва — Рим>
№9
23 янв<аря>
Милый Женичка! Глубоко взволновало меня твое письмо вчера. Поверь мне, дорогой, дорогой и милый друг мой, что я всей душой с тобой! Переживаю, перестрадываю все, о чем ты пишешь. Душа у меня очень болит — тяжело. Надеюсь и верю, что Бог поможет и все будет к лучшему. Собираюсь с силами, чтобы писать тебе. Каждое слово этого письма продумано, выстрадано, потомукаждое слово прочти со вниманием. В сущности, это хорошо, что все так случилось. Меня это не поразило, и я вполне понимаю В.А., что она должна была к этому прийти. Это единственный путь, чтобы у Вас наступили более искренние отношения и вообще стало бы легче между собой. Это все к лучшему, поверь мне, хотя и тяжело это переживать. Но лгать вообще ужасно, да и ни к чему. На лжи жизни все равно не построишь. Будь же тверд, мой друг, трудно тебе, но верь, что это все к лучшему. В.А. будет постепенно легче, ты увидишь. О здоровье ее не теряй головы напрасно, мой милый, помни, что доктора сказали, что органического ничего нет. Все дело в душевном состоянии и нервах. Нужен отдых и успокоение. Как этого достигнуть, ты постепенно увидишь. А делаешь ты сейчас все, что можешь. Ты уехал с ней, а не со мной, и с ней останешься, от нее не уйдешь. Не теряй бодрости духа и будь покоен, что ты все делаешь. Я всю эту ночь переживала В.А. Если бы я могла прийти к ней, как-нибудь успокоить ее, хорошо поговорить с ней. Моя душа полна этим чувством. Затем должна высказать тебе самое главное для меня. Ты мне приносишь сейчас очень глубокие огорчения. Особенно все это больно сейчас, когда ты уехал, я совсем одна. Мне вообще очень трудно жить. Все сейчас, даже мое здоровье, изменилось, весь мой организм разладился. Ты меня глубоко огорчаешь своей неправильной оценкой наших отношений. Я решила было пока молчать об этом, но вот все твои события меня вынуждают высказать до дна души мою боль. Неужели в наших отношениях была и есть одна страсть, неужели они основаны только на эгоизмеи грехе? Кто был твоим живым и настоящим помощником во всех твоих делах и мыслях? Кто жертвовал всем, чтобы двигать твое дело, чтобы окружать тебя, сближать со всеми душой? Кто раскрыл и дал всю ширину, глубину и красотучувства, которых ты не имел, т.к. иначе не ушел бы от В.А.? Кто есть твояистинная духовная половина? Кто живет и горит вякой секундой с тобой? Где тут один грех, от чего тут искать спасения, что я гублю? Неужели все это можно назвать злом, грехом, падением? Как досадно и горько, что мне приходится самой все это говорить, а не слышать от тебя и не видеть главное, что это все дает тебе действительное счастье и удовлетворение и нужно тебе для дела. Мне жаль, что я должна писать об этом, но теперь иначе не могу. Вижу, как ты забываешь все это важное и подчиняешься какой-то ид'eе фихе, которая все затмевает и ты теряешь твердость, теряешься. Думаешь об одном грехе, видишь один грех! Как будто ничего кроме греха и нет. Еще я хочу тебе сказать, что когда ты будешь исповедоваться, ты не можешь говорить о наших отношениях как только о грехе и умалчивать обо всем, что является их основой и смыслом. Ты не смеешь сравнивать наши отношения с чувственностью и падением. Ты не смеешь перед Богом унижать мою святыню, в которую я вложила мою душу. Помни, что ты нанесешь мне тяжелую рану. Все это, чего ты не чувствуешь, есть единственное, чем ты можешь мне отплатить за все, не оскорбить моей души, и так оскорбленной всем твоим отношением. Ты также не должен забывать, что В.А. знала о твоем чувстве и решила, что "она не хочет в тебе ничего гасить", также и о моем чувстве к тебе она знала и признала, что оно нужно тебе. Не странно ли теперь, после четырех лет начинать все снова, перестрадывать все, что давно уже было ясно? Я смело говорю о своем чувстве, т.к. знаю, что оно не есть прихоть, а смысл и спасение души и жизни моей. Пять лет борьбы и страданий, пять лучших лет, они стоят двадцати, и опять все страдания без конца. Вообще же уверяю тебя, что я спокойна и уверенна во всем. Что касается до "греха", т.е. проявления чувства, то ты борись и побеждай, друг мой. Меня поражает одно, что же я, насилую, что ли тебя? Заставляю, что ли? Не хочешь, не можешь, ну и не нужно. Ради Бога успокойся на этот счет. Если ты и В.А. видите весь смысл Вашего несчастья в этом одном факте, все спасение жизни и всю действительность христианства в этом, то эта задача очень просто разрешается. Не нужно, вот и все. По поводу старца я думала много и пришла к отрицательному результату. Не только я, но и Леля не решается идти к старцу. Опасно, страшно, можно хуже нарушить свою душу. Где клятва, там и преступление. А потом, боюсь впускать в душу того, кто вне жизни. А я вся в жизни, в монастырь не пойду. Я стараюсь молиться, верю, что Бог меня не оставит, даст силы. Видит Бог, что я не хочу зла, не хочу отнять тебя от семьи, а стараюсь любить все твое. Если же ты считаешь злом проявление чувства, то борись с ним. Очень прошу тебя быть покойным. Пиши чаще и подробнее — я тревожусь. Целую крепко.
950
Новый мир. 1993, №7, с. 179—180.
250. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой [951] <24.01.1911. Рим — Москва>
(кажется 10-е)
24 января 1911г.
Милая и дорога Гармося!
За последнее время ко всем прочим моим душевным тревогам примешалась еще одна — неполучение писем от тебя. Это меня мучило тем более, что последнее твое письмо было какое-то непрозрачное: души твоей там не видать, хотя снаружи все хорошо. За то сегодня получил от тебя письмо, которое меня утешило.
951
Публикуется впервые //ОР РГБ, ф.171.7. 1а, лл.15-17.
Говоришь ты, как будто об отвлеченном: о Григории VII, о Риме, о католицизме, православии и Афоне. Но это "отвлеченное" для нас с тобой — такое живое, что в каждой строке твоей чувствуется трепет твоей души — ты вся. Вот это-то меня и обрадовало, а еще больше то, что мы, будучи так далеко, до такой степени переживаем то же самое.
Странное дело, я еду в Рим, а ты читаешь моего "Григория", т.е. — не думая о том, что и для чего ты делаешь, — совершаешь неожиданно для себя такую же поездку в Рим — окунаешься в те же переживания, которые отталкивают меня от католицизма. Совершилось это совершенно нечаянно; и доказательство тому то, что смысл "Григория" только теперь тебе стал ясен. Только теперь ты увидала в нем то "мое", что отделяет меня и от Соловьева и от католицизма, т.е. почувствовала верным твоим чутьем, что это подготовительная работа, коей смысл и разгадка в теперешней моей работе о Соловьеве. Так оно и было на самом деле. Ведь этот "Григорий" был зачат в борьбе против Соловьева; это попытка, удавшаяся мне только теперь, — отмежеваться от него. Следовательно это не мое "хорошее, среднее", а мое, но недоделанное, недосказанное.