Я (не) ведьма
Шрифт:
— Вот и Воронья крепость, — Варла указала на полуразрушенные зубчатые стены, видневшиеся посреди болота. — А вон там, где пригорок, стояла церковь. А склеп должен быть где-то рядом…
— Жди здесь, — я спрыгнула с лошади и бросила Варле поводья, проверив, хорошо ли вынимается длинный кинжал с посеребренным лезвием, и вытащив из седельной сумки пару осиновых кольев.
Странно, но я совсем не боялась. Наверное, я устала бояться, а может, упыри не чувствуют страха. А чувствуют ли упыри хоть что-то?
Оставив свекровь на взгорке, я побрела по сугробам к тому месту, где должна была находиться
Подумав, я начала протаптывать дорожки, двигаясь то влево, то вправо. Я медленно прочесывала местность перед разрушенной крепостью и думала, что это и в самом деле проклятое место, если древнее зло жило здесь так вольготно. Еще я думала, что Рэндел взбесится, когда проснется и поймет, что его обманули. И если я полягу прямо здесь, долго ли он будет помнить меня? Может, как Летицию — до встречи с очередной «феей».
Мне казалось, это было очень давно — когда я ныряла в ручей Кандиды за шпилькой, когда сидела среди фрейлин, наблюдая за поединками рыцарей. Это было давно, и почти забылось… Пройдет еще пара сотен лет, и никто не вспомнит, что была когда-то Кирия, дочь проклятой семьи, бастард и нелюбимая дочь…
Снег под моей ногой провалился, я поскользнулась и полетела вниз, выронив осиновые колья.
Падать мне пришлось недолго, но падение было болезненным — я рухнула на камни, больно ударившись локтями и спиной. Что-то захрустело и кольнуло в бок. Я посмотрела вверх — надо мной было серое небо, и снег легко осыпался на меня, покалывая щеки и лоб.
Я села, потирая бока, и обнаружила, что сижу в каменной ванной — в каменном прямоугольном ящике с потрескавшимися краями. Что-то снова хрустнуло, я встала на колени и увидела кости — человеческие кости, завернутые в полуистлевшую черную фату. Это было странное зрелище — белое и черное, тлен и прах. Здесь еще валялись смятые и пожелтевшие цветы из когда-то белого шелка. Такими украшают венки невест.
Я не смогла побороть омерзения и поскорее выбралась из гроба. Конечно же, это был гроб — тюрьма, приготовленная для ведьмы и упырихи. Я даже увидела обрывки проржавленных цепей.
Падая, я раскрошила кости почти в труху. Целыми сохранились только мелкие лучевые кости рук и ног. Вот и все что осталось от прекрасной Мелисенты с кривыми зубами.
Подумав про зубы, я нахмурилась. Если верить легенде, Балдред отрубил покойнице голову и захоронил в другом месте. Но как же леди Манила щеголяла с головой? Я наклонилась над гробом, рассматривая кости. Черепа не было.
— Ищете череп, миледи Кирия? — раздался знакомый хрустальный голосок, и я медленно подняла голову.
У противоположной стены стояла Манила. Вернее — Мелисента. В белом платье, запятнанном кровью. Лицо ведьмы выглядело не самым лучшим образом — синюшное, похожее на побитое гнилое яблоко.
— А черепа здесь нет, — она вздохнула и развела руками. — Потому что это не мои кости. Добрый день, кстати. Мы с вами не поздоровались.
— И тебе добрый день, — ответила я, выпрямляясь и нащупывая рукоять кинжала. — Отвратительно выглядишь, Мелисента.
— Ах, вы догадались, — она улыбнулась.
Вместо правого клыка была дырка, и я мысленно поздравила себя
за умелую работу подсвечником.— Я недооценила вас, миледи Кирия, — Мелисента шагнула вперед и встала по другую сторону гроба, задумчиво скребя ногтем камень. — И я попала в ту же ловушку, что и глупыш Эрик. Странно, что и сейчас мне очень трудно убить вас. Возможно, это потому, что вы очень похожи на меня. Я была такой же. Гордой, смелой, безрассудно- отчаянной. Поэтому и не смогла смириться, когда меня бросил Балдред, — даже спустя столетья, она выговорила его имя с ненавистью — как выплюнула. — Он замуровал меня здесь, но я выбралась. Я скребла этот проклятый камень день и ночь — и выбралась. А потом добралась до предателя. Вы, верно, думаете, он был благородным лордом? Таким, о каких слагают легенды? Ничего подобного! Тупой, ограниченный мужлан! Вроде вашего Рэндела! Я, видите ли, была нехороша для него! Как вы для вашего разлюбезного Чеда.
Она ждала ответа, но я промолчала. Несмотря на побитое личико, ведьма выглядела здоровой и полной жизни. Я не спускала с нее глаз, выгадывая, когда лучше напасть.
— Так и знала, что пёс вам не по душе, — Мелисента снова улыбнулась. — Но дубина-Рэндел — не лучше, поверьте. Вы что-то с ним сделали, чтобы он не потащился за вами сюда?
— А вы хотели его видеть? — спросила я, потихоньку вытаскивая кинжал из ножен.
— Мне осталось прикончить его, а ради Чеда даже стараться жалко, — охотно пояснила она. — Пусть подыхает волком. Это пострашнее, чем умереть человеком.
— Неужели обида того стоила? — подкинула я новый вопрос. — Столько веков, Мелисента. Вы так сильно его любили, что мстите его потомкам?
— Любила? — она вскинула брови, а потом сморщилась, мгновенно превратившись в полуистлевший труп. — Не говорите глупостей. Он унизил меня, оскорбил. И когда бросил, я заключила договор с дьяволом, чтобы он помог мне отомстить…
— Не лги, — перебила я ее. — Он бросил тебя, потому что узнал, что ты — ведьма. Уже тогда он назвал тебя ведьмой со смертельными зубами. Ты продала душу не из мести за отвергнутую любовь, это случилось раньше.
Она оскалила зубы и хмыкнула, сразу оставив кокетливо-жалостливый тон.
— Вы стали слишком прозорливы, леди Кирия. Я ведь говорила, что вы превзойдете меня, когда получите мою силу. Да, признаюсь. Я стала изучать черное колдовство задолго до того, как встретила дурака Балдреда. Он не оценил моей силы. Не мог оценить. Так хоть бы молчал, проклятый болтун!..
— Но почему? — я уже вынула кинжал и прятала его в складках плаща. — Что заставило тебя отвернуться от солнца? Ты такая красивая, богатая, почему именно ты?..
— Мне было скучно, — сказала она с вызовом. — Скучно в этом глупом мире, где правят мужчины. Как еще женщина может проявить себя, когда стоит ей научиться читать — сразу бежит инквизиция! Твою семью тоже погубили мужчины. Тупые, жестокосердные, ограниченные мужчины!
— Не все такие, — возразила я.
— Все, — легко ответила она. — Я знала многих мужчин. Нобар был такой же, и Эрик — они все тупые и ограниченные.
— Ты лгала, что они твои братья.
— И пусть верят, — она улыбнулась углом рта. — Зачем им знать, что они — не избранные, а всего лишь мои пешки.