Я их всех убил

Он сжал кулак и поиграл желваками.

– Мадам Дюванель, мы содержим под стражей подозреваемого, признавшегося, что совершил несколько преступлений, однако нам ничего о нем не известно, кроме того факта, что он был отправлен сюда по приговору суда. Закон предусматривает определенный срок задержания по признакам очевидности преступления и позволяет нам использовать в этот период все имеющиеся в нашем распоряжении средства с целью выявления истины. Именно для этого мы сюда и прибыли, поэтому, пожалуйста, постарайтесь оказать содействие.

Максим вгляделся в лицо директрисы и проанализировал ее мимику: она внутренне сжалась и теперь закроется, как устрица. Из-за неверного подхода старшего группы пойдет насмарку весь их замысел, но ведь не может быть и речи о том, чтобы поставить его на место в ее присутствии.

– Мадам, – умиротворяюще заговорил он, – мой коллега пытается вам сказать, что наше время на исходе, так что, если мы уедем от вас без дополнительной информации, наш подозреваемый рискует быть выпущенным на свободу и… совершить рецидив.

Она прикрыла веки, словно взвешивая в уме за и против, потом снова покачала головой, и ее прямые волосы мягко колыхнулись, подобно изящным шелковым занавесям скользнув по тонким плечам.

– Вернитесь вместе с представителем швейцарской полиции, и я скажу вам все, что вы желаете знать.

Она закончила фразу, скрестив руки на груди. Максим понял, что они больше ничего из нее не вытянут, вопрос закрыт.

Если во Франции период установления факта преступления в условиях очевидности действительно давал жандармам почти полную свободу в проведении расследования, то в такой стране, как Швейцария, не подписавшей шенгенских соглашений, дело обстояло совершенно иначе. Мадам Дюванель была права: оба копа должны были явиться в сопровождении местных агентов.

Он решительно поднялся и сделал знак Борису, что им пора уходить. Кулак младшего лейтенанта оставался сжатым, и костяшки совсем побелели.

– Хорошо, в таком случае нет смысла вас больше задерживать.

Лицо директрисы осветилось, она едва удержалась от улыбки. Такой исход беседы ей льстил, она выиграла эту битву и поздравляла себя с тем, что сохранила власть, которую обеспечивал ее пост.

– Я провожу вас, господа.

Она встала из-за стола. Павловски, стиснув зубы, грозно смотрел на нее. Она послала последний взгляд Максиму, чем окончательно разъярила его спутника.

Борис решил, что она специально поигрывает бедрами, как бы бросая вызов. Автоматическая дверь открылась, и мадам Дюванель протянула руку, приглашая посетителей выйти в вестибюль. Ее собственный путь заканчивался здесь.

Девица в приемной с равнодушным видом на несколько секунд подняла на них глаза и снова уткнулась в свой экран. Стеклянные створки закрылись за директрисой, и напарники оказались нос к носу со своими отраженными двойниками. На их лицах читалось поражение.

Спеша побыстрее с этим покончить, русский ускорил шаг. Что же касалось Максима, он любовался старым каменным сводом и медленно двинулся к выходу, разглядывая картины, украшавшие стены приемного покоя.

Написанные маслом парусники на фоне бушующего моря, помещенные под стекло фотоснимки: корабли, лодки, гавань на закате… Рядом с входной дверью, около которой переминался Борис, висел портрет мужчины.

Максим спокойно подошел, рассмотрел изображение, потом наклонился к плашке под портретом. Его глаза внезапно расширились, и он торопливо махнул рукой напарнику.

Заинтригованный, Борис тоже подошел. Максим указал на табличку:

– Смотри.

Напарники прочли каллиграфически выписанные тушью слова, подтвердившие, что в конечном счете они примчались сюда не зря.

Название картины звучало совершенно недвусмысленно: «Доктор Луи Беккер, прозванный Капитаном».

17

– Ты все еще не закончила свой «перекур», – констатировал Буабид, изобразив пальцами кавычки.

Эмма отложила сборник головоломок, потом ручку и бросила разочарованный взгляд на коллегу:

– Чего тебе надо, Ахмед?

– Есть что-то новое про ключ? – спросил он.

– Этим занимается де Алмейда – он просматривает все комментарии под нашей публикацией. Увидишь, сколько там оскорблений, – сдуреть можно.

Буабид пожал плечами, и на лице его появилась ухмылка.

– Люди не любят копов, это всем известно. По мне, так лучше пусть злобно тявкают, чем стреляют, – добавил он.

– А по мне, так лучше ни того ни другого. И на мой взгляд, это очень серьезно, когда люди безнаказанно проявляют подобную агрессивность, хоть и на словах.

– Интернет, – вздохнул Ахмед. – Худшее соседствует с лучшим.

– У меня такое ощущение, что я натыкаюсь только на худшее, – не унималась она. – Позволяя нести любую хрень, мы культивируем в людях ненависть, и позже это приводит к катастрофическим результатам.

Жандарм наклонился, чтобы завязать шнурок, потом выпрямился.

– Уж я-то знаю, Эмма: должен тебе напомнить, что я араб, который служит в правоохранительных органах, – заявил он с кривой ухмылкой.

– А я тебе напомню, что я женщина. И этого достаточно, – отозвалась она.

Ее напарник взвесил всю горечь этого высказывания и кивнул в знак сочувствия.

На несколько секунд повисло молчание, потом Эмма заговорила:

– А что у тебя? Нашлось что-то на сайтах эскорта, среди профессионалок?

Он покачал головой:

– Nada [24] . Те немногие, с кем удалось связаться, более или менее друг друга знают, но никто никогда не слышал о Нине Грокис-Стейнер. К тому же без фотографии, которую можно было бы предъявить, опрос ничего не дал.

– Максим думает, что тот тип, Брюно Коста, сказал не все. Он хотел бы снова его допросить.

– Что? Он хочет снова его вызвать? – удивился Буабид.

Она кивнула.

– Хотя у нас нет ничего нового? Это будет непросто, Эмма.

24

Ничего (исп.).

– Я с тобой согласна: если он хочет еще раз поговорить с парнем, пусть сам выкручивается. Но я по-прежнему уверена, что с этой Ниной что-то неладно.

– Женская интуиция?

Она сделала ему страшные глаза, он захохотал.

– Я просто подколол тебя, сестра! – сказал он, задирая руки.

С легкой усмешкой она схватила со стола ластик и запустила им в коллегу.

– Тебе что, без меня сестер не хватает? Ладно, катись работать, лодырь!

Ахмед отошел, а Эмма почувствовала, как по затылку пробежал холодок. Ее женская интуиция, как пошло выразился Буабид, часто проявлялась именно в такой форме. Она тоже была уверена, что Брюно Коста что-то от них утаил и за мерзостью его отношений с Ниной скрывается какая-то важная деталь.