Я не хотела умирать

– Да, это я начала ту драку, – опустив глаза, призналась я. – Прости меня, мама.

– Моя девочка, – мама обняла меня и, плача, принялась покрывать поцелуями, – моя хорошая, милая девочка, мы будем учиться с тобой хорошему, мы сходим в церковь, исповедуемся, причастимся, у тебя все получится, ты станешь самой доброй и чудесной девочкой на свете.

***

В мои девять и Димины четырнадцать различий между нами было больше сходств. Мы больше не смотрели, лежа в обнимку на его кровати, диснеевские мультики, не наблюдали с восторгом и желанием завести такую же собаку за приключениями «Комиссара Рекса» 18 . Дима превратился в подростка и стал держать от меня дистанцию. Он мог пропасть надолго, а потом вновь внезапно появиться, объяснял свое отсутствие лишь фразой, что у него были дела и ему было не до меня. Он стал еще более резким и вспыльчивым, я его часто бесила, о чем он мне незамедлительно сообщал, мои игры ему не нравились, свои он не предлагал. Мы стали больше молчать, чем разговаривать. Я не знала, что сказать ему, чтобы не показаться глупым несмышленым ребенком, а он был весь погружен в себя и скрытен. Я плакала, меня очень расстраивало наше отдаление, а он как будто этого совсем не замечал. Я не рассказывала ему, что в школе меня обижают одноклассники, он был таким успешным, популярным, сильным, и мне не хотелось выглядеть рядом с ним забитым, никому не нужным ребенком и стать еще более неинтересной, чем я уже была.

18

Сериал созд. Петер Мозер и Петер Хайек, 1994 г.

Но произошедшее с Сашей я ему рассказала. Он увидел след на моей руке от ее зубов и спросил, а я не стала скрывать. Мне хотелось поделиться своей правдой хоть с кем-то, я плакала у него на груди, он молча слушал, гладя меня по волосам.

– Почему они все лгут, Дима? Почему?

– Потому что им это выгодно, – спокойно пояснил он.

– Они рассказывают то, чего не было на самом деле! Ведь не было же, да? Или я ошибаюсь? Я уже сама себе не верю, – растерянно произнесла я.

– Я тебе верю. Я всегда на твоей стороне, а ты всегда должна мне доверять, понятно?

Я закивала.

– А они еще об этом пожалеют, – крепко прижав меня к себе, сурово сказал он.

На следующий день к воротам моей школы подъехала Димина машина.

– Что ты тут делаешь? – удивленно воскликнула я, подбежав и обняв Диму.

– Кто тебя обидел? – сухо спросил он.

– Вот та девочка в малиновой куртке, – показав пальчиком на Сашу, ответила я.

Дима резкой быстрой походкой направился к ней, я едва поспевала за ним следом.

Он подошел к Саше вплотную и, грубо взяв ее за грудки, с бешеной яростью прокричал:

– Еще раз, мерзкая тварь, ее тронешь, я тебе все зубы выщелкаю, ты меня поняла?

Игравшие во дворе ребята замерли, наблюдая. Саша от испуга не могла проронить ни слова, лишь всхлипывала.

– Ты поняла меня, паршивая сучка? – с силой ее потряся, громко крикнул он.

– Да, – прошептала Саша и разрыдалась.

Дима выпустил ее из своих рук. Саша сжалась в клубок на снегу, ее спина судорожно вздрагивала, мне не было видно ее лица, но по доносившимся звукам я понимала, что она плачет.

Я испытывала гордость от того, что за меня впервые кто-то заступился, мне было радостно, что моего врага проучили, но вместе с тем я чувствовала отвращение к тому, что произошло. Мне было страшно видеть таким разъяренным Диму и неприятно смотреть на Сашу, она была королевой класса, и такой жалкой я ее еще не видела.

– Еще раз кто-нибудь из вас, безмозглых малолеток, ее хоть пальцем заденет, я вам бошки поотрываю, понятно? И не вздумайте своим предкам жаловаться, а то хуже будет, – со злостью прокричал Дима.

Все продолжали стоять в оцепенении, не решаясь произнести ни слова, Дима крепко взял меня за руку, и мы зашагали к его машине.

– Сашу жалко, – едва слышно прошептала я.

– Она не заслуживает жалости, – грубо отрезал он и, немного подумав, добавил, – жалости вообще никто не заслуживает.

В свои четырнадцать Дима выглядел на все восемнадцать, а ярость, так отчетливо выражавшаяся на его лице, не могла не пугать. Димины слова и действия произвели эффект. В школе меня больше не били. Но продолжили издеваться другими способами.

Со мной никто не общался, постыдным считалось даже сидеть со мной за одной партой, ребята под любым предлогом этого избегали, стоило мне чуть-чуть замедлить с мытьем рук в столовой, как моя каша смешивалась с компотом или покрывалась плевками. Измазанные соплями стулья и парта, изрисованный пенал, спрятанная вторая обувь, порванные тетради и обложки учебников – все это происходило с безмолвным хладнокровием и сопровождалось довольными улыбками на губах одноклассников.

Больше всего в себе я любила свой голос и красивые пушистые волосы. Волос они у меня отнять не могли, прикасаться ко мне теперь боялись, но зато лишили голоса.

Я обожала книги, проводя дни и бессонные ночи за чтением, и безумно любила стихи. Я читала их со страстью, расставляя акценты и передавая всю красоту слога и чувственность мысли. Анна Валерьевна пророчила мне театральное будущее и всегда с восхищением слушала, как я читаю.

Анна Валерьевна решила поставить спектакль «Кошкин дом» с нашим участием. Она тут же отдала мне главную роль – Тети Кошки. Я прыгала от счастья, это был мой первый в жизни спектакль, и мне так хотелось почувствовать себя актрисой! Я тщательно репетировала дома перед зеркалом, продумывала жесты и мимику. Мама купила мне красивое пышное платье и шляпку для роли, сделала усы, уши и пушистый хвост. Мой костюм был прекрасен, я любовалась, глядя на себя, и мечтала, как буду стоять на сцене под шум аплодисментов.

У нас была очередная послеурочная репетиция. Я читала свою роль, и вдруг меня прервали.

– Анна Валерьевна, нам кажется, Юля с ролью не справляется, – сказал Андрей.

– Почему? – удивленно воскликнула Анна Валерьевна, – Мне кажется, что лучше, чем у Юли, не получится ни у кого.

– А давайте Саше дадим попробовать? И потом сравним? – предложила Надя.

– Да, да, давайте, – закричали хором ребята.

– Ну, давайте, – в нерешительности проговорила Анна Валерьевна.

Я знала, что Саша хотела получить роль Кошки, а не отведенную ей роль чтеца. Она мне завидовала, громко фыркая во время каждой репетиции и перешептываясь с другими детьми. Остальным тоже не нравилось, что меня так любит Анна Валерьевна, и моя главная роль их раздражала. Но я не предполагала, что они поступят так.

Саша читала сбивчиво, у нее была хорошая дикция, но она плохо изображала эмоции и передавала неверные интонации. Несмотря на это, когда она закончила, дети ей радостно зааплодировали. Я сидела, закусив губу.

– Вот, Саша молодец! У нее лучше получается, – похвалил Андрей.

– Да, мне тоже Саша больше нравится.

– И мне.

– Ну, не знаю, ребята, мне нравится больше Юля, – прервала их радостный гул Анна Валерьевна. – Я думаю, Саша, роль чтеца тебе больше подойдет.

– Нет, не надо Юлю в роли кошки, – запротестовали ребята.

– Мы не согласны.

– Юля вообще в словах путается.

– Она тихо читает и неправильно.

– Неправда! – громко воскликнула я. – Сейчас покажу, как я читаю.