Я не верю в анархию. Сборник материалов

ПНС: А тебе здесь не светит пластиночка?

Е. Л.: Я не хочу. Они предлагали, я отказался. Я с официальной формацией никаких отношений не имею принципиально, потому что всё это потом обесценивается. Я не хочу, чтобы с нами было то же самое, что с АКВАРИУМОМ. Даже то, что мы вступили в ЛРК, дало повод к тому, что вообще народ от нас требует. Что значит продаться? Непонятно.

ПНС: Состав ГО сейчас достаточно стабилен?

Е. Л.: Мы играем вместе года полтора. Были маленькие периоды чисто для отдыха. Мы друг без друга просто не можем. Это как коммуна. Хотя я думаю, что после Барнаула надо прекращать. Ситуация в стране такая, что даже на роке деньги делают. Это же полная профанация. Народ на концерты идёт либо как на дискотеку, попрыгать, поорать, либо идут эстеты, чтобы послушать какое тут арпеджио, какой тембровый пласт. Я не считаю, что рок – это музыка или эстетика. Я считаю, что рок – это такое религиозное движение.

ПНС: Шаманство.

Е. Л.: Да даже не то что шаманство. Это, когда человек просто выходит, всё это, как молитва. Это должно быть так! Приходится заниматься тем, что ты либо развлекаешь толпу, т. е. устраиваешь шоу типа АУКЦИОН, ли6o играешь для эстетов. А я хочу играть то, что мы играли в подвалах Новосибирска. Мне лучше, когда собирается десять человек в зале, но тех, что приходит именно меня послушать. А у нас такое, видимо, невозможно. На Западе, например, есть независимые залы и благотворительные фонды, чтобы музыканты, которых любит человек сто во всей Европе, могли заниматься музыкой и работать где-то. Я собираю пластинки и могу привести много таких примеров.

ПНС: Писали, что во Франции выходит диск ГО.

Е. Л.: В ФРГ вышел сборник мирового панка. Там американские, английские, австралийские, даже тайландские и перуанские команды. И наши две песни туда вошли. Они же выпускают сейчас нашу сорокапятку. А французы хотели сделать из нас попс. Т. е. чтобы мы очень хорошо записались, с электронными барабанами, синтезаторами. Я отказался. Они сейчас переправляют наши записи на европейские панк-фирмы, которые выпускают кассеты или пластинки. Я об этом узнаю в последнюю очередь. И не знаю точно, что там вышло. Датчане пластинку выпускают. Мне это, в общем-то, не очень интересно. На Западе никто не в состоянии понять, что здесь происходит. Там рока как такового сейчас вообще нет. Я не знаю ни одной команды, которая сравнилась бы с тем, что Башлачёв делал. У них другая ситуация. Рок – чистая эстетика, либо весёлый попс, на котором можно отдохнуть. А у нас сейчас целая волна групп старается пробиться на Запад. Я не знаю, зачем. Там всё очень рационально, очень хорошо. Всё по полочкам, даже культура. Сейчас меня опять во Францию приглашают. Я, наверное, не поеду. Там просто мыслят иначе. У нас же всё наоборот, всё через жопу. Они этого не понимают. Они воспринимают всё, что здесь творится, как некий авангард, причём именно эстетический авангард. То, что здесь абсолютно серьёзно, от души, для них как эстетика. Как абсурд, как патология. Если бы они поняли, что это такое, они бы ужаснулись.

ПНС: Повлияло ли на тебя творчество Башлачёва? И что ты думаешь о его жизни и смерти?

Е. Л.: Мне кажется, что это самый великий рокер из всех, кто у нас в стране был. Когда я первый раз его услышал, повлияло страшнейше. Не то, что повлияло, я от другого отталкивался и в музыке, и в текстах. От традиций английской «гаражной» музыки 60-х годов и от панка 80-х. А он к этому отношения не имеет. Он шёл от русских корней, от русской словесности. Причём замешано это было на принципе «треш», не в смысле «металлический», а это понятие такое на Западе, «помойка» называется, когда идёт один рифф и на нём начинается монотонный словесный наворот, типа шаманства, который нарастает, спадает и т. д. И к этому он подошёл как-то внутренне. Песня «Егоркина Былина» очень глобальна. Вот в этом смысле он на меня очень сильно повлиял. Когда я его первый раз услышал в конце 1986 года, я очень удивился, как это можно так петь. Я тогда очень короткие песни, мелодичные, но злые и жёсткие писал. А он занимался тем, что делал развёрнутые вещи минут на шесть, такой страшный поток сознания. Страшный, очень яркий, режущий, агрессивный. То, что к эстетике не имеет никакого отношения. Я считаю, что до сих пор его не понимают. Чем дальше, тем больше я нахожу что-то общее между ним и мной. Его можно понять, если находишь в себе то же самое, что и он находит. Я толком только недавно понял «Посошок». Это величайший человек, который был у нас. Когда мы встретились, в 1987 году, он мне очень не понравился. Это был убитый, совершенно разломанный, полностью уничтоженный человек, опустошённый совершенно. Я же тогда находился на пике энергии, то есть всё ещё верил, что можно что-то изменить, а он уже нет. Я тогда обломался. Сейчас его понимаю.

ПНС: Что ты думаешь о его самоубийстве?

Е. Л.: Я считаю, что это единственный выход и естественный конец для честного человека в наших условиях. Если ты имеешь честное сознание, ты должен понимать, что ничего тебе не удастся изменить. Чем дальше ты идёшь, чем дальше ты расширяешься как личность, всё меньше общего у тебя остаётся с тем, что снаружи, то есть через некоторое время тебя никто не сможет принимать, ты уходишь просто в вакуум. Если находить какую-то силу, то идёшь дальше и становишься, по-видимому, святым. А если ты имеешь эту честность сознания, понимаешь, что ничего никогда не сможешь сделать и тем не менее хочешь изменить, то есть реально тебя цепляет, тогда единственный выход – это каким-то образом умереть. Либо быть убитым реальностью, либо самому.

ПНС: Веришь ли ты в загробную жизнь?

Е. Л.: Да, конечно. Я вообще очень верующий человек.

ПНС: В «Урлайте» ты говоришь, что рок – явление антигуманное, античеловечное. Как это сопоставить с христовыми заповедями?

Е. Л.: Я считаю, что Христос – это и есть нечто нечеловеческое. То, что он внёс на Землю, имеет очень малое отношение к человеческому. Это нечеловеческие истины по сути. Это доказано историей. Человек, он не может… Т. е. Христос нёс любовь… по сути, с точки зрения современного христианства, Христос был Сатаной, потому что был в первую очередь – антихрист, т. е. человек, который нёс полную свободу выбора, т. е. то, что религия никогда не давала и сейчас не даёт. А он внёс именно свободу выбора: либо ты ждёшь, либо нет. Каждый – своё «Я». Сам постулат – «Возлюби ближнего своего, как самого себя» говорит о том, что нужно сначала возлюбить себя. По-настоящему возлюбить, т. е. не самого себя, не личность, а Бога в себе самом. Мне кажется, что он нёс такие истины, которые просто несопоставимы с человеческим образом сознания. Вообще с «Я». Т. е. если человек – личность, он мыслит через какую-то призму своей личности, он не может ни в каком виде следовать за Христом. Именно в том виде, как он говорил. Поэтому Христа распяли, и он ушёл. В этом смысле он действительно был не человек. Я считаю, что такие люди, как Башлачёв – это не люди. Они могут каким-то образом здесь воплотиться. Но по сути, по тому, что внутри, это не люди. Потому что система ценностей, которая за ними стоит, за их творчеством – это система нечеловеческих ценностей.

ПНС: Расхожий афоризм – «Рок – это послание Сатаны» правилен в твоём понимании?

Е. Л.: В моём понимании – да! То, что делал Башлачёв – это некая система ценностей, которая стоит за смертью. Поэтому эти люди внутренне максимально свободны. Они более циничны во внешних проявлениях, но они и более свободны. Поэтому здесь они долго существовать не могут. Свобода выбора, вообще какая-то свобода – это чрезвычайное зло, как у Достоевского.

ПНС: Ты любишь Достоевского?

Е. Л.: Да, это мой любимый писатель.

ПНС: А кого ты ещё можешь назвать?

Е. Л.: Поздний Платонов, Сэленджер, Гоголь, Кортасар, Борхес, раннего Сартра периода «Тошноты». Вообще, много кого люблю. Но Достоевский всё же на голову выше всех.

ПНС: Что для тебя любовь?

Е. Л.: Любовь для меня… У меня такое чувство, что любить кого-то невозможно. Любить – это как дышать. Это такой процесс, который направлен в никуда. Просто идёт через тебя такой поток. Такое озарение я испытывал несколько раз в жизни. За это потом приходится очень дорого платить. Разные там депрессии. Очень тяжело. По-настоящему, любовь – это когда тебя вообще нет. Я это и Богом называю. Я просто могу объяснить то, что я испытывал. Меня как бы вообще не было. Я был всем и через меня хлестал какой-то поток. Это была любовь. Я не могу сказать, что я любил кого-то или что-то. Это была просто любовь. Как весь мир. Я и был всем миром.

ПНС: Что для тебя смерть?

Е. Л.: Смерть для меня – это когда из очень ограниченного состояния попадаешь в очень расширенное состояние. После смерти, видимо, дано полное знание во всём, причём знание в смысле любовь и всё. А вот насколько человек широк, я не знаю, это вопрос мистический. Я могу судить только со своей колокольни, а она у меня очень маленькая. Моё понятие очень ограниченное. Мне кажется, что после смерти человеку даётся полное знание. Оно вытеснит следующую какую-то форму. Может человек ещё где-то воплотится. Я считаю, что существует много разных слоёв всевозможных реальностей. Мы здесь даны, чтобы сделать какую-то работу. Причём, чем дольше я живу, тем больше понимаю, что жить – это значит жить как животное, как в раю, в полной гармонии со всем. Здесь и сейчас. Здесь именно то происходит, что не даёт жить. Человек делает здесь как бы ритуал. Если он это делает, он куда-то идёт, что-то с ним происходит. Потом он трансформируется в следующем состоянии, причём по направлению в ту сторону, где живут.

ПНС: Как ты относишься к инопланетянам?

Е. Л.: Видишь ли, я не знаю. Они, видимо, есть. О таких вещах лучше говорить с Ромычем из ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ.

ПНС: С Неумоевым?

E. Л.: Да. Есть такое общество «Отечество». Оно очень метафизическое. Они строят всевозможные мифы. И по поводу инопланетян тоже. Они скорее всего есть. Я верю всему, потому что не имеет смысла чему-то не верить. Неумоев говорит, что инопланетяне – это очень гармоничное общество. Они живут, как звери, только с сознанием. Живут, как при коммунизме. Таких понятий, как свобода выбора, свобода воли у них нет. У них есть иерархия, как в Китае, в даоизме. Всё очень гармонично, и из своей ступеньки никто выйти не может. Убийство, смерть для них не грех никакой. Это очень красивая теория. Инопланетяне считают, что на Земле творится всемирная анархия, потому что человек на Земле слишком свободен, как аномалия. Человек на Земле – это анархист, которые рушит порядки во Вселенной. Человек умирает, потом опять где-то рождается и выпадает из гармонии среды. Поэтому инопланетяне прилетают сюда, наблюдают и очень жёстко вмешиваются. Так он считает.

ПНС: Что ты думаешь о конце света?

E. Л.: Мне кажется, что конец света – это то, что сейчас и происходит. Конец наступает тогда, когда уничтожается живая энергия творчества. Я не знаю, насколько была заложена человеческая Формация. Может, это был эксперимент. Я сомневаюсь, что человек изначально возник на Земле. Во все времена на Земле появлялись пророки, учителя и т. д., которые пытались вытащить человечество на какую-то нечеловеческую плоскость. В деревнях при любом, самом страшном терроре, были юродивые, которые несли нечто живое, иррациональное. Сейчас таких людей становится всё меньше. Я считаю, что происходит массовая эвакуация куда-то этих людей. А те, кто остаются, либо с собой кончают, либо ещё что-то. У Бердяева есть хорошая статья на этот счёт – «Предсмертные мысли Фауста». Происходит крушение цивилизации.