Я тебе (не) принадлежу

В горле слова застревают. Жутко плохо. Пить хочется. Мозг подкидывает странные сигналы. Как будто кадры киноленты. Жуткие, страшные моменты внезапно начинают всплывать в памяти.

Как эмоциональная буря. Подсознание все скрывало, но какой-то толчок произошел, и меня накрыло волной прошлого.

Память возвращается. Урывками, отдельными эпизодами. Но я понимаю, как меня зовут. Где жила, чем занималась, кто был рядом всю мою жизнь.

Крик. Громкий, на волоске от гибели. Запах. Едкий, противный, горючий. Бензин. Много жидкости. Вокруг. Она повсюду. Обволакивает, имеет надо мной власть.

А потом огонь. Поджог. Запах гари. Жуткий, женский смех. И… пустота.

Мозаика склеивается в полную картину. Ту, о которой даже думать не хочется.

Я Инна Голубева. Главная подозревая в убийстве мужа. Преступница, которую в камере жестоко избили и… и… подожгли. Заживо.

Пошевелиться бы. Встать. Пройтись. Но я словно в каком-то коконе нахожусь. Надеюсь, это не навсегда? Должна же я хоть что-то чувствовать кроме разрывающей боли.

– Доктор, быстрее сюда!

– Да. В чем дело?

– Приборы. Они… у нее… сердцебиение повысилось.

– Надо ее успокоить. Стресс может привести к тяжелым последствиям. Быстро, сестра Моника! Да скорее вы. Чего на месте мнетесь?

Снова проваливаюсь в какой-то омут. В забытие. Куда-то далеко-далеко. Где слышу вновь мужской, приятный голос. Обеспокоенный, встревоженный. Но вроде как родной.

Феликс. Это он. Здесь. Наклоняется надо мной и что-то шепчет. Не могу разобрать слов.

– Ты поправишься, Инна. Встанешь на ноги. Станешь совершенно другим человеком. Чтобы отомст… - слышу обрывки фразы, прежде чем вновь потерять сознание.

*

Не знаю, сколько прошло времени. Какой сейчас день или месяц. Я давно потеряла связь с реальностью. То приходила в себя, то вновь уплывала в небытие.

И все, что у меня было, это боль. Нестерпимая, жуткая, режущая на куски, отравляющая все внутри боль. Проникающая под кожу, несущаяся по венам, ломающая кости, душу выворачивающая наизнанку.

Мне было тяжело. Каждый день, час. Каждую гребаную минуту. Лежать как бревно в постели и слышать отдаленные голоса врача и Феликса. Рассуждающих о моем будущем. О том, как вернуть мне… человеческий образ.

Отчаяние медленно захватывает мое тело. Слезы пытаются пробиться наружу, но им что-то мешает. Крик рвется из груди постоянно, но где-то пропадает. Не доносится до людей.

Я была живым мертвецом. Способным только стонать еле слышно и мучиться от нечеловеческой боли.

И так днями и ночами. Неделями и месяцами. Моя жизнь превратилась в сплошной ад на земле. В жуткий кошмар. Как в тех фильмах ужасов, что я видела когда-то в Интернете. И сейчас я героиня одного из них.

– Инна, понимаю, это очень сложно, - слышу голос врача, приходящего ко мне день ото дня.
– но вы должны через боль попытаться пошевелить хотя бы пальцем. Давайте.

«Не могу. Я не могу этого сделать. Меня на части разорвет от такого».

Да только как он меня услышит, если я разговаривать толком не умею? Мычу про себя, упиваясь болью и отчаянием. Находясь на самом краю пропасти, куда могу упасть в любой момент.

– Попробуем еще раз, - снова он меня достает. Снова что-то требует.

«Не хочу. Нет-нет. Убирайся! Оставьте все меня в покое».

И так постоянно. Каждый раз, как он приходит ко мне. Говорит, ждет реакции, а я просто кричу, ору в тишину. Мысленно прошу его остановиться.

– Феликс, послушайте, - доктор тяжело вздыхает.
– Я бьюсь об каменную стену. Инна… она не хочет бороться. Тяги к жизни у нее нет.

– А что вы, блядь, хотите от нее?!
– мужчина взрывается как пороховая бочка.
– Она вся обмотана бинтами! На ней живого места нет! Инна горела. Заживо, вашу мать. А вы требуете от нее какую-то хрень - пальцем, сука, пошевелить. В ее состоянии разве это возможно?

– Это один из методов нашего лечения, - мямлит, но я отчетливо его слышу.

– Лечения? Какое нахуй лечение!?
– могла бы двигаться, уже бы в страхе отпрянула, спряталась в дальнем углу.
– Когда вы приступите к пластической операции, - уже более спокойным голосом.

– Через несколько дней. Я смогу приступить к операции не раньше, чем мы исключим риск заражения через кожу и легкие. Так как повреждения очень серьезные, Инну придется… мягко говоря, слепить заново. Кожа, волосы, глаза, зубы, голосовые связки. Восстановление всего этого потребует времени и… боль тут неизбежна. Не знаю, выдержит ли она ее…

Не слышу. Не реагирую на его слова. Я просто… снова куда-то уплываю. Отрываюсь от реальности, даже не догадываясь, что за жуткие вещи меня впереди ожидают.

Настоящий ад начался спустя несколько дней или недель. Точно не могла сообразить. Меня постепенно стали отучать дышать через ИВЛ. Легкие были уже более-менее чистыми, чтобы я самостоятельно могла делать вдох и выдох. Пошевелить конечностями мне так и не удавалось, хотя и пыталась это сделать, боясь совсем лишиться такой возможности.

– Пора ехать в операционную, - слышу мелодичный, женский голос.
– Ничего не бойтесь. Доктор обязательно сотворит чудо.

Легко ей говорить. Не она же похожа на оживший труп замотанный в бинты. Эта медсестричка жива и здорова. Наверняка очень красива, мила и совершенна, а я… я чудовище. Монстр из самой преисподней.

– Вот и все. Укольчик сделан.

Даже не почувствовала. Никакой реакции. Ничего.

Боже! А вдруг я всегда буду лежать неподвижно?

Вдруг мышцы так атрофируются, что я никогда не встану на ноги?

Вдруг…

Мысль убегает от меня, так как разум резко отключается. Темнота берет надо мной власть, утаскивая в свой плен.

Операции. Долгие, мучительно болезные. Жуткие. Вырывающие из моего горла настоящие крики. Хриплые, еще слышные, но все-таки крики.

Сколько я лежала на столе хирурга, представить страшно. Чего я только ни пережила за это время. Каких только пересадок мне ни делали.

Часами. Днями. Ночами.

Пытаясь вернуть меня прежнюю. Сделать невозможное. Сотворить чудо.

Я была как новорождённый ребенок.

Заново училась шевелиться, сидеть, ходить. Есть. Пить. Разговаривать.

Физиотерапия. Консультация с психологом, которому я через жуткие всхлипы отвечала на небольшие вопросы. Немного воды и еды через трубочку.

Как только что прозревшая слепая глядела с опаской на окружающий мир. Впитывала в себя все краски вокруг. Потихоньку воспринимая новые глаза, пересаженные мне от неизвестного донора.