Я сделаю это сама
Шрифт:
– Господин Асканио, вы сможете спать здесь, в зале на лавке? – спросила я его. – Если что случится, коты нас разбудят, я думаю.
– Анри передавал вам сундук с книгами? – спросил он.
– Да, я его ещё не разобрала, некогда было.
– Покажите, - хмуро сказал он.
Мы пошли в мою комнату, и я там показала ему сундук. Он открыл его, выудил оттуда какую-то книгу и сказал, что больше ему ничего не нужно, потому что вина и арро у меня всё равно нет. Нет и нет, и что теперь?
Я всё равно постелила ему на лавке – пара одеял и подушка у меня нашлись. И чаю налила. Он ещё что-то бурчал, и даже раскрыл
– Присмотришь, да? – посмеялась я.
Пошла и легла наконец-то спать.
Встала, впустила Ваську, тут же заскочившего в ноги, и ещё раз легла. И теперь уже до утра.
2.36 Не у шубы рукав
2.36 Не у шубы рукав
Два следующих дня обошлись без новых происшествий.
Днём мы с девами доводили до ума наш дом. Провели ревизию посуды, посчитали тарелки-чашки, потому что если новоселье, то как-то нужно кормить целую ораву. У нас хватало человек на двенадцать-тринадцать максимум, а этим количеством не обойдёмся. Здешние деревенские, да плюс товарищи, гм, с горы, без которых тоже никак. Дай-то бог, чтоб места за столами всем хватило.
О своей беде я рассказала заглянувшей на огонёк Пелагее – ну хорошо, не только на огонёк, а ещё ради смены обстановки. У неё-то дома тоже дым коромыслом, к ней приходили толковые соседки помогать готовиться к свадьбе. Свадьба в воскресенье, гости начинают приезжать в пятницу. Значит, что? Значит, новоселье будет в четверг.
И Пелагея сказала, чтобы мы ерундой не маялись. Посуду она даст, и Ульяна даст, и Ирина Вольдемарова даст. А если не хватит – то и ещё есть, кого спросить.
Хвост разговора о посуде услышал ещё один зашедший на огонёк – купец Васильчиков.
– Доброго здоровица всем в этом доме, и тебе, матушка-барыня Женевьева Ивановна, - поклонился он, войдя и сняв шапку. – Принёс я тебе подарок заморский, надеюсь, придётся к душе, - и подаёт мне свёрток в тряпице.
Я тоже поклонилась, все положенные по местному этикету реверансы выполнила и пригласила его проходить да присаживаться. И взяла у него свёрток. Развернула…
В изящной коробке, оклеенной шёлком, расписанным диковинными цветами и птицами, лежала чашка с блюдцем. И серебряная ложечка. Даже на внутренней поверхности чашки расправлял хвост красивый павлин. Божечки, откуда он узнал-то, что я люблю чашки с рисунком внутри? Я как разинула рот, да так и стояла.
– Ну что, матушка, угодил ли? – посмеивался купец Васильчиков.
– Угодил, Демьян Васильич, ты даже и не знаешь, как угодил. Благодарю тебя. Где ж ты взял такое сокровище? И что хочешь взамен?
– Говорю же, подарок, экая ты непонятливая, Женевьева Ивановна! Это в ваших Паризиях за всё что-нибудь хотят, а у нас и так просто можно, от широты души.
Я молча поклонилась ему и пошла на кухню – сполоснуть подарок, чтобы тут же налить в него чаю.
– Вот, правильно, - одобрительно закивал Васильчиков. – Чашки – они для того, чтобы из них чай пить, даже из таких непростых, ну да ты и сама особа непростая, - усмехнулся он.
А после чая я спросила купца:
– Перемолвимся парой слов?
Нужен твой совет, Демьян Васильич.– Отчего ж не перемолвиться? – согласился он.
Мы пошли на двор, там было пусто, и пригревало скупое на тепло осеннее солнышко. Но не остались на дворе, а отправились дальше вниз, и шли, пока не спустились на берег – пустынный в это время. Все рыбаки уже ушли с утра в море, и вернутся только вечером.
– Демьян Васильич, ты должен знать ответ на мой вопрос. Где можно взять шубу? Хорошую тёплую шубу, чтобы перезимовать без потерь. А лучше две, потому что Марья моя тоже всё равно что голая.
– Что ж вы, красавицы, так собирались, что шуб-то не взяли? – смеялся купец.
– Так не дали толком собраться, - отмахнулась я. – Да и не знали, что нас ждёт. А тут если уже – вот так, - я кивнула на глядящее из-за облака бледное солнце и ледяную кромку вдоль берега.
– Да, дня два-три – и снег ляжет, - кивнул Васильчиков. – Хорошо, значит, говоришь, шуба. Две шубы.
– Две шубы, две шапки, две пары валенок. Если есть унты, то ещё лучше. И чем заплатить, найду.
– Ох ты ж, найдёт она. А чем, позволь узнать? Или у тебя есть золото?
– О нет, не золото, - усмехнулась я – Не только золото.
Глядя ему прямо в глаза, достала из-за корсажа бархатный мешочек и протянула.
– Взгляни, достаточна ли плата.
Он взял, оглядел мешочек, прикинул вес на руке, и заглянул внутрь. Брови его взлетели наверх, ловкие пальцы выудили из мешочка брошь. Я встала так, чтобы было не очень-то хорошо видно, что такое мы тут рассматриваем. Солнце так и заиграло в гранях камней.
Брошь была весьма простой по форме, но непростой по смыслу. Кольцо диаметром с половину моего пальца, и по нему ровный ряд бриллиантов, достаточно крупных. В прошлой жизни у меня таких крупных и не было, хотя вообще драгоценности водились. Но куда там заместителю директора строительной фирмы до маркизы дю Трамбле!
Зато у Жени была шуба, отличная норковая шуба. Хорошая машина, и тёплый гараж для неё под домом, даже в тридцатник заводилась. Две шапки, разных, и пара унтов – из белого камуса, вышитых бисером. И сапоги на меху – раньше на шпильке, теперь уже поскромнее. И дура-Женевьева, я полагаю, пожив пару месяцев в этом благословенном месте, тоже догадалась бы поменять часть драгоценностей на тёплые вещи. Для себя и для своей Мари, потому что куда она без той Мари?
Кстати, Трезон сидела в доме Пелагеи и не высовывала носа наружу. Говорили, она вместе с мужиками наблюдала через забор, как мы выслеживали Валерьяна той ночью, и теперь опасалась. Я только надеялась, что Пелагея придумает, как применить её в хозяйстве – чтобы хоть какую-то пользу приносила. Ну и про шубу для себя пусть тоже сама думает.
Я разве что подумала о Настёне и Дарье – есть ли у тех тёплая одежда? Впрочем, они здесь зимуют уже не первый год, наверное, есть какая-то. И у Меланьи, думаю, тоже есть. Но всё равно нужно спросить.
Тем временем купец Васильчиков любовался игрой света на гранях камней.
– Ты уверена, матушка-барыня? Это дорогая вещь, камни очень чистые, и хорошей огранки.
– Уверена. Если я тут околею через месяц, мне не будет никакого дела до всех камней этого мира.
– Через месяц ещё не околеешь. К Рождеству уже может быть – дров у тебя маловато.