Я посажу тебя в клетку

Лёжа на мокрой подстилке голой, мелко дрожа от озноба и нервного срыва, я тихонько подвывала, надеясь только на то, что утром весь этот кошмар закончится. Ведь я продержала зверя всего два дня. Не будет же он запирать меня дольше?

Я снова заскулила, понимая, что еще сутки просто не протяну. Зря я не послушалась папу. Дура, что вернулась из Европы. Нервы пощекотать хотела? Пощекотала. Нихрена не весело.

Утром вздрогнула и проснулась от резкого звука. Попыталась разлепить заплывшие глаза, но как-то плохо получалось. Все тело ломило, горло першило, меня потряхивало.

– Проснулась? Выглядишь неважно.

Можно не открывать глаза, зверя я узнаю по голосу.

– Ни о чем попросить не хочешь?

На самом деле я много чего хотела проорать ему в рожу, но изо рта вырвался только невнятный хрип, и я оставила попытки. Страшная апатия навалилась и придавила сверху. Если меня не трогать, то я и неделю проваляюсь здесь не шелохнувшись.

Но Ермаков конечно же хотел спектакля! Ему было мало того, что я сдалась. Он открыл решетку сверху, но не успела я обрадоваться, что заточение подошло к концу, как он подхватил меня за бедра, приподнял задницу и подсунул под живот какую-то палку. И все так быстро, что я не успела запротестовать.

Обратно лечь я уже не могла, палка зафиксировала меня в стрёмном положении, жопой кверху. Ермаков в буквальном смысле нагнул меня и снова закрыл клетку.

– Какая ты горячая девочка, - проговорил он уже другим тоном. – Я не планировал утренних разминок, но ты умеешь стоять убедительно.

Сзади раздался лязг решетки, и я взвизгнула, когда почувствовала руки зверя на своей заднице.

Господи, он меня еще и трахать, не выпуская из клетки, будет?!

– Пожалуйста, не надо, - рыдание вырвалось само собой, - пожалуйста, пожалуйста…

– Заметь, я не притащил с собой ни одной девки, чтобы она вырвала тебе волосы. Не ставлю перед клеткой зеркало, чтобы не растоптать твое последнее достоинство… А кстати, Юль, оно у тебя есть?

– Пожалуйста, пожалуйста…

– Достоинство? Мне кажется в твоем случае это не накопительное качество, а расходный материал.

Его пальцы, нащупавшиеся ягодицы, скользнули между ними, чтобы изучать интимные места. Я дернулась, зверь засмеялся, шлепнув по заднице другой рукой.

– Ты напряжена. Расслабься.

Он порвал стринги и теперь скользил между складками, нагло разглядывая и комментируя всё что видит и чувствует.

Я уткнулась лбом в сложенные руки и старалась не отключиться. Впервые оказалась на грани обморока, а не возбуждения, в руках мужчины.

– Черт, горячая… Мать твою, ты же горишь!

Уже в полузабытьи, не в состоянии открыть глаз, почувствовала, как он распахивает клетку, достает меня и осторожно укладывает на кровать. Я тихо застонала, в полной мере ощущая затекшие и ноющие от температуры мышцы.

Зверь отошел, и кажется я успела отключиться. Очнулась от холодного мокрого полотенца на лице.

– Не трепыхайся. Я вытру разводы и положу полотенце на лоб. Сейчас таблетки принесут. Какая же ты, коза, хрустальная…

Я поняла, что насиловать сейчас никто не будет. Ермаков закутал меня в одеяло, подал таблетку и стакан воды. Поменял нагревшееся полотенце. И я наконец-то расслабилась, чувствуя, как головная боль отступает, а я согреваюсь под одеялом и в объятиях зверя.

* * *

Второе пробуждение было более привычным и банальным. Я захотела в туалет, осторожно выкрутилась из рук Ермакова и закрылась в ванной комнате. Оттуда вышла уже в белом отельном халате. И как раз вовремя!

Это судьба. Провидение, я бы сказала!

Как раз, когда я вышла, постучал Глеб. То что это Глеб, я узнала, когда открыла номер, и сообразила, что зверь так и не проснулся.

– Валим отсюда! Живо! – прошипела я, выталкивая Глеба обратно в коридор и припуская за ним, плевав на то, что в халате, без трусов, без туфлей.

Это потом.

Всё потом!

– Куда едем, Юль-Андреевна?

– К папе, Глебушка, к папе. И очень быстро!

Но папа меня не ждал. Так рано не ждал.

– Ты сбежала?! – мой халат и босые ноги ответили сами за себя. – Чего тебе в Европе не сиделось?

– Ну пап!..

– Если уж приехала и сама сдалась – терпи до конца.

– Пап, ты не представляешь, что он со мной сделал!

– Что? Выебал? – зло выкрикнул папа.

– Нет…

Я растерялась, не зная, что сказать. Как-то я с папой вообще свою интимную жизнь не обсуждаю. И технически был минет, а трахнут меня зверь не успел. К сожалению.

– Вот. Он тебя даже не выебал! А я бы за твои выкрутасы переебал! Так чего ты опять выёживаешься? Он из клуба выйти не успел, как мне позвонили и вернули госзаказы. Понимаешь? Сегодня закончились проверки, бухгалтер с утра позвонила, обрадовала. Так что, знаешь, Юлька, терпи! Ничего он с тобой не сделает – хотел, сделал бы уже. А так… Подыграй, соблазни его что ли? А как задобришь, свалишь в Америку. Там где-нибудь и отсидишься…

– Пап… Ты серьезно? «Потерпи»?

– Хочешь и дальше жить беззаботно – потерпишь, - твердо сказал отец. – С такими связями людей привечать надо, задабривать…

– За мой счет?

– Знала бы ты какие возле него девчонки вьются – не задиралась бы. Что он в тебе то разглядел… А… Ну да… Внимание ты умеешь привлекать. Но не удивлен, что трахать тебя не стал – не по его стандартам ты. Он таких пачками обратно по деревням отсылает.

Папа всегда знал, как сделать мне больно. Сейчас мне было противно, что я бросилась к нему за помощью, это скорее сила привычки. Но эти грязные намеки, что Ермаков даже не соблазнится мной…

– То есть, ты выбираешь бизнес, а не меня? – насмешливо уточнила я, уже зная, что папа прямо не ответит, а будет уворачиваться.

– Я готов был отдать свой бизнес за тебя, но ты сама вернулась. И знаешь, правильно сделала. Немного подыграешь Ермакову с Мезуровым, и может все вообще удачно сложится. Еще сотрудничать будем.

Ничего не успела ответить, когда из папиной спальни выплыла вчерашняя девственница. Про нее я напрочь забыла. Как же ей повезло, что вчера я избавила ее от банального, лишенного романтики, вечера. Папа тоже заметил девушку и засуетился, пытаясь поскорее спровадить меня и Глеба.

– Забирай её и доставь обратно, к Ермакову. И это… Приглядывай за ней, чтоб не егозила.