Я их всех убил

Все прилипли к мониторам или к телефону. Никто не заметил, как он встал и направился к камерам предварительного заключения.

Если человеку, зашедшему впервые в здание бригады, оно могло показаться суровым, то это впечатление лишь усиливалось в отсеке для задержанных: бетонные стены не придавали тепла обстановке, а в конце мрачного, скудно освещенного коридора, как завершающий картину штрих, располагался «холодильник».

Шаги Максима отдавались гулким эхом от тяжелых металлических дверей; у последней он притормозил.

Медленно отодвинул заслонку глазка и приблизил лицо.

Незнакомец свернулся в клубок в центре камеры и никак не отреагировал. Но Максим с его обострившимся чутьем заметил слегка участившееся дыхание. Человек явно понял, что за ним наблюдают. В обычных обстоятельствах Максим мог различить в запахе пота ничтожные изменения, выдающие стресс или, чаще, страх. Он прижал нос к зазору в маленьком окошке, но пот, выделяемый апокринными железами [6] подозреваемого, был таким насыщенным, что любые попытки его проанализировать терпели крах. Этот тип наверняка не мылся уже несколько дней.

6

Апокринные железы – потовые железы, расположенные в волосистых частях тела.

Эмма была права: скорее всего, это нарик, который в вызванном ломкой бреду вообразил, будто совершил убийства, чтобы кто-то обратил на него внимание и пришел на помощь. Однако интуиция подсказывала молодому человеку, что тут кроется что-то еще.

Если признания незнакомца – игра воображения, зачем же он зашел в этой игре так далеко, что сочинил список из четырех жертв? Слишком конкретный – не похоже на простое вранье.

Максим несколько долгих минут рассматривал подозреваемого. Ему бы так хотелось усесться напротив и задать несколько вопросов. С тех пор как он получил диплом по синергологии, любой, даже самый короткий разговор с жертвой, любой диалог или мимолетный жест воспринимались им совсем не так, как раньше. Он переориентировал вопросы, ловил мельчайшие реакции и анализировал каждое движение лицевых мышц или рук. Дьявол скрывается в деталях, даже самых незначительных. Однажды, принимая обычные свидетельские показания молодой женщины, чей муж разбился на мотоцикле, он заметил, что она слегка вздергивает правую бровь, стоило ей заговорить о погибшем супруге. На словах она описывала мужа как человека любящего и внимательного, в то время как невербальные знаки свидетельствовали об обратном. Ее речь не согласовывалась с тем, что она на самом деле думала. Максим решил разобраться и сфокусировал вопросы на поведении мужа. Всего через несколько минут несчастная вдова расплакалась и призналась, что благоверный ее бил.

Дьявол скрывается в деталях.

– Тебе холодно? Хочешь одеяло?

Голос жандарма разнесся в тишине «холодильника». Незнакомец забормотал что-то нечленораздельное. Жандарм напряг слух и понял.

– Я их всех убил, я их всех убил…

Казалось, бедолага беспрерывно повторяет эту фразу, как зловещую мантру, точно попал в адскую петлю, единственный выход из которой – смерть.

Ничего он тут не добьется. Тем более что его отстранили от расследования, а предполагаемый преступник валяется, как бомж, на ледяном цементе камеры. Максиму придется с этим смириться: тогдашний нервный срыв здорово ему навредил, теперь предстоит заново завоевывать всеобщее доверие, прежде чем он полностью вольется в работу бригады. Самым трудным будет грядущее столкновение с Ассией…

Дверь, ведущая в отсек камер, хлопнула с грохотом, от которого он вздрогнул. К нему быстро приближалась массивная тень. Это был Борис, уже издалека испепелявший Максима взглядом.

– Ты что здесь забыл? – рявкнул Павловски.

Максима поймали с поличным – можно сказать, схватили за руку в чужой сумке. Он стоял в конце безликого коридора, возле камеры с единственным задержанным. Никакие объяснения не сработают. Павловски сразу же заметил, что заслонка глазка отодвинута, и нахмурился.

– Тебе здесь делать нечего, Монсо!

Тот потупился и попытался молча исчезнуть, но на шум из кабинета вышла Ассия и теперь стояла в дверном проеме, широко расставив ноги, как Цербер, преграждающий дорогу в Аид.

– Что здесь происходит?

Сознательно избегая встречаться взглядом с Максимом, она обратилась к старшему по званию.

Борис пожал плечами и заявил самым спокойным голосом:

– Ничего, лейтенант, это наш задержанный бузит, – солгал он.

Максим застыл, опустив голову. Ларше выдержала паузу и спросила:

– Что дал обыск?

Светловолосый жандарм подошел ближе; Максим оказался зажат между ними как в тисках.

– Эксперты уже на месте и проводят осмотр: думаю, через несколько часов мы будем знать больше; на данный момент ничего нового. Квартира была практически пуста.

– Я только что говорила с заместителем прокурора, – сказала она. – Он приедет. Постарайтесь хоть что-то выжать из нашего подозреваемого или ускорьте поиск убедительных улик; чувствую, что это дело передадут полиции [7] , если у нас к тому моменту ничего не будет.

7

Во Франции полиция и жандармерия различаются по функциям и задачам: жандармерия относится к вооруженным силам и подчиняется Министерству обороны, хотя и выполняет задачи полицейских, в то время как полиция является гражданским формированием и подчиняется МВД, ее основная функция – охрана общественного порядка.

Она развернулась и исчезла.

В ледяном молчании Борис обогнул коллегу и, поскольку коридор был слишком узким, чтобы они могли идти рядом, не натыкаясь друг на друга, слегка его толкнул. Отошел на несколько метров, потом развернулся и уставил на Максима обвиняющий палец.

– Не торчи здесь, понятно? – сухо бросил он.

Максим коротко кивнул в ответ и подождал, пока Павловски дойдет до кабинета, прежде чем решился двинуться с места.

Он по-прежнему задавался вопросом, почему младший лейтенант не разоблачил его перед начальницей. Может, зафиксировал его промах в уголке памяти, чтобы позже нанести ответный удар?

Максим прошел через помещение бригады, и никто не заметил его присутствия. Иногда ему казалось, что он превратился в неприкаянную душу, эктоплазму, взыскующую покоя на небесах. Конечно, он был не слишком говорлив и не слишком приветлив, но вполне трезво оценивал собственную натуру и знал, что может быть верным и преданным другом, если решит, что человек достоин его доверия. Он не участвовал по-настоящему в общественной жизни казармы, поскольку выбрал, пусть и за счет существенного сокращения своих доходов, проживание «у штатских», в отдалении от нервного узла бригады в Анси. Нельзя не признать, что корпоративный дух превращал жандармов в совершенно особую категорию среди сил охраны порядка, но, с его точки зрения, излишне тесное соседство и практически несуществующая личная жизнь не делали его как копа лучше – скорее наоборот. Ему необходимы были покой, одиночество, возможность разобраться с самим собой.

Только Эмме удавалось пробиться сквозь крепкий панцирь Максима Монсо, и он часто укорял себя за то, что иногда забывает: не считая Анри Саже, только она была его единственным другом.

Максим прошел мимо стола молодой женщины, и та послала ему улыбку.

– Что еще ты вытворил? – спросила она почти насмешливо.

– Я только хотел посмотреть вблизи, как выглядит наш подозреваемый, – пробормотал он.

– Говорю ж тебе, он торчок. Через полчаса, не больше, его начнет бить колотун и он станет умолять нас о дозе, – уверенно предсказала она.

– Его уже бьет колотун…

– А это «холодильник» действует. Подожди немного и сам увидишь!

Он поднял глаза и посмотрел на рабочий стол молодой женщины: отложенные в сторону досье, журнальчики с разными кроссвордами, фотография ее брата-близнеца, стакан, набитый ручками с изгрызенными колпачками, и экран ее компьютера, чье голубоватое свечение бросало необычный отсвет на ее золотистую шевелюру. Одна деталь привлекла его внимание. Она это заметила:

– На что ты так пялишься?