Я не ваша, мой лорд

— Жива. Что случилось?

— Ось треснула, дальше придётся верхом, — сообщает мне герцог.

— Слава Праматери, — иронично хмыкаю я. Поломка — это конечно плохо, но видеть эту деревянную душегубку больше не могу. Хотя бы до утра.

— Держи поводья, я помогу Орани, — со смешком распоряжается Севастьен, слезая с коня

Эх, держу. Куда же я денусь? Хотя сидеть боком в мужском седле ещё то удовольствие. Хорошо, что хоть жеребец вышколенный и сбросить мою тушку не пытается.

Пока мужчины возятся с каретой, я озираюсь вокруг. Мда, приятного мало. Мы застряли в низине между двумя холмами, дождь всё ещё хлещет сверху, но меня пока спасают выставленные Севастьеном щиты. Осторожно вплетаю в них свою силу, подпитывая. И бросаю взгляд на дорогу, которой нам предстоит дальше ехать. Она скорее похожа на реку. Грязный поток воды, несущийся вниз, оптимизма не вселяет. И не одной мне, судя по отрывкам разговора, которые до меня долетают от мужчин. Кое как выровняв и магически подлатав наше транспортное средство, они принимаются решать, что делать дальше. Судя по всему, нам придётся ехать не в оговоренную гостиницу, а в другую, которая ближе, потому что дальше с такой поломкой мы не протянем.

— Хали Севар, забирайте необходимые вещи и езжайте с супругой вперёд, а я осторожно поеду следом, — советует Орани, окидывая меня цепким взглядом. — Утром придётся немного задержаться, пока поменяют ось, но не критично.

Севастьен задумчиво хмурится, просчитывая что-то, потом кивает и возвращается к карете, чтобы спустя пару минут закрепить у седла наши сумки и вскочить на коня. Вокруг меня смыкаются мужские руки, помогая устроиться в его объятиях.

— Держись, маленькая. Ещё немного и сможешь отдохнуть, — обещает он, прижимая меня к себе.

Жаловаться мне, как агенту Скар Соланьяри, не пристало, а вот Кариля Торрайа, по идее, невзгоды стойко переносить не должна, так что обнимаю мужчину за талию, пряча лицо у него на груди. Если он даже перед босварийским коллегой играет свою роль, мне остаётся только подыгрывать.

В небольшую деревеньку мы добираемся спустя часа два и без труда находим постоялый двор. Вымокшие до нитки, поскольку щиты пришлось убрать, чтобы не привлекать излишнего внимания, голодные и уставшие, сразу же заказываем комнату с горячей ванной и ужином. Севастьен предупреждает хозяина, что немного позже приедет наш слуга с каретой, и ведёт меня наверх. Неужели этот день наконец подходит к концу? Я уже едва ноги волочу.

— Не вздумай уснуть, пока не поешь? Тебе завтра нужны силы.

— Слушаюсь, папочка, — шепчу так, чтобы никто не услышал.

— Отшлёпаю, — обещает, поглаживая мою многострадальную пятую точку. Дать бы ему по рукам, да нельзя. Почтенные хоаль так себя не ведут.

— Покусаю, — бросаю на него гневный взгляд, пытаясь увильнуть от прикосновения.

— Ловлю на слове, душа моя, — улыбается хитро.

Кипя от возмущения, влетаю в нашу комнату, едва он открывает дверь. И вот как с этим человеком работать, если мне периодически хочется его стукнуть чем-то тяжёлым? Герцог заходит следом, посмеиваясь и закрывая дверь. Стараясь не обращать на него внимания, осматриваю наши апартаменты на эту ночь. И чувствую, как гулко ухает сердце в груди. Вместо ванной комнаты тут только большая лохань за ширмой. Серьёзно? Такое ещё бывает? Это как? Мне придётся раздеваться и купаться при нём? Бросаю на Севастьена косой взгляд, прикидывая, как бы его спровадить хотя бы на время.

— Не надейся. Не выйду, — качает головой с ироничной усмешкой, меряя меня голодным взглядом.

— Бесстыжий, — поджимаю губы.

— Ещё какой, — ухмыляется уже совсем предвкушающе. — Иди сюда, обсушу твою одежду пока в это корыто воды нанесут.

— Я и сама могу, — возражаю ему, но почему-то послушно шагаю ближе. Эта командировка на меня плохо действует.

— Не сомневаюсь. Но мне хочется о тебе позаботиться, — признаётся он, сплетая нужные заклинания и отпуская их с кончиков пальцев.

Приятное тепло согревает озябшее тело. И хоть ощущения чистоты не хватает, сухая одежда заставляет почувствовать себя почти счастливой. Застываю рядом с мужчиной смотря ему в глаза, он обхватывает мои плечи, притягивая ближе. Задерживаю дыхание, утопая в его голодном взгляде. И отвожу глаза. Чтобы отвлечься сплетаю точно такое же заклинание для него. Простудится ещё. Мне напарник здоровый нужен.

— Спасибо, душа моя.

— Тут нет никого, незачем играть, — произношу с нервным смешком.

— Я не играю… — тихо говорит Севастьен, но его обрывает на полуслове стук в дверь.

Вздохнув, мужчина отправляется открывать, а я иду к окну, по пути заметив, что кровать в комнате значительно меньше той, которую мы делили прошлой ночью. Какова вероятность, что я снова не окажусь в его объятиях? Ничтожная.

Бросаю взгляд через плечо. Скинув капюшон, Севастьен пристально следит за парочкой молодых слуг, что споро наполняют ванну горячей водой. Взгляд у него такой тяжёлый, что мальчишки даже головы поднять не решаются, втянув их в плечи. Пока они бегают туда-сюда, на пороге появляется женщина в чёрной карилье поверх серого вдовьего платья с большим подносом в руках.

— Ужин, уважамый хали, для вас и вашей супруги, — склоняется она.

— Поставьте на столик, хоаль. Спасибо, — кивает Севастьен, уступая дорогу.

Вскоре слуги покидают нашу комнату и он закрывает дверь, сразу же обвешивая её охранками. А я с облегчением наконец стаскиваю с головы карилью. Может ну его, это купание? Потерплю, как нибудь. И спать могу лечь одетой. Почему-то случившееся прошлой ночью воспринимается гораздо легче, чем перспектива добровольно оголиться перед мужчиной. Может причина в стеснительности? Всё-таки, опыт у меня отсутствует совершенно, что бы он там себе не думал. А может в том, что сегодня утром я могла повесить всю ответственность на Севастьена. А сейчас у меня есть выбор. Раздеться, признав его право видеть меня такой, или потерпеть неудобства, но при этом не уступить. А вода так заманчиво манит теплом и горячим паром. И так некстати вспоминается, как хорошо было в его объятиях.

— Ты собираешься купаться? — вскинув бровь, интересуется мой ходячий соблазн.

— Не решила ещё, — признаюсь откровенно. — Может ты пообещаешь не подсматривать?

Он склоняет голову набок, улыбается коварно. И качает головой.

— Я не даю обещаний, которые не в силах выполнить.

— Так нечестно, — поджимаю губы.

— Девочка моя, я не обещал тебе быть честным. Я хочу тебя. Целиком и полностью. Навсегда. Если бы ты этого так сильно не хотела, как пытаешься показать, то перед тобой и выбора бы не стояло. Разве нет? Я не возьму то, что ты не готова дать. Но отступать и прятаться тебе тоже не позволю, — произносит он, пристально смотря мне в глаза. — Ты хочешь в эту ванную. Так перестань маяться глупостями и полезай в воду, пока она горячая.

Вот так, значит? Глупостями? Сжав гневно губы и бросив на него испепеляющий взгляд, ухожу за ширму, где стягиваю с себя неприятные после купания под дождём одежды. И лишь погрузившись в воду, понимаю, что Севастьен опять сыграл на моей вспыльчивости и эмоциях. Манипулятор бессовестный. Но в чём-то он прав. Если бы я действительно не готова была уступить, то выбор был бы очевиден. Неужели я такая слабовольная? Или всё дело в нём? Почему лишь этот мужчина способен как наполнить меня внутренней силой, так и полностью лишить самообладания? Почему мне хочется только его, несмотря на все попытки забыть и убедить себя в обратном? Почему, даже обижаясь и пытаясь ненавидеть его много лет назад, я искала ему оправдания, оставалась рядом, позволяла присутствовать в своей жизни? Неужели это действительно любовь? А может, одержимость?

— Вода так и остынет, пока ты все свои думы передумаешь, — слышу я его голос над головой и не успеваю даже среагировать, как звучит бесцеремонное: — Подвинься, я тоже хочу быть чистым.

Абсолютно голый Севастьен залезает ко мне в ванную и пока я хватаю ртом воздух, пытаясь собрать мысли в кучу и найти слова, способные передать всю степень моего негодования, меня же, как куклу, ловко разворачивают спиной к себе, заставив усесться между мускулистых ног.

— Ты что творишь?!! — шиплю, пытаясь вырваться, но оказываюсь в кольце его рук.