Я посажу тебя в клетку

– Нет, конечно. Но как-то надо объяснить, почему я тут, с тобой…

– Логично. Что-нибудь по ходу придумаю. Но знаешь, вряд ли они удивятся. Рядом со мной постоянно находятся красивые девушки.

От такого признания я остолбенела. Зверь считает меня красивой?

Это так льстило. Даже на фоне других своих шалав, меня он выделил! Именно по красоте. Хм… А я знала! Знала, что понравилась ему. Ну почему в тот злополучный день он отказался пойти со мной? У нас все могло бы сложиться по-другому. Мы могли бы стать идеальной парой. Даже парой года!..

Так, стоп! Этот кобель женат. А я с женатиками не связываюсь.

Черт, и папка расстроится, что такого зятя упустил. Но он, по ходу не знал, что Ермаков женат. Да вообще никто не знает, что Ермаков то примерный отец семейства! Ого!

Тут я заметила его, вышедшего из школы с двумя девочками на плечах. На секунду залюбовалась, насколько органично они смотрятся.

Нет-нет, Юлька, не раскисать! Теперь ты знаешь уязвимость зверя – его жена. Стоит только открыть ей глаза на мужа-кобеля, как долг будет погашен.

Я даже расплылась в улыбке от собственного гениального плана, как поставлю пёсика на колени своим ультиматумом: хочешь сохранить свою тайну – отпустишь меня.

Но тут же поморщилась. Чего-то я еще не созрела уходить. Недостаточно попортила его голубой крови. Может, через пару дней уйду. А там уже в Америку, в новую жизнь без старых долгов.

Ермаков подошел к машине, и я вгляделась в лица девочек, отмечая родственное сходство. Красивые дети. От этого ублюдка неудивительно родить красивых детей, но это еще не значит, что жена у него красавица. Он же признал, что я ему нравлюсь? Что я красивая?

Эх… наши с ним дети были бы идеальными…

Стоп! Черт, о чем я думаю!

– Знакомьтесь, Юля. Это Алина и Даша.

– Здрасте, - недружелюбно процедила та, которая Алина.

Даша вообще промолчала.

Может они красивые, но явно невоспитанные. Нафиг мне такие дети.

Мы уже отъехали от школы, когда я не смогла сдержать прущие из меня ядовитые мысли.

– Многодетный отец! – не смогла сдержать колкости. – Бомонд будет умиляться, когда узнает, кто снабжает их шлюхами.

– Глеб, на следующем повороте сверни в жилые дворы, - спокойно отреагировал Ермаков, даже бровью не повел на мой выпад.

Я огляделась и поморщилась, что-то район отстойный для проживания такого важного человека, да еще с семьей. Лично я лучше бы сдала детей в детдом получше, чем заставляла каждый день ходить и гулять в этих дворах.

– Притормози вон у тех бачков, - продолжал Ермаков руководить Глебом, но и тогда я не напряглась, проявляя блеск в остроумии.

– Неужели все твои девчонки такого низкого качества, что на квартиру в районе получше просто не хватило?

– Нет, у папы девочки легкого поведения, а не низкого качества, - вдруг вставила пигалица и тут же получила суровый взгляд от папаши.

– Сидите в машине.

Я фыркнула. Беззубый какой-то зверь. Кроме нашпигованной плетками комнаты особо и припугнуть то ему нечем. И тут Глеб застонал, глядя в боковое зеркало.

– Что он там делает? – равнодушно спросила я. – Отливает у мусорного бака?

– Хуже, Юль-Андревна. Вы лучше не смотрите.

Естественно после этих слов я вывернула шею, чтобы посмотреть, что там делает Ермаков. Но обзор закрывала открытая крышка багажника. Я сначала усмехнулась, скромник выискался, тоже мне. А потом меня прострелило – в багажнике же мои чемоданы!

Я распахнула дверь, плевав, что она влетела на вколоченную ржавую железяку, проигнорировав рёв Глеба, и взревела сама, когда Ермаков небрежно закинул чемодан в изгаженный мусорный бак и тот брякнул, ударившись о стенки.

– Ты что творишь?! Оставь мои вещи! Не трогай! Ааааааа! – еще один чемодан сделал свой последний полет. И нет, не межконтинентальный в багажном отсеке самолета, по пути в Америку. Бедняжка пролетел меньше секунды и оказался в мусоре вместе со своими собратьями.

– Ты в своем вообще уме? – я вышла из машины и в два шага оказалась возле этого урода. – Ты всё выбросил?!

От шока, у меня парализовало гортань и язык, и я захрипела.

– Нет, оставил сумку. Там хватит вещей, чтобы не ходить голой, - Ермаков спокойно закрыл багажник, обошел машину, оставив меня одну и сел в салон рядом с Глебом.

– Урод! Ненавижу тебя! Блядская сваха…

Слова рвано соскакивали с языка, но вряд ли проклятия достигали ушей зверя. На эмоциях я крутилась вокруг бака, не дотягиваясь до чемоданов, чтобы вытащить их, но горя желанием спасти все мои привезенные из европейского вояжа модные шмотки.

Придется измазаться, но я потом отомщу этому ублюдку. Случайно челюсть сожму при следующем минете и откушу бесполезный хрен.

Подстегиваемая местью и злобой, перегнулась через измазанный борт, задыхаясь от гнилостной вони, схватилась за чемодан и вытащила его наружу. Потом следующий. И так четыре раза.

Ермаков что-то спросил Глеба, я не расслышала, роясь в мусорном баке, зато расслышала ответ секьюрити:

– Да мнет чо! Хоть до ночи кидайтесь чемоданами. Дети тешатся – служба идет.

Ермаков что-то ответил, потом хлопнула дверца машины, но я уже запихивала последний чемодан в багажник.

– Упрямая? Это хорошо. Веселее будет, - высказался урод. – Только не сегодня. Сегодня мне надо успеть купить чертов телевизор размером с великую китайскую стену, договориться с уроками на фортепиано и успеть еще в клуб на встречу. Поэтому наши веселые эстафеты перенесем на другое время.

Он снова схватился за чемодан, который я не до конца впихнула, вырвал его из моих рук, раскрыл и мои модные наряды полетели в зево говенного бака.

– Ты охренел? Знаешь, что с тобой папа сделает?.. – я осеклась.

Впервые мой безотказный метод нагибания дал сбой и перестал действовать конкретно на этого человека. От раздражения я зашипела, потом завыла, пытаясь вырвать из его рук второй чемодан, на лету выхватывая шмотки из разинутой пасти чемодана.

Сползла на грязную землю и прижимая к груди спасенные шмотки, рыдала, наблюдая, как гибнут красивые вещи из третьего чемодана…

Зверь уже хватился за четвертый, но тут ругнулся, сунул его назад, захлопнул крышку и подхватил меня, запихнув в салон. Пигалицы отодвинулись подальше, сморщив носы. Но мне уже было плевать. Все же один чемодан и сумка уцелели. Я сама не поняла, как от полной ненависти и безысходности, стала чувствовать еще и благодарность к зверю, за спасение последнего чемодана.