Я их всех убил
Шрифт:
Минуты нанизывались на тягучую нить вечности. Официант наконец-то принес напитки, и Ассия поднесла к губам свой коктейль.
– Два месяца, Макс: ты хоть представляешь себе, что такое два месяца без всяких вестей?
Он стиснул стакан, едва не раздавив. Сделал глубокий вдох, пытаясь подавить стресс, и ответил:
– Ассия, мне было совсем скверно. Я ничего не имел против тебя.
– Я была бы рядом, если бы ты захотел, – сказала она, поднимая глаза к небу. – Ни звонка, ни сообщения. Ты же мог сказать мне: «Послушай, Ассия, мне плохо, я не хочу ни с кем говорить». Я бы поняла. Но молчание, Макс, – это хуже всего.
– Мне очень жаль, – проговорил он. – Со мной всегда сложно, ты же знаешь, и всегда знала.
Она сделала большой глоток. За эти месяцы в застенках ее сердца накопилось многое, что она хотела бы ему сказать, – а еще много гнева.
– Чем я заслужила, чтобы ты вот так вычеркнул меня из своей жизни?
– Это не имеет никакого отношения к тебе.
– «Это не из-за тебя, а из-за меня», так?
Он сделал долгую паузу, прежде чем ответить:
– Да, что-то вроде. Мне было плохо, я действительно не хотел ни с кем говорить и думал связаться с тобой, но знаешь, как это бывает: чем дольше тянешь, тем труднее себя превозмочь. И попадаешь в порочный круг.
– К тому же ты был в курсе, что меня назначили в следственную бригаду Анси. И ты исчез за день до того, как я приехала. Признайся, было из-за чего забеспокоиться, не правда ли?
– Это просто несчастное стечение обстоятельств…
– Знаю, Максим, я просмотрела твое досье. – Она не дала ему договорить. – Такое впечатление, что перед уходом на пенсию Саже тебя прикрыл. Уверена, что его рапорт не отразил и половины фактов.
– Ты хочешь узнать, что на самом деле произошло? Ты для этого меня сюда привела?
Новый глоток коктейля. В стакане больше не осталось оранжевого содержимого, на дне болтались ледышки и долька какого-то цитруса. Ассия покрутила стакан и сделала знак бармену повторить заказ.
Потом села прямее. И снова посмотрела в глаза Максу:
– Каким же ты бываешь недоумком, охренеть можно. Плевать я хотела на то, что тогда произошло! Я только хочу знать, почему ты бросил меня, даже ничего не объяснив.
Неожиданно у него расширились глаза.
– Я… я тебя не бросал, Ассия.
Брови мулатки взмыли вверх двумя идеальными дугами. На ее лице отразилось почти веселое изумление.
– Ты исчез с радаров на два месяца, не удостоив меня ни единым словом: как, интересно, это называется? Ты очень умен, Максим, так что не строй из себя клоуна!
Он выдержал удар и смочил пересохшие губы глоточком газированной воды.
– Ладно, я облажался, – робко признал он чуть ли не шепотом. – Ты же знаешь: заговорить, открыться, выразить свои чувства – это все не по мне. Эмма постоянно твердит, что я вырос в волчьей стае.
– И без сомнения, она права, – улыбнулась Ассия, пока ей подавали второй коктейль.
– Я просто-напросто съехал с катушек, и, знаешь, мне было не так-то легко прийти в себя.
Наконец-то его скорлупа треснула, и она различила в нем наивную искренность, которая ее растрогала. Этот мужчина был настоящей загадкой, но в душе она чувствовала, что, несмотря на все его недостатки и закрытость, перед ней крайне ранимый, доброжелательно настроенный человек.
Она положила руку на его ладонь ласковым жестом, который он принял с покаянной улыбкой.
– Если ты меня не бросал, то чего же ты хочешь? – мягко спросила она.
Он сделал несколько вдохов и заставил
себя дышать с опорой на диафрагму, как при медитации.В уголке его глаза блеснула слеза. Она никогда не видела, чтобы он плакал.
– Чего я хочу, Ассия? Я хочу избавиться от боли, которая выворачивает мне внутренности, от постоянного ощущения невыносимости жизни, которое сжирает меня, стоит мне бросить отстраненный взгляд на этот мир, от печали, которая заполняет мои дни и изничтожает ночи, когда я думаю о том, что представляет собой человек по своей сути: существо глубоко эгоистичное, которое прикидывается, воображая себя Богом, и уничтожает все во имя Его. Мое собственное небо всегда пасмурно, и малейшие проблески заставляют опасаться лжи, всегда предвещающей еще худшее. Но когда смотрю в твои глаза, Ассия, я почти забываю об этом.
Слова Максима запали ей в самое сердце, пульс участился. Она знала, что подобные слова, исходящие от столь замкнутого человека, – это нечто редкое. И запечатлела каждое слово в памяти, особенно последние.
– Вот поэтому ты и стал копом, – спокойно сказала она, накрыв его ладонь и другой рукой. – Ты здесь, чтобы постараться хоть немного исправить этот мир…
– Ну да, повязка на деревянной ноге… – цинично отозвался он.
Рядом шумно рассаживалась компания молодежи, но Максим и Ассия словно создали собственный пузырек тишины.
– И что нам теперь делать? – спросила она наконец.
Он смотрел на нее и думал, как она красива. Она всегда казалась ему привлекательной, с того самого момента, когда он приметил ее в глубине аудитории в первый же день обучения на курсе синергологии. Он пришел туда, чтобы получить диплом, она – чтобы написать отчет об этой новой дисциплине и понять, можно ли в будущем включить данный курс как отдельную специальность в программу подготовки национальной жандармерии.
На ее идеальном лице не было и следа стигматов проходящего времени: белоснежная улыбка контрастировала с темной кожей, а исполненные тайны черные глаза походили на две ониксовые сферы, словно глядящие на этот мир с момента его зарождения. Тогда он просто потерял голову. Кстати, в конце того первого дня ему пришлось попросить у Ассии ее конспекты, поскольку он начисто забыл, что следует что-то записывать.
Рядом с ней он чувствовал себя особенно уязвимым, и при каждой их встрече ему хотелось, чтобы она защищала его, как выпавшего из гнезда птенца.
Здесь, в этой старомодной кафешке, в обстановке столь же холодной, как и погода, Максима охватили те же чувства, что и несколько месяцев назад. Ему хотелось бы кинуться в ее объятия и все забыть: самого себя, это расследование, этот мир…
Ассия послала ему обворожительную улыбку. Два коктейля ослабили напряжение: она сложила оружие.
– Идем, – с томным вздохом проговорила она.
Она встала и взяла его за руку, потянув к выходу. Он подчинился, не протестуя, как дрейфующий без руля и ветрил корабль, избавленный от беды горящим на горизонте маяком, что пронзает ночь своим спасительным светом.
Возвращение в казарму, возвращение в мир бригады, дисциплинированный и отлаженный. Но оба они забыли и про свою работу, и про дело, которое держало их в напряжении с самого утра. Они незаметно проскользнули в здание, предназначенное для офицерского состава, и зашли в квартиру Ассии.