Я объявляю войну
Шрифт:
– А Лидию Васильевну за что?
– Чем-то мы им все не понравились. Я должен срочно к ней.
– А я? Что я?
– Как только уеду, спускайся вниз и веди милицию сюда. Все покажешь и расскажешь... Передашь им, что я позвоню завтра. У меня есть информация. Сегодня не могу. Мать одна на даче, понимаешь? И вставь мне завтра новый замок, ладно? Я заплачу. Замок у меня в ящике на балконе. Похорони Рэкса завтра, очень прошу. И маме моей о Рэксе - ни слова. Я скажу, что он убежал. Потерялся, понял?
Андрей спустился вниз, проскользнул сквозь толпу соседей у подъезда, окружившую милиционеров. Во дворе вспыхивал в темноте синим маячком милицейский "рафик".
Наташа ждала Андрея в машине.
– Андрей, что там дома? И вообще, может быть теперь нам лучше остаться? Там Игорь.
– Здесь пока справятся и без нас. Мы - на
– голос его дрогнул, он замолчал, наклонился... Потом резко поднял голову.
– Ну все! Они меня достали! Достали, гады! За Игоря они мне дорого заплатят. И за все остальное тоже. Не успокоюсь, пока не передушу всю эту сволочь. Почему, почему я не передавил их днем, у тебя... Теперь все было бы иначе... И Игорек был бы жив.
Андрей тронул машину и выехал на улицу. Наташа молчала.
Она посмотрела на часы - скоро полночь. Кончался этот долгий - долгий, показавшийся ей бесконечным, день, страшный настолько, что разум её отказывался верить в реальность происходящего.
Глава 6.
Андрей гнал машину по пустынному ночному шоссе. В свете фар мелькало серое полотно асфальта, придорожные кусты. Он всегда гордился Игорем: его друг, боевой летчик стал известным журналистом, потом засел за необыкновенную книгу. В нем было то, чем искренне восхищался Андрей, чего, как он считал, не хватало ему самому: легкость, остроумие, умение разнообразно и интересно жить, независимо мыслить. Он все делал со вкусом и все у него выходило ладно: когда он садился за стол, всем хотелось и есть и пить, а когда начинал смеяться, никто не мог удержаться от смеха. После демобилизации Игорь тоже начал с нуля, но сумел найти себя, а он, Андрей все ждал чего - то, будто находился в долгом - долгом отпуске. Дрейфовал. Занялся наукой, моделированием воздушных потоков. Потом встретил - случайно - Наталью. И вот, когда тебе кажется, что все вокруг прекрасно, ты вдруг пробуждаешься в ужасе. Так было в Афгане: все вначале казалось обыденным и спокойным, до первого настоящего боя, а точнее - до первых похорон. И снова гибнут лучшие. Сколько же дел Игорь не успел закончить, у него всегда было множество планов... Сколько не дописал статей и книг. Убит. Нормальных людей снова стало меньше. Так скоро останутся, с одной стороны - убитые и потерпевшие, с другой - преступники. Два класса. А между ними - равнодушное стадо, блеющее - давайте жить дружно, ребята. Надоело. Знакомый нетерпеливый жар ярости опалил сознание. Мысли стали ясными и отчетливыми. Он упрямо наклонил голову, заговорил глухим спокойным голосом:
– За Игоря они мне дорого заплатят. Никаких бабок не хватит. Он Афган прошел, Афган, это надо понять... И вот... Он же спас меня, спас. Вошел и бросился на них, когда я стоял перед стволом. Ах, Игорь, Игорь. Они хотят нас запугать. Превратить в покорных скотов. В бессловесную мишень. Они считают, что им все можно, что они хозяева. А мы должны только молчать. И ждать от них милости. Потому что у них много баксов. Они считают, что могут запугать и купить все и всех: любого мужика, любую женщину, что могут стрелять по людям, как в тире. Баксы - для продажных, пуля - для неподкупных. Кто следующий... Никто ни от чего не застрахован. Теперь они обложили нас с тобой, обложили в собственном доме, как диких зверей...Они свободны, что хотят, то и делают. Но теперь и у меня руки развязаны. Свобода, так свобода. Я вас научу настоящей свободе, сволочи. Вы у меня от неё ещё взвоете... Когда-то я воевал, не по своей, по чужой воле. А теперь я сам, лично объявляю вам войну. Она не будет лучше других: но и не хуже, это будет справедливая война. И я буду вести её сам. Сам начну и сам закончу. Я покажу вам настоящую войну, твари. Такой вы ещё не видели, земля будет гореть под ногами... Нет, в милицию я их не сдам. Укрыться за решеткой? Ни за что. Это мое дело, а не милиции. Теперь - только мое.
Впервые за весь день он произнес такую длинную речь, Наташу поразили не сами его слова, а холодная ярость тона, его сверкающие в темноте глаза.
– Не только твое - наше дело, Андрюша. Ты спас меня, а Игорь - тебя...
– тихо сказала Наташа.
– Друзья для того и существуют, чтобы спасать друг друга.
– Наверное, наше. И я не могу передоверить его ни милиции, ни самому генеральному прокурору... Поэтому ни о Телегине, ни об этом Артекове пока милиции ни слова. Пусть сами докапываются. А пока они будут докапываться, я...я перебью эту свору. Знаешь, что нас спасало в Афгане? Дружба. И месть.
Месть за боевых друзей. Мы жили втроем в офицерском общежитии: Олег, Игорь и я. Потом прибыл Стас. Он был техником группы. Почти два года: разведка, десантирования, прикрытия... Но каждый раз мы возвращались в эту комнату. Иногда появлялся Витька Сметанин, он был в соседней эскадрилье. Нас ждал с ужином Стас... Мы были как братья. Больше, чем братья. И мы мстили за погибших. Это тоже помогало держаться.– Андрей, а с другой стороны, они же русские люди...
– Я их за людей не считаю, не то что за pусских. Волки. И пора сокpащать поголовье. Это единственный выход, другого просто нет. Двоих выпустил сегодня у тебя, и вот - результат: они убили Игоря. Это не просто месть, это дело принципа, моей чести, черт побери.
– Чести?
– переспросила она.
– Что же это такое, в наше - то время?
– Обязанность. Я обязан отомстить. Вот и все.
– Так было принято у вас, военных, да?
В её голосе ему послышался легкий налет иронии. Он бросил на неё короткий взгляд и жестко ответил:
– Не только. Честь должна быть у всех нормальных людей. Просто о ней забыли. А когда-то за неё дрались на дуэлях. Даже тигров можно заставить послушно прыгать с тумбы на тумбу. Но не человека, если у него есть честь.
– Я только об одном прошу, Андрей. Не торопись с решениями, утро вечера мудренее. Ты мне казался раньше таким спокойным...
– Почему я не переломал им руки, там в твоем доме... И Игорь был бы жив... Сам, сам отпустил их.
– Ты же не садист, Андрей...
– Их надо уничтожать! Иначе они уничтожат кого-нибудь сами. А я оставил их жить, убивать других. Этого я себе не прощу. И вошли мы с ним в подъезд без оружия. Расслабились. И баксов они не получат. Отдам их Олегу и Виктору, как Игорь предлагал. Скажем, что их у нас похитили люди Артекова. Сперли из моего багажника, пока мы были в подъезде.
– Не слишком ли это просто, Андрей?
– спросила Наташа.
– Денег мы им не отдадим, твердо сказал Андрей.
– Их у нас нет. Забудь о них. Это деньги Олега и Виктора. Так поступил бы Игорь. Вернуть деньги его убийцам? Да никогда. Кроме того, эти баксы теперь помогут нам отомстить за него.
– Ну что ж...
– Наташа с сомненим вздохнула.
– Сколько лет Артекову, и где он живет?
– Около пятидесяти. Я встречалась с ним всего три раза. При приеме на работу, ещё раз, мельком, и последний раз, когда он уговорил меня сделаться кассиром. Где живет, не знаю. Это у них тайна. Может быть, даже в гостинице. Знаю только, что где-то за городом у него огромный коттедж. Настоящее поместье.
– Сколько у него телков?
– Кого?
– Телохранителей.
– Не знаю, кажется, двое?
– А Сорокин?
– Ему лет около сорока пяти. Такой вальяжный, скользкий тип. Ожиревший. Вот его коттедж - недалеко от Киевского шоссе - я видела своими глазами, меня возили туда подписывать бумаги...
Они выехали к дорожному перекрестку, сноп фар выхватил из темноты указатель со стрелками. Он притормозил и повернул направо, дорога сузилась, с обеих сторон их обступали темные сосны, потом лес начал светлеть - они въезжали в березовую рощу. Андрей остановился и выключил мотор, салон наполнился свежим березовым духом. Деревья едва шелестели в ночной тишине.
Наташа молчала, она даже не пыталась представить, что с ними будет завтра. Стрелки на приборной доске показывали час ночи - значит завтра уже наступило. За какие-то несколько часов вся её благополучная жизнь перевернулась. На неё дохнуло холодным ужасом, словно она заглянула в мрачную пропасть. Тысячи людей живут нормально: влюбляются, работают, читают, видят добрые сны.
Как не хотела она работать кассиром, словно предчувствовала. Сорокин пытался заставить, а уговорил Артеков, пообещал, что временно. Сколько людей погибло из-за этого проклятого мешка с банкнотами, и конца этому не видно... Была надежда, была, но со смертью Игоря, она это чувствовала по настроению Андрея, все перешло в новое состояние. Он не примирится, нет. И что же будет... Наташа вздохнула. Его ожесточенность пугала её, ей хотелось как-то смягчить его. Смягчить своей рассудительностью, открывшейся в ней нежностью к нему. И тогда может быть вся эта запутанная история закончится миром. Но она теперь ощущала, что в нем исчезла та открытость и внутреннее тепло, которое она заметила в нем с первой же встречи. Он замкнулся, словно надел холодный непробиваемый панцирь. Он был и рядом, и - далеко, в своем, недоступном ей мире.