Я обязательно спасу Тот

Мел отпускает рукоять лопаты, подходит ко мне и хватает меня за плечи, встряхивая.

– Слушай, я понимаю, что тебе плохо, но мы не можем сбежать прямо сейчас.

– Я не...

– Я знаю, что тебе надоело ждать. Я знаю, что виновата, я знаю, что ты не обязана всё это терпеть, но подумай, куда мы пойдем без денег и связи? У нас нет вещей, ничего. Мы даже города не знаем. Так что хватит ныть, бери лопату и помогай. Ты же не хочешь, чтобы тело нашли, а нас поймали?

Я согласно киваю, Мел отпускает меня и возвращается к делу.

***

– Как думаешь, что сейчас делают наши семьи?

– спрашиваю я, когда мы идем по пустынной улице, кутаясь в шарфы и пряча лица в глубине капюшонов.

– Не знаю. Что угодно...

Ветер треплет белесые волосы и край воздушной белой блузы. Натали запахивает куртку одной рукой, второй сжимая ручку маленькой девочки, стоящей рядом. Такой-же светлой и миловидной, похожей на маленького ангела.

Внезапно девочка отходит от матери, отпуская её пальцы, и кладет на могилу маленький фиолетовый цветок. Шмыгает носом, потирает глаза маленькими кулачками и поглаживает гладкий край надгробия.

– Здесь Мел, мама?
– спрашивает она.

Натали опускает взгляд с надгробия на дочь и кивает.

– Да, Лени. Мел умерла и теперь лежит здесь.

– Под землей?

– Да, милая, под землей.

Рядом с Натали останавливается её муж - невысокий, ростом с супругу, темноволосый и в дорогом костюме. Мужчина прерывисто вздыхает и, взяв жену за руку, целует её пальцы.

– До сих пор поверить не могу, представляешь?
– тихо, чтобы не услышала дочь, говорит она.
– Всё произошло так быстро.

– Прошло столько времени, Нат. Пора смириться с потерей.
– мужчина тяжело вздыхает и потирает уголки глаз.
– Даже если она такая весомая...

Женщина с длинными каштановыми волосами склоняется к рамке, тонкой кисточкой нанося штрихи, и скучный деревянный прямоугольник расцветает сотнями лепестков. Раздается звон. Катрин вскидывает голову. Её взгляд цепляется за каждую вещицу на кухне, отыскивая нужную, и останавливается на стационарном телефоне.

Может, это Брук?

Она поднимается, моментально откидывая кисточку в сторону, но в комнату, ворвавшись, словно вихрь, вбегает Ричи. По пути он чуть не роняет очередную икону, коих тут с десяток, и снимает телефон.

– Алло?
– возбужденным голосом говорит он. Секунду, две он молчит, его лицо расслабляется и тускнеет.
– Привет, Мэтт.

Катрин опускается на место, обтирая руки о край своей мешковатой футболки, качает головой и продолжает занятие, прерванное звонком.

И снова небольшое разочарование.

– А ну стой!
– раздается чей-то вопль.
– Стой, сука!

Эмили ускоряется, забегает за один из блоков и останавливается, прижимаясь спиной к его шершавой поверхности. Мимо неё мелькает тень и эхо быстрых шагов. Охранник светит фонариком вокруг себя, затем на блок, за которым спряталась девушка. Он подступает ближе, у Эмили сводит горло, затем вдалеке слышится грохот и мужчина рванул туда.

Эмили смогла вдохнуть, зажмурилась, прижала оба запястья ко лбу и со всей силы ударила себя ладонью по голове.

– Глупая, глупая, глупая...
– повторяет она снова и снова, пока навязчивое желание причинять себе боль не стихло и девушка не поднялась на ноги. Осмотревшись, она пару секунд стоит на месте, прежде чем не побежать в неизвестном направлении.

На выходе её уже ожидает машина. Дверь в салон распахивается, Эмили сначала бросает на сидение сумку, а потом уже забирается внутрь сама.

Раньше Эмили Дженкин обладала удивительной схожестью с младшей сестрой. Такой большой и заметной, что её можно было прочесть в каждой черте, в том, как они улыбаются или смеются, в том, как ведут себя, даже в походке. Сейчас же отголоски прежней схожести сестер находили себе место лишь в чертах их лиц: мягкий изгиб губ, аккуратный, чуть вздернутый нос и кошачий разрез глаз. Эмили пополнела, красиво округлившись, а Брук же наоборот - похудела и осунулась. А ведь раньше их часто путали и называли сестер близнецами.

Они, казалось, и были близнецами. До определенного момента, когда мир каждой из них поочередно рухнул.

Одним прохладным осенним днём Брук с Эмили, как они обычно делали, ушли на пляж, прихватив с собой теплые пледы, термосы и даже бутылку отцовской настойки. В такие моменты они чувствовали себя как никогда свободными от всего ужаса, что их окружал, и могли посвятить время себе и друг-другу.

Они были настоящей семьей. Ни мать, ни отец, ни брат не были им так близки, как они были близки друг-другу.

Море бушевало, ветер разошелся, на серовато-голубом небе не было ни единого светлого пятнышка. Холод был собачий, но девушки оставались на пляже, ведя пассивную борьбу с погодой настойкой и горячим чаем.

Когда вдали послышались чьи-то веселые голоса, сестры удивленно переглянулись и начали поспешно собираться, но солдаты, идущие прямо на них, заметили спешку и принялись смеяться еще громче.

– Куда же вы, девушки, останьтесь с нами!

– Ну же, постойте!

– Какие молоденькие цыпочки, ты только посмотри на них...

Брук слегка обернулась, а Эмили, незаметно прошипев "Не поворачивайся, пойдем скорее" затолкала плед в сумку и, закинув её ручку на плечо, поднялась с колен. Брук встала следом, взяла сестру за рукав кофты и они рванули в сторону рынка. Солдаты, к несчастью, побежали следом, один из них метнул в сестер пустую бутылку, но не попал - настолько он был пьян.

Через пару десятков метров, не добежав и до середины пляжа, Эмили зацепилась за один из многочисленных камней и полетела на землю. Брук остановилась, отбежала назад и попыталась поднять сестру, но та взвыла от боли и повалилась обратно.

Тем временем солдаты, гогоча, подошли ближе. Теперь до младшей доносился отвратительный запах дешевой выпивки.

– Вот и всё, курочки, далеко не убежите.
– отвратительно лизнув свою нижнюю губу, протянул один из них - высокий худощавый блондин с отросшей челкой. Он устремил жадный похотливый взгляд на лежащую Эмили. Девушка посмотрела на Брук так, будто говоря ей "Беги, дура!", но младшая отрицательно помотала головой и поднялась на ноги.

Дальше всё происходило очень быстро, но от этого не становилось легче: парочка солдат обступили Эмили, а трое уселись прямо на землю и потянули Брук к себе. Передавая её друг-другу, они смеялись, тискали её за всё, что хотели, а один из них даже поцеловал её в шею - отвратительный в такой ситуации жест.