Я их всех убил

Младший лейтенант Павловски, появившийся в жандармерии всего два месяца назад, стоял чуть в стороне, сложив руки на груди.

– Может, камеры что-то зафиксировали? – бросил он своим почти механическим голосом.

– В автобусе? – с улыбкой откликнулся Буабид. – К сожалению, не в этом. Зато, – продолжил он, повернувшись к экрану своего компьютера, – я послал запросы в социальные службы, в бюро по выдаче пособий, в телефонную компанию и электросбыт: результаты должны скоро поступить.

– Хорошо, – заключила Эмма, – держи нас в курсе.

Пока они расходились по местам, она помахала Максиму, который в ответ лишь холодно и отстраненно наклонил голову.

Тогда она направилась к столу Бориса и начала лихорадочно рыться в ящиках под изумленным взглядом коллеги. Найдя наконец то, что искала, она большими шагами двинулась через комнату.

– Держи, – сказала она, громко хлопнув кубиком Рубика по столу бывшего напарника. – Может, хоть теперь перестанешь дуться?

Порыв воздуха, сопровождавший ее приближение, принес с собой сладковатый аромат ее духов с нотками ванили. Обоняние Максима немедленно сигнализировало о наличии нового запаха: он понял, что она сменила дезодорант.

Максим протянул руку, схватил головоломку и поднял глаза на Эмму.

– Вы продвигаетесь? – нейтральным тоном спросил он.

– Вообще-то, у меня все нормально, спасибо, что спросил. А как ты после этих двух месяцев? Чем занимался, съездил в отпуск?

Она и капитан Саже были единственными, не считая самого Максима, кто знал истинную причину его отстранения. Это так называемое нервное истощение было, в сущности, реальным срывом по полной программе. За общепринятым эвфемизмом «психическое выгорание» стояло давление общества, которое подминало и обгладывало души. Жандармы, как и все сотрудники сил охраны порядка, экстренных служб и служб спасения, находились в эпицентре этого коловращения. Именно они, угодив в «глаз бури», принимали на себя самые хлесткие удары наиболее низменных проявлений современной жизни. Требовалась немалая стойкость, чтобы выдержать этот наплыв все нарастающей жестокости людей, неспособных даже на минимальное сочувствие. Глубокая безнадежность пронизывала человечество, как агрессивный рак.

В отпуск Максим так и не поехал – хотя не отказался бы, – но дело было не только в этом, и Эмма с присущим ей цинизмом задела его за живое. Понятно, что она пыталась добиться от него какой-то реакции, но он сам не понимал, что творится в его душе.

– И как тебе новенький? – Максим резко сменил тему.

– Павловски? Отличный, суперправильный, иногда с перебором, но только это от него и требуется, так что меня устраивает.

– И как продвигается дело?

– Ага, наконец-то добрался до сути! – гаркнула она. – От души отлегло: я-то боялась, что ты станешь расспрашивать, как дела у меня! – Она подмигнула. – Этот тип просто гроб с музыкой… или, вернее, испорченная пластинка! Он без остановки твердит: «Я их всех убил», а мы представления не имеем, кто он такой. В жизни ничего подобного не видела! Четыре потенциальные жертвы, виновный сдался сам и во всем признался, но больше ничего не желает сказать.

– Как он держался во время допроса? Его лицо, взгляд…

– О нет, Макс! Только не надо этих «синергоштучек»! Говорю же, у нас ничего нет. По мне, так он просто нарик с навязчивыми галлюцинациями. Сам понимаешь, после столь серьезного признания у прокурорских выбора не было, кроме как поставить всех на уши; но, честно говоря, от силы через несколько часов нам придется закрыть дело.

В группе Ахмеда Буабида наметилось оживление. Он зычно окликнул Эмму, прервав их разговор с Максимом.

– Аджюдан Леруа! – Если речь шла о чем-то серьезном, в жандармерии Анси в соответствии с традицией переходили на официальный тон. – Пришел ответ на наши запросы, и нам прислали адрес одного человека из списка!

Лейтенант Ассия Ларше дала добро, и группа А, то есть Эмма и Борис Павловски, отправилась в Верье-дю-Лак, одну из самых благополучных и богатых коммун департамента.

Хлынул ледяной дождь, мощные струи заливали окрестные дома и бились в ветровое стекло их машины. Павловски приходилось постоянно протирать стекло тряпкой, чтобы сидевшая за рулем Эмма могла хоть что-то разглядеть.

Минут через двадцать они остановились перед большим зданием, нависающим над озером. Ненастье не красило эти места, но в нормальную погоду величественный вид, открывающийся на огромное водное пространство внизу и горные вершины на том берегу, наверняка приводил в восторг.

Компания, обслуживавшая электросеть, сообщила о наличии абонемента на имя Колина Вассарда. Квартира была небольшая, но, глянув на цены недвижимости в деревушке Верье-дю-Лак, шикарном предместье Анси, Эмма сразу подумала, что разыскиваемый ими мужчина наверняка на бедность не жаловался.

Когда они вошли в подъезд, включилось автоматическое освещение; они двинулись по коридору к квартире предполагаемой жертвы. На позолоченной табличке значилось «Колин А. Вассард».

Молодая женщина несколько раз нажала на звонок. Тишина.

– Господин Вассард? – прокричала она. – Это жандармерия, откройте, пожалуйста!

По-прежнему тихо.

Она достала служебное оружие и кивнула напарнику. Тот обошел соседние двери, стуча и звоня по нескольку раз, пока не появилась внушительная дама с метлой в руке.

– Здравствуйте, мадам, жандармерия, – автоматически представился Борис. – Вы знакомы с человеком, который живет здесь?

Он ткнул пальцем в направлении квартиры Колина Вассарда.

Она только робко пожала плечами.

– Господин Вассард! – снова прокричала Эмма еще громче. – Если вы не откроете, мы будем вынуждены взломать дверь!

Выждав еще минуту в тягостной тишине, Эмма, которую адреналин делал нетерпеливой, нагнулась и взялась за портативный таран, который они принесли с собой.

– Подожди! Нам нужен еще один понятой.

Рыжая красавица прекрасно знала правила, но, поскольку уже была на взводе, что-то раздраженно буркнула чисто по-мужски.

Павловски исчез в глубине коридора и вернулся через несколько минут вместе с пожилым мужчиной, которому явно было тяжело передвигаться.

Теперь, когда пара понятых у них была, Эмма, выкрикнув последнее предупреждение и не дождавшись ответа, выбила дверь.

С оружием наготове Борис с напарницей зашли внутрь квартиры того, чье имя вместе с тремя другими, выведенными дрожащим почерком, значилось в таинственном списке.

4

Борис и Эмма уехали уже больше часа назад, и Максим не мог усидеть на месте. Ему было велено привести в порядок старые бумаги – детское наказание в духе дедовщины, через которую он прошел в армии, когда был новобранцем. Он бы предпочел, чтобы его отправили чистить сортиры: по крайней мере, он бы оказался в средоточии самых низменных отправлений представителей своего вида.

Кубик Рубика занял его на несколько минут – он уже несколько раз его собрал, – но, глядя на суету коллег, он ощутил, что ему не терпится действовать.