Я боялся - пока был живой

– Сейчас, милый, - встрепенулась тоже растерявшаяся Нинель.

Она достала из шкафа темно-синий бостоновый пиджак. Надежным свидетельством того, что пиджак выходной, даже праздничный, были ордена и медали, украшавшие грудь и лацканы.

Нинель аккуратно, едва касаясь пальцами, стряхнула невидимую пылинку, махнула возле пиджака щеточкой, протянула его на вытянутых руках Арнольдику, повернувшемуся спиной. Помогла вдеть руки в рукава и повернула его лицом к себе. Разгладила ладонью несуществующую складку на груди и прошептала:

– Ты береги себя. У меня больше никого не осталось, кроме тебя. Ты все подпиши, только вернись живой. Ладно? Я тебя очень прошу, милый. Зачем мне все это барахло, если не будет тебя?

Арнольдик бережно поднес кончики пальцев ее руки к губам.

– Все, свидание окончено, - заторопил их Вовик.
– Скоро встретитесь, если твой боец глупостей не натворит. А он не натворит. Правда, дед?

– Правда, внучек, - жестко ответил Арнольдик, заглянув прямо в глаза Вовику.
– Только ты не забудь про то, что я тебе сказал. Ты учти - я не шучу.

– Ты, дед, не зарывайся! Не забудь, кто у нас в залог остается! Мы шутить больше не будем!
– пристукнул кулаком по столу Вовик.

– Я тоже, - Арнольдик повернулся к Сергеичу.
– Ну, крыса канцелярская, крючкотворец, пошли.

– Это почему это - крыса?!
– попробовал возмутиться респектабельный нотариус.

– А кто же ты?
– в упор спросил Арнольдик.
– Крыса и есть.

– По дороге разберетесь, кто на кого похож!
– гаркнул Вовик.
– Все на выход!

Филин взял Арнольдика за локоть и вытащил на лестницу. Сергеич поспешил следом, на ходу застегивая кейс и поправляя очки.

Глава шестая

Вот так я и увидел их, выходящими из подъезда.

Впереди шел Филин, который тащил за рукав Арнольдика, следом семенил выряженный пижон, услужливый перерожденец Сергеич, явно растерянный и обеспокоенный.

– Ну-ка, Петюня, подвези меня к ним поближе, - тихонько распорядился я.

И он послушно повез меня навстречу этой живописной группе, которая уже подошла к белой бээмвэшке, и Филин, придерживая за локоть Арнольдика, уже открывал дверцы.

– Может быть, на моей поедем?
– робко вякнул Сергеич.

– На своей потом будешь ездить, - грубо огрызнулся Филин.
– Вернешься, заберешь свою, а сейчас поедешь на том, на чем тебя повезут. И кончен разговор. Ну, чего стоите? Прикажете мне вас за ручку рассаживать? Быстро садитесь!

Тут коляска моя, которую усердно толкал сзади Петюня, со всего маху въехала в дверцу шикарной бээмвэшки, изрядно помяв ее.

– Ты что, слепой, что ли?!
– мгновенно сравнялся цветом лица с окраской своей машины Филин.
– Ты что, придурок, не видишь, куда едешь?! Мало тебя по лестнице спустили?! Ты что под ногами путаешься?!

Но тут он разглядел улыбающуюся физиономию Петюни, на которой явно и четко прочитывался интеллект, равный по количеству битов интеллекту кирпича.

Филин сплюнул себе под ноги, оттолкнул в сердцах коляску, сказав что-то сожалеющее по поводу нехватки времени.

Я радостно протянул из коляски руки к Арнольдику:

– Арнольд Электронович! Я тут под окнами вашими гуляю себе и гуляю! Устал уже. Подвезите инвалида. Вы, я вижу, собрались на машинке кататься, так я бы тоже не прочь. И где супружница ваша драгоценнейшая, Нинель Петровна? Что же вы это без нее на прогулку-то?

– Я бы с удовольствием покатал вас, да машина не моя, некоторым образом, - лихорадочно соображая, что предпринять, ответил Арнольдик.
– А супруга моя осталась под присмотром, дома осталась. Там за ней присматривают люди добрые. Очень добрые люди.

– Понимаю, понимаю, Арнольд Электронович, а чья машина будет, такая красивая?

– А машина будет моя, - не дождавшись конца нашей беседы вмешался Филин.
– Слушай, инвалид, а не хочешь не вниз по лестнице, а вверх полететь?

– А если не добросишь?

– Если не доброшу - упадешь. Зато разом отмучаешься. Так как - есть желание полетать?

– Нет уж, я лучше поползаю, - ответил я, предусмотрительно откатываясь от Филина.

– Ну то-то, - проворчал тот, сажая Арнольдика и Сергеича в машину.

Захлопнув дверцы, он с места дал по газам и скрылся.

Он, дурашка, думал, что сумеет скрыться. Как бы не так!

В моей потертой и неказистой с виду коляске таился под сидением реактивный двигатель последней модели.

Я махнул рукой, Петюня вспрыгнул на уступочку сзади и дальше ехал, держась двумя руками за спинку, словно форейтор на запятках экзотической кареты.

Не успели мы и глазом моргнуть, как миновали пригород Москвы. Я прибавил газ, и мы проскочили насквозь какой-то городок под сплошной перелив милицейских свистков. За нами до самого горизонта тянулся шлейф мигающих всеми цветами радуги патрульных машин.

Справа от нас замелькали сосны, за ними голубела водная гладь.

– Петюня!
– перекрывая рев мотора, заорал я.
– Ты не видел белую бээмвэшку?! И что это за места мы проезжаем?! Что-то я не узнаю: Кратово, или Переделкино?!

Петюня отчаянно забулькал сзади, набрав в открытый для ответа рот воздух. Потом он догадался наклониться за спинку кресла и оттуда заговорил:

– "БМВ" мы еще в Москве обогнали!

– Как в Москве?! А сейчас что?!

– А сейчас - Репино, вон Финский залив видно, красота-то какая!

– Да погоди ты про красоты мне тут заливать!
– рассердился я. Городок, который мы проскочили, это что - Питер был, что ли?!

– Ну!
– подтвердил Петюня.

– Разворачиваемся!
– заорал я.

И мы развернулись!!!

Куски асфальта летели пластами из-под наших колес! И вот опять навстречу мчится на бешеной скорости Городок, который мы так стремительно проехали.

В обратном направлении мы пересекли его еще стремительнее. Мы едва не перевернули эту колыбель в Неву, так мчались!

Да тут еще какой-то придурок верхом на лошади стал пересекать нам дорогу.

Петюня заорал ему что-то во всю силу легких, но тот, совсем глупый придурок, или глухой, стал зачем-то показывать рукой, что поворачивает направо, а сам как ехал прямо - так и ехал...