Я сделаю это сама

– Десятый сон видит, - рассмеялась Меланья.

И теперь уже можно было отправляться спать.

7. Вторая попытка

7. Вторая попытка

Наутро я проснулась ещё затемно, подумала, повернулась на другой бок и заснула опять. Заснула не сразу, потому что лавка жёсткая, хоть я и спала на ней уже сильно не первый день, удобнее она от того не становилась. Эх, где ты, мой ортопедический матрас, кто теперь на тебе спит? Решено – как только приведём в порядок маленькие комнаты в доме, сразу нужно добыть перину. Бывают же здесь у них перины, наверное? Курицы-утки-гуси есть, перо тоже должно быть. Нужно спросить Ульяну или Евдокию. Да и Пелагею тоже можно. Найдя решение, я заснула.

Второй раз проснулась уже на рассвете. Самое то, нужно подниматься и идти работать дальше.

Пелагея удивилась – я ж не была ранней пташкой.

– И что тебе спать не даёт? Грехи, что ль, тяжкие? – усмехнулась она.

– Работать же надо, - пожала я плечами. – Наверное, не успокоюсь теперь, пока не переселюсь.

– Это понятно, свой дом он и есть свой дом, - согласилась хозяйка. – Умывайся да приходи поесть.

Пока я умывалась, поднялась моя Марья, а за ней и Трезон.

– И что, снова пойдёте на весь день? – поинтересовалась последняя.

Она ещё не расчесалась с утра, и седые космы торчали из-под чепца клочьями.

– Пойдём, - кивнула я. – Не желаете ли вы поучаствовать? У нас есть для вас ведро и тряпки.

– С чего бы это? Никогда я ничего не мыла, вот ещё! – вздёрнула она нос.

– А я думаю, то, что хорошо для маркизы дю Трамбле, королевской фаворитки, сгодится и для Ортанс Трезон, вдовы служащего королевской канцелярии, - усмехнулась я.

Но она только плечом дёрнула и пошла во двор умываться, а мы с Марьей сели за стол. Меланья принесла горшок каши, поставила на деревянную дощечку, подала Пелагее большую ложку. Та принялась накладывать.

– Вы вчера тут не видели шарик Евдокии? – спросила я. – Мне ж сказали, как человеку – не терять, другого нет. А я именно что потеряла где-то. Может быть, оно и не нужно на самом деле, но – вдруг? И даже если не нужно, тогда найти бы да отдать хозяйке.

– Постойте, барыня Женевьева, здесь же был, мы вчера нашли на полу, - вскинулась Меланья.

– Точно, - закивала Марьюшка. – Ты куда его положила? – глянула она на Меланью.

– Да вот сюда, на окошко, только сейчас уж не лежит, - огорчилась девочка.

– Укатился, наверное, - вздохнула я.

Вышло нехорошо – Дуня ко мне со всем расположением, а я её ценные вещи теряю.

– Я буду пол мести, как позавтракаем, и непременно все углы просмотрю, - сказала Меланья.

– Спасибо тебе, хорошая моя, - вздохнула я.

Это мне урок на будущее – быть осторожнее и внимательнее. Потому что предмет ценный, и если на меня из-за него обидятся, то будут правы.

Трезон присоединилась к нам, когда мы уже ели, а у меня так и вовсе тарелка дно показывала. Не терпелось пойти и попробовать – не приснилось ли мне вчерашнее про воду, её добычу, нагрев и отчистку грязи бесконтактным способом. Вдруг не приснилось?

– Я с вами не пойду, - сказала Трезон. – Что-то колено заныло.

– К перемене погоды, - пожала плечами Пелагея. – Не сегодня, наверное, а вот завтра – уже может быть. Задует, похолодает.

– Тогда нам бы окна вымыть сегодня, - заметила я.

– И ступай сейчас сразу с Марьюшкой, а Меланья к вам попозже прибежит, здесь тоже пока дела есть.

И ещё какие дела – наварить на ораву народу и убрать весь немалый дом. Это у меня пусто, а тут – и лавки, и кровати, и сундуки, знай только ворочай. Поэтому я поблагодарила хозяек за завтрак, Пелагея дала нам с собой хлеба, молока и горшочек каши для ночевавших в доме мальчишек, и мы с Марьей отправились наверх.

К слову, тарелка, оставленная ночью Пелагеей, была пуста, даже огурец солёный кому-то пригодился. Тарелку Марья унесла в дом, а я задумалась – кто тут приобщился к стряпне нашей хлебосольной хозяйки. Впрочем, в моём родном мире до сих пор бытовал обычай носить еду на кладбище и оставлять там на могилках, и этим кормились и белки, и собаки, и как бы не тамошние сотрудники из числа людей. Так что…

Мальчишки переночевали благополучно, каше обрадовались, мигом её смели, и были направлены открывать ставни на больших окнах, а потом – вытаскивать вещи из маленьких комнат.

Я же вспомнила вчерашние наставления Евдокии, подошла к бочке, растопырила над ней ладони, зажмурилась и попробовала найти в себе тот источник силы, который у меня, оказывается, был всегда, и отвечал за такое вот форменное безобразие. То есть, за очень полезные вещи. Внутри ощутимо потеплело, а потом – раз! И ладони мои намокли.

Я открыла глаза и увидела, что опустила их в бочку, а бочка полна воды, ясное дело – холодной. Вот и славно.

Второй этап – воду следовало нагреть. Это тоже достигалось обращением к своему нутру, и вчера мне удавалось. Я думала о солнце, которое греет сверху, и об огне, который мог бы греть снизу, и ещё о чём-нибудь, что изнутри… и нагрела, совсем не сразу и не до горячего, но в наших условиях добыть примерно пятидесятилитровую бочку тёплой воды – уже достижение. И ведь если что, я смогу добавить температуры, правда же?

А дальше оказалось, что окна-то нам открыли, но снаружи до верху никак не достать, нужна лестница. Это изнутри мы вчера со стола мыли, а снаружи я со стола не дотянусь, и Марья не дотянется.

– Мари, ты не припомнишь, у нашей хозяйки есть лестница?

– Как не быть, есть. Во дворе лежит, у забора.

– Отлично. Алёшка, Фома, берите горшок и другую посуду, несите Пелагее, а взамен просите у неё лестницу.

Им не нужно было повторять дважды, они подхватились да и побежали. Мы же с Марьей пока взялись мыть те столы и лавки, что оставались во дворе – чтоб потом принести их в дом и красиво расставить. И Алёшка вернулся почти мгновенно.

– Матушка-барыня, ступайте к Пелагее, там вас кличут, говорят, без вас никак!

– Что случилось-то? – я бросила тряпку на стол и разогнулась.

– Да я не понял, мне Меланья сказала бежать, только чтоб тихо.

– Тебе тихо? Или мне?
– рассмеялась я.

– Вовсе тихо, - вздохнул он.

Ну что ж, я крикнула остальным, что пошла к Пелагее, и вернусь с мальчишками и лестницей. Спустилась, звякнула калиткой, вошла и упёрлась в Пелагею.

– Тс-с-с, - прошептала она одними губами. – Ступай, посмотри.

Я кивнула – поняла, мол – и осторожно пошла в дом. Дверь открыта, в кухне Меланья и Фомка перепихиваются.

– Вижу!

– А я не вижу!

– Потому что ты парень, вот и не видишь!

– А ты ведьма!

И всё это, не поверите, едва слышным шёпотом.

– Женевьева Ивановна, - машет мне головой Меланья, - гляньте! Я вижу её, а Фомка – нет! И она нас будто не слышит совсем, как глухарь!

Я заглянула… вот ведь! Трезон сидела на полу, опершись на колени, и методично выкладывала вещи из моего сундука. Того самого, в котором лежали тетрадка и странная книжка. Я же протиснулась в дверь – та не скрипнула – и на цыпочках подошла. Взяла за плечо и поинтересовалась: