Я отвечаю за все

На следующее утро бабушка спросила:

– Как вам спалось? Какие сны снились?

Она задавала этот вопрос каждое утро, пока готовила нам завтрак. Так было и сегодня. В тарелку один за другим падали тонкие блинчики, и Марта пила свой любимый «Несквик» - детская привычка, над которой я периодически подтрунивал. Я добавил в чай лимон и потянулся за блинчиком.

– Нормально, - ответил я и скосил глаза на Марту.

– Отлично, - сказала она, пожав плечами.
– Я не помню, что мне снилось. Я никогда не помню.

Она увидела, что я смотрю на нее, и тут же полезла под стол, доставая книгу. Подержав ее на коленях и так и не раскрыв, она вдруг спросила:

– А мама когда приедет?

Бабушка все так же размеренными движениями кидала блинчики в тарелку, в ее поведении ничего не изменилось. А вот я замер. Меня самого интересовал этот вопрос, но я уже давно научился делать вид, что он меня не интересует.

– Она обещала позвонить, когда освоится на новом месте, - сказала бабушка и вздохнула.
– Тяжело ей будет одной с вами. Бедолажные вы, бедолажные.

Она говорила это абсолютно спокойно, как будто о свершившемся факте, который невозможно изменить.

Марта вскинула голову.

– Не будет. Мы уже большие.

Бабушка не заметила, с каким упрямством она это произнесла. Как будто вопреки всему.

***

Мы уже подходили к школе, когда я сказал:

– Так что ты думаешь про эти выборы президента школы?

Она пожала плечами, пиная листья.

– Да ничего. Не люблю политику.

– Но это может быть очень круто. Собрать команду, придумать свою кампанию, воплотить ее, продумать какие-то перемены в школе...

– Это не моя школа, - довольно резко откликнулась она.

– Уже твоя, - упрямо сказал я и улыбнулся.
– Так ты со всеми познакомишься быстро. И она уже не будет тебе казаться такой чужой.

Она посмотрела на меня с подозрением.

– Почему ты вообще спросил меня об этом?

– Просто подумал, что тебе захочется чем-то таким заняться.

– Чем-то таким... Интересно, то есть это мое вечно угрюмое настроение и дикая популярность среди одноклассников заставила тебя подумать, что выборы президента школы — это вот прям мое?!

Тонкие брови ее насмешливо изогнулись. Она вообще симпатичная девчонка, Марта. Темные волнистые волосы, нос с горбинкой, серые умные глаза, смешливые губы. И ничего, что эти губы в последнее время чаще всего сжаты. Я вдруг поймал себя на мысли, что уже давно не видел ее смеющейся. Очень давно.

– Именно это — твое настроение и популярность, - кивнул я совершенно серьезно.
– Марта, я же говорил тебе, что ты обладаешь даром заряжать людей и объединять их. Просто нужно его раскрыть, а не зарывать все глубже.

– Кому нужно?
– прямо спросила она.
– Дим, если это шутка, то она не очень смешная. Кого я когда объединяла? Кого?!

Она уже почти кричала это.

– Маму и папу, - просто ответил я.
– В детстве.

Она остановилась, и я остановился тоже. Мы стояли друг напротив друга и молчали. А мимо проносились долгие годы, выросшие в огромную толстую стену.

– И видишь, что из этого вышло, - наконец заметила она.

– Эй, кого хороним?
– произнес рядом знакомый голос, и мы вздрогнули. Это Разлогов остановился, увидев нас.

Марта закатила глаза.

– Доброе утро, бесценный груз...

– Отстань, - бросила она ему, повернулась и пошла в школу.

Мы остались вдвоем на ступеньках.

– Пошли покурим!
– крикнул мне, ничуть не смутившийся Данил. Зато смутилась проходящая мимо физичка Зинаида Федоровна.

– Мальчики!
– укоризненно проговорила она.

– Да он шутит, Зинаида Федоровна, мы не курим!
– заверил я учительницу и отвесил другу подзатыльник.
– Клоун, блин!

Физичка ушла, покачивая головой, а я вздохнул.

– Сбрендил?

– Отстань!
– бросил он и начал манерно подниматься по ступенькам. Кажется, изображал Марту. Выходило не очень похоже, но смешно.

– Не называй ее так.

– Как?

– Ты знаешь.

– Ну, с тобой не повеселишься, - заныл Данил и сделал, наконец, серьезное лицо.

Когда мы ввалились в класс, там уже собралась почти вся наша банда. Ирка повисла на мне и, я уверен, сделала это не без умысла. Вокруг толпились девчонки, им же тоже надо было постоянно демонстрировать то, что все знали и так.

Непонятно только, зачем.

– Дорогой ты же сядешь со мной?
– прошептала Ира, кажется, строя из себя какую-то героиню.

– Дорогой сядет со мной, - протянул Разлогов, повисая на другой моей руке и продолжая изображать, но уже не Марту, а Ирку.
– Нам еще контрольную писать.

– Дорогой сядет отдельно от вас, - раздался за нашими спинами голос. Это англичанка шагнула в класс. Кабинет грохнул от смеха.

– Рассаживаемся, достаем листочек и ручку, - отдавала приказания учительница.
– «Дорогой» садится за первую парту.

– Это не справедливо, Лариса Евгеньевна, что лучшие сидят с лучшими, - заныл, оценив обстановку Данил.

– Разлогов, не разлагай мне атмосферу, - процедила англичанка, и класс снова снесло лавиной смеха.
– Поживее.

Я скривился, но все же прошел на место за первой партой. Там сидела одна Аня Игнатова, которая часто была моим товарищем по несчастью на различных олимпиадах.

– Давненько не виделись, - улыбнулась она.

– Ну почему, я довольно часто вижу твой милый хвост, - пошутил я.

– Но когда-нибудь снова начинается новый учебный год, наступает время олимпиад...

– И кое-кого снова кидают на амбразуру образования, - закончил я.

– Первая парта успокаивается!

Мы переглянулись и замолчали, а в классе воцарялась тишина.

У нас в школе, как ни странно, слово «ботаник» было не в чести. У нас вообще в принципе не было каких-то ярлыков. Все, на ком они висели, как правило, вешали их на себя сами. Никто не рискнул бы назвать ботаником меня — тут же получил бы в нос, да и потом, я никогда ничего не зубрил, не сидел за книжками, как проклятый, не готовил уроки дольше, чем за тридцать минут все вместе. Мне просто давалось все очень легко. У меня была хорошая память. Я сходу мог запомнить стихотворение, только лишь раз услышанное или увиденное. Я практически сразу понимал все правила, теоремы, законы, мне не нужно было растолковывать их.