Я не ваша, мой лорд

— Это какие же? — с вызовом вскинула я голову.

— Все, которые в тебе есть. Даже твоя язвительность и вредность мне нравится. Так и хочется каждый раз, когда в ход идёт твой острый язычок, отловить одну упругую соблазнительную попку, чтобы проучить хорошенько, — прошептал мне в губы этот искуситель. — А потом залюбить тебя так, чтобы все колкости из головы вылетели.

У меня даже уши начинают гореть от его откровений. Уф. И как теперь язвить его сиятельству, зная, что у него в голове творится? С особым удовольствием, надо полагать.

— Ты так мило краснеешь. — Его ладони обнимают моё лицо, большие пальцы гладят скулы. — Куда девалась та девушка, что когда-то так смело и дерзко мне заявляла о своих плотских желаниях? — у меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю тот вечер, а его руки уже скользят под ткань, лаская шею, путаясь в моих волосах. — Сводишь меня с ума, мой соблазн, моё наваждение. Любимая.

Соприкосновение наших губ становится сладкой мукой, когда всё внутри дрожит от переполняющих чувств, от щемящей нежности, внезапно разбуженной им. Нет больше в этой взаимной ласке сражения друг с другом. Нет. И внутренние бесы утихли, не раздирая душу противоречиями. Нет, я не готова ещё признать свою капитуляцию, но она меня уже не пугает, словно мы играем в извечную игру, где уже известен результат, но удовольствие приносит уже сам путь к нему. Я хочу его нежности. Я хочу его внимания, ухаживаний и пламенных чувств. Я так хочу чувствовать себя нужной, ценной, единственной. Мне нужно это, чтобы поверить, что я могу быть такой для него. Любимой.

И больше нет желания бороться с собой, когда хочется прижаться к большому телу, самой, лозой обвивая, сплетая руки на склонённой шее, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, притягивая ближе, отвечая своим языком на игру его, лаская в ответ прикусывая тонкие губы, как делал это он. И в краткий миг, когда мир обретают чёткость, возникает мысль, что может и хорошо, что у нас с ним ничего не сложилось тогда, раньше. Мне мало быть для герцога его девочкой, я хочу быть для Тьена равной. Та Зайчишка бы такой стать не смогла. А у меня, возможно, есть шансы. Но и об этом я забываю, когда с глухим рыком меня подхватывают на руки и роняют на кровать, чтобы накрыть вожделенной тяжестью твёрдого мужского тела, содрать с головы карилью полностью, расстегнуть ворот платья, оголяя моё горло для жадных поцелуев.

— Тьен, — со стоном запрокидываю голову подставляясь под ласку, закатывая глаза, когда его язык обжигает кожу, посылая искры пламени прямо в низ живота. — Тьен… у нас… нет времени… а-а-ах.

— Да, времени нет, — он вжимается лицом в изгиб моей шеи, шумно дыша, сжимая меня до хруста. — Со временем у нас совсем плохо. Особенно, когда ты такая сладкая, что разум сносит прочь.

— Ну вот. Разум сносит у тебя, а виновата я, — поджимаю губы, изображая обиду. — Эх, мужчины. То ни во что женщин не ставите, то валите на них всё подряд, оправдывая себя.

В ответ слышу насмешливое фырканье и Севастьен перекатывается и устраивает меня сверху.

— Я бы сейчас решил, что ты просто бузишь, но кажется мне, что твоё замечание про женщин не один я спровоцировал, ибо никогда не давал повода считать, что ни во что женщин не ставлю. Давай, говори уже, что за интересные мысли бродят в твоей голове.

— Может позволишь встать тогда? — пытаюсь я отстраниться от мужчины.

— Нет, мне и так удобно, — в подтверждение своих слов он притягивает подушку себе под голову и вопросительно поднимает брови, выжидающе смотря на меня.

— Зато мне нет, — заявляю и таки отталкиваюсь руками от широкой груди и сползаю с него, садясь рядом, заставив Тьена разочарованно вздохнуть.

— Злая ты, — говорит он и я удивлённо вскидываю на него глаза, настолько правдоподобно скопировал он интонации Тоды, который так любит повторять мне эту фразу. А Тьен, значит, слышал.

— Ну почему же злая? О твоём разуме беспокоюсь, — на губах сама собой появляется игривая улыбка. Мы ли это? Мой мир явно перевернулся с ног на голову за последнее время.

— Ладно, заботливая, — покладисто соглашается мужчина. — Рассказывай, до чего додумалась.

— Да ничего такого особенного. Всего лишь заметила, что Ардораш совершенно не принимает в расчёт женщин при дворе.

Ну, у него есть на то основания. Порядки тут такие, что женщине тяжело было бы организовать преступную организацию и прикрывать её. Тем более, на таком уровне, — разумно замечает Севастьен и ловко перехватывает мою ладонь, вынуждая придвинуться ближе, переворачивается на бок, подпирая рукой голову.

— Возможно. Хоть мне кажется, что даже при таких порядках умной женщине не составит труда добиться и власти и влияния, тем более, если её будут недооценивать, как противника, — мне дико непривычно вот так обсуждать дела, когда он перебирает мои пальцы, нежно поглаживает, а потом и вовсе подносит к губам, целуя с отрешённым видом, явно размышляя над моими словами. И ведь приятно до дрожи.

— Думаешь, в этом деле замешана женщина? Чем аргументируешь?

— Не то, чтобы замешана. Не обязательно, просто, ты же сам знаешь, сколько всего могут знать, например те же слуги, на которых порой не обращают внимание. Вот и тут. Женщин нельзя не брать в расчёт. Если при дворе Ардораша существует заговор, как он подозревает, а верхушка прикрывает нашего Артефактора, то это мужчины…

— У которых есть жёны, дочери, сёстры, — заканчивает за меня мысль Севастьен.

— Именно. Женщины, которые ведут дом, руководят слугами, сопровождают на приёмах безмолвными тенями и могут знать очень многое, — киваю я.

— И именно тебе будет несложно стать среди них своей, заинтересовать собой и выведать то, что нам нужно, — довольно улыбается мужчина. — А я тем временем сведу нужные знакомства с мужским контингентом. С теми же принцами и их ближайшим окружением. Посмотрим, кто есть кто. А на приёмах и прочих публичных выходах, сопровождая меня, ты, как и договаривались, незаметно и постепенно будешь изучать всех подозреваемых.

Когда-то уйдя из его дома, бунтуя я попыталась прекратить уроки этикета и прочих премудростей, которые положено знать леди, заявив Виттории, что мне это в жизни никак не пригодится. Раньше ведь для него старалась. А сейчас вот я благодарна сестре герцога, что она тогда настояла и отговорила меня от поспешных решений. Конечно, босварийский этикет отличается от принятого в Сэйнаре, но начав его изучать, я с лёгкостью провела параллели, запоминая нюансы. В конце концов, если в чём-то ошибусь, это можно списать на то, что всю жизнь прожила в Арганде. Но в общем, изобразить аристократку для меня не составит труда.

— Сильно волнуешься? — целует мою раскрытую ладонь Севастьен.

— Знаешь? Нет, не сильно. Это задание — для меня настоящий вызов. Не терпится разобраться во всём и найти этого умельца, — улыбаюсь предвкушающе.

Он улыбается в ответ такой знакомой улыбкой. В ней плещется гордость и одобрение, заставляя меня ещё больше воспрять духом.

— Умничка. А сейчас, пожалуй, пойдём поищем моего “дядю” и узнаем всё возможное о завтрашнем вечере. Потом надо будет ещё гардеробом обеспокоиться и одеждой на завтра особенно. Ты должна вписаться в общество, окружающее королеву и принцесс.