Я садовником родился
Шрифт:
– И что это было?
– Карточка с булавкой. Чтобы пришпиливать к одежде. Ну, как у всех продавцов.
– Бэйдж.
– Что? Я не знаю, как это называется. Я просто машинально поднес к глазам. Прочитал фамилию, она была крупными буквами написана, и положил обратно. Потом отсыпал для виду немного соли и ушел.
– Что за фамилия? – напряженно спросил Алексей.
– Шипов. Имени не помню.
– Должность, место работы?
– Остальные буквы были гораздо мельче. Я не стал их разбирать. Зачем? Вы извините. Мне пора. Там Оленька с младшей, а меня
– Документы.
– Что?
– Дайте мне документы.
Воробьев послушно полез в карман. Алексей взял у него бумаги, порвал их, потом смял и бросил в корзину с мусором. Туда же отправил пластмассовые стаканчики с остатками кофе и бумажные тарелочки.
– Все. Пойдемте.
– Вы хороший человек, - с чувством сказал Воробьев. – Ведь я и сам переживаю. Я просто пытаюсь быть мужчиной. Как хотела Вика.
– Для этого не надо вымогательством заниматься.
– А что надо?
– Не знаю. Нет человека, который собой доволен. Я, например, тоже хочу быть настоящим мужчиной, а поступаю иногда совсем по-детски. Выращивайте вы лучше свои цветы, Петр Александрович.
Они перешли через дорогу, и тут Алексей подумал, что Барышеву про его художества знать не обязательно. Сам же посоветовал Сереге взять Воробьева с поличным. И вдруг развезло на откровенную беседу. Еще и совет тому дал, как в тюрьму не сесть. Детей стало жалко. А вдруг это все-таки он? Человеку в душу не влезешь.
– Давайте подойдем к дому с разных сторон, Петр Александрович. Вас где ждут? Дома, в подъезде?
– Возле дома. Он в машине должен сидеть.
– Я пойду вперед, а вы подождите три минуты.
– Спасибо! – Крикнул ему вслед Воробьев. – Не знаю, как вас зовут, но спасибо!
«Чертов цветовод», - буркнул Леонидов в воротник куртки, - «А вдруг, это все-таки он?»
Я что-то не понимаю, в этом деле, или, может быть, просто устал? Нельзя быть коммерческим директором фирмы и одновременно вести частное расследование. Сам же не любил самодеятельности в расследовании. И всех этих сыщиков доморощенных на дух не переносил. И вот на тебе – влез. Снова влез не в свое дело. Может, этому цикламену лучше в тюрьме сидеть?
У меня в голове все смешалось. Какая же адская боль! И не мысли, а сплошная каша: цифры, падение прибыли, прирост прибыли, желтые целлофановые пакты, женские туфли тридцать девятого размера, цветы.
Цветы… Где бы найти время и почитать эту книжку? Он снял с убитой женщины ботинки и опустил ее голые ноги в воду. Почему-то только у одной. У Лилии. Или просто вода была поблизости? Определенно, он как-то связан с цветоводством. И в голове у него все перемешалось. У меня тоже.
– Леша, опять ты ходишь зимой без шапки!
– Леша!
– Ты заболеешь!
Сколько времени я уже не болел? Этим проклятым гриппом все переболели. И Сережка, и Ксюша. И Барышев… Нет, Барышев не болел. Он ничем не болеет. Здоровый, черт. А, ведь, в Москве эпидемия. Этот проклятый грипп. А, В или С? Каким-то я
уже болел. Температура под сорок, в голове гудит. Такое ощущение, что на меня набросилась комариная стая.– Леша, ты опять ходишь зимой без шапки!
Уже не хожу. Уже лежу под одеялом и глотаю что-то обжигающее из чашки. А мне ведь завтра утром надо рано вставать.
– Никуда ты не пойдешь.
– Кыш! Налетели, пернатые!
– Кто, Леша?
– Комары.
– У тебя бред. Ты посмотри на градусник! Тридцать девять и девять!
– Сашенька, я умру?
– Я вызову врача. Тебе сделают укол.
Укол. Кто сделает мне укол? Девушка Маргаритка, которая не стесняется раздетых мужчин? Вот она входит, такая красивая. Светлые волосы по плечам. У нее на ногах туфельки тридцать девятого размера. Нет, черные сапоги, голени обтянуты блестящей искусственной кожей. Она достает шприц, улыбается.
– Повернитесь на живот, мужчина.
– Нет! Только не это!
– Леша, да что ж ты так кричишь?
– Я не хочу, чтобы она мне делала укол! Не хочу! Это преступление!
– Ваш больной очень плохо себя ведет.
– Ай!
Вот и все. «У тебя СПИД, а значит мы умрем… У тебя…»
Это был не ее пакет. Вот и все. Желтый пакет с подсолнухами…
– Анальгин с димедролом. Должно быстро подействовать. Он сейчас уснет.
– Бедненький!
– Мужчины не любят болеть.
Да, мужчины не любят болеть. Поэтому их надо усыплять, делая эти гнусные уколы. А ведь все на мгновение сделалось таким понятным! Как и раньше, в детстве, я встряхнул калейдоскоп, прижался к нему глазом, и разноцветные стеклышки составили такое красивый, и такой правильный узор. Желтые подсолнухи.
Глава 5
Шиповник
– Сколько времени?
– Как ты себя чувствуешь, Лешенька?
– Сколько времени?
– Десять.
– Десять чего?
– Утра.
– Ты с ума сошла?! Я уже должен быть на работе!
– Глупый, - жена присела рядом, поправила одеяло, заговорила ласково и тихо: - Было у меня двое детей, а теперь трое. Третий самый большой, но самый глупый и упрямый. Я уже позвонила Ирине Сергеевне. Тебе давно надо было отдохнуть. Нельзя столько работать. Ты устал, Леша. И на твой ослабленный организм набросился вирус.
– И что теперь делать? – испуганно спросил Леонидов, чувствуя, как его снова бросило в жар.
– Болеть. Сиди в этой комнате, подальше от детей. Хотя, Ксюша и Сережа гриппом уже переболели. Но на всякий случай все равно сиди.
– А ты?
– Я нет. И не собираюсь. Должен же кто-то всех вас спасать, - вздохнула Александра.
– И что мне делать?
– Лежать.
– А телевизор?
– Температура поднимется.
– Книги?
– Голова заболит.
– Ну, тогда телефон?
– Уши отвалятся.
– Я тебя умоляю, Саша! Пусть хоть Барышев зайдет! Мне надо с ним поговорить.