Взыскующие неба
Шрифт:
И Кромальхад ответил:
– Ни от чего. Не бойся.
Он поморщился, прижимая к груди руку, и Энгус решил, что дальнейшие расспросы подождут.
– Отведите его к Гильдасу кто-нибудь. А ты, Рэналф, сходи к князю.
На том суровость с лица Энгуса как рукой сняло: свой долг он выполнил, а странник был ранен и слаб. Обернувшись к Кромальхаду, старик снисходительно спросил:
– И как тебя угораздило?
Пастушата заговорили разом:
– Это он на старой вырубке... Должно, за Лысым холмом с тропы сошел, она там - надвое. Одна к жилью, а другая туда. Чуть не убился...
Кромальхад ушел вместе
Кромальхад оказался неразговорчив - шагая рядом с Дунканом, на все вопросы он отвечал коротко и как будто сердито. Дункану хотелось разузнать побольше про Ирландию, откуда захаживали порой веселые рыжеволосые, зеленоглазые молодцы - из Ирландии родом был его дед - и поэтому любопытствовал он немилосердно. Но Кромальхад помалкивал, и Дункан неохотно успокоился, решив про себя, что, верно, этот угрюмый гость и вовсе не ирландец, а так себе, бродяга без роду без племени, каких немало болтается по дорогам в неурожайный год.
Он постучал в дверь небольшой каменной хижинки. Возле нее на деревянной раме, на какой обычно сушат звериные шкуры и вялят рыбу, висели длинные связки трав. Кромальхад отстал на шаг, растер листок между пальцами, понюхал... и травы здесь пахли иначе, и ночь звучала по-другому.
– Гильдас, спишь? Помощь нужна.
В доме стукнули кремнем, зажигая светильник.
– Кто такой Гильдас?
– негромко спросил Кромальхад, едва ли не впервые нарушив молчание.
Вместо Дункана ему ответил человек, вставший на пороге с масляной плошкой в руках.
– Лекарь.
Пятно света от плошки дрожало, не разглядеть даже, стар или молод. В хижине было небогато - очаг посередине, скамья, лежанка в углу, ларь для зерна, незатейливые полки из каменных плиток. Войдя, Кромальхад опустился на скамью, левой рукой потянулся к застежке плаща. Его одежда, в темноте казавшаяся черной, на свету оказалась бурой, цвета палой осенней листвы, и вся сидела как-то неладно, точно не на него была шита. Больше всего гость, съежившийся от боли и от холода, походил на сверток тряпья или на взъерошенную мокрую птицу. От прикосновения Гильдаса он вздрогнул, посторонился и с какой-то неожиданной злобой произнес:
– Я сам.
Гильдас кивнул и встал, сложив руки на груди: сам так сам. Кромальхад завозился с застежкой и тут же охнул и перегнулся чуть ли не вдвое, баюкая больное плечо. Гильдас подступил еще раз - помог снять плащ и выпростать руку из рукава, умелыми жесткими пальцами принялся ощупывать выбитый сустав. Кромальхад больше не сопротивлялся: он сидел не
двигаясь и даже почти не морщился.Вправив кость и наложив повязку, Гильдас раздул угли в очаге, поставил котелок на огонь, развел в воде мед, добавил пряных трав. При свете камелька стало видно, что лекарь еще не стар, ровесник гостю, и крепок, как воин, хотя и невысок ростом. Кромальхад по-прежнему сидел неподвижно, сдвинув плечи, словно никак не мог согреться. Смотрел куда-то в одну точку, склонив голову набок. Гильдас сначала не понял, куда... Стена как стена, ничего на ней особенного.
– Рябина-то засохла, - наконец произнес Кромальхад.
– Что? А...
Гильдас вытянул руку, пошарил на полке над входом... и под пальцами что-то зашуршало, закрошилось. Он вытащил веточку рябины - совсем сухую, ржавого цвета, с листьями, свернувшимися от старости в трубочку. Как Кромальхад ее углядел? Заметить ее на полке невозможно было не только сидя, но и стоя...
– Ну, вы скоро там?
– спросил Дункан.
– Я сведу его к князю. Князь захочет знать, кто ночует в Скаре сегодня.
– Пусть сначала выпьет меду. И ты, Дункан, выпей, а то, наверное, продрог в дозоре.
Дункан осклабился и заметно подобрел.
– Есть такое дело...
Кромальхад разомкнул посеревшие губы.
– Мне нечего предложить в уплату.
Дункан и Гильдас переглянулись - хриплый и отрывистый голос гостя всякий раз звучал неожиданно и не к месту, так что они невольно пугались.
– А мне ничего и не нужно, - ответил Гильдас.
Кромальхад помолчал.
– Чего захочет ваш князь, если позволит мне остаться здесь?
Дункан решительно встал.
– А об этом ты спросишь у него сам.
– Что ты умеешь делать?
– поинтересовался князь Макбрейн.
Кромальхад ответил не сразу. В общем зале, где пахло дымом, шкурами и жареным мясом, где пировали и горланили, сидя на скамьях вокруг деревянных столов, дружинники Скары, он стоял под тяжелым и пристальным взглядом старого князя - кряжистого, изжелта-смуглого, полуседого - и не спеша размышлял. Всё, что было вокруг, Кромальхад рассмотрел, по своему странному обыкновению, повернувшись боком, сначала одним глазом, потом другим. Князь, казалось, оценил, что гость был не пуглив и не торопился с ответом...
– Не знаю, - честно ответил Кромальхад.
– Я был охотником и был воином, но сейчас я болен и слаб. Я никогда не был рабом и слугой, и, надеюсь, ты не поручишь мне дела, которое меня унизит.
Князь испытующе взглянул на него. "Уж не сын ли это одного из ирландских королей?".
– Сочтешь ли ты унизительным для себя, если я велю тебе зарабатывать свой ужин, ухаживая за тем, кто стар и немощен?
И вновь Кромальхад ненадолго задумался.
Наконец он сказал:
– Нет. Не сочту.
Он стоял прямо, не кланяясь, и князь не выдержал.
– Ты рожден на троне?
– Нет. Но не рожден и на соломе.
– Ты слишком смело держишься для того, чей отец не носит корону, - сухо заметил князь.
– В чужом доме принято кланяться хозяину и благодарить за гостеприимство.
Только тогда Кромахи с улыбкой склонил голову.
– Не сочти меня невежей, князь. Я не знаю ваших обычаев.
– Обычаи в Ирландии так разнятся с нашими?
Гость поклонился вновь.
"Да кто же он такой?".