Я тебя не отпускал
Шрифт:
— Но это не всё. Я хочу, чтобы убийца моего отца не прохлаждался в Эмиратах по борделям и притонам, а получил по заслугам.
— И чего же по-твоему заслужил твой брат?
— Ну, коль уж мы сошлись во мнении, что он поехал крышей, то… принудительного лечения.
— Мм. Пожалуй, заслужил, — благосклонно кивает бабушка.
Протягиваю ей её телефон, лежащий на подоконнике.
— Позвони ему. Пригласи на поминки. Пригласи так, чтобы не посмел не прийти.
— Придёт, — забирает телефон бабушка.
— И гостей. Много гостей!
Нам нужны свидетели.
Глава 45.
Злата — в чёрном закрытом платье. Волосы строго собраны в косу.
Тихо играет Патрисия Каас «Le mot de passe», отцу нравилась эта музыка. Злата двигается плавно, словно под ритм. Сложно отвести взгляд…
Всё время рядом с бабушкой. Та плохо себя чувствует. Усаживается в драпированное кресло во главу стола.
Гости начинают подходить.
Вспоминаю похороны деда. Картинки совпадают. Поминальный ужин тоже был в банкетном зале, оформленном в тёмных тонах. Только я был совсем маленький и смотрел на это со стороны. А сейчас я в центре событий. Хотя тоже стараюсь держаться в стороне.
— Осмолов, врач-психиатр, собственная частная клиника, — негромко комментирует мне Волков одного из гостей. — Есть несколько «заключённых». Практикует. В проблему я его в общих чертах посвятил…
— Ты с ним работал уже?
Улыбается, не отвечая на вопрос.
— Надёжный человек.
— Понял.
Клещами из него не вытащишь! Но это полезная деформация. Пусть будет.
Отвожу в сторону этого психиатра, обсуждаем детали, цены, процедуру оформления недееспособности и опекунства.
Со стороны поглядываю, как встречает и рассаживает гостей Злата. Достаёт телефон из сумочки. Что-то читает там… Улыбается в экран. Кому? Пишет что-то скользя пальчиками по экрану и пытаясь сдержать улыбку.
«С кем она?» — вопрос начинает стучать у меня на подкорке.
Нельзя быть таким параноиком.
Отвожу от неё взгляд. С усилием. И натыкаюсь взглядом на Ваху. А он тоже улыбается в экран своего телефона. Я перестаю слышать, что говорит мне Осмолов. Кислота заполняет каждую мою клетку.
Нет… Нет! Это бред. Такого не будет. Злата любит меня. Ваха — не станет мутить за спиной. Это паранойя!
Извинившись перед врачом, подхожу к жене, заглядываю ей в глаза. Она с вниманием открыто смотрит на меня.
— Что-то идёт не так?
— Всё — так.
Прикасаюсь незаметно костяшками пальцев к её лицу.
— Ты любишь меня?
Взгляд тут же смягчается, становится нежным и проникновенным, ноздри вздрагивают. Меня окутывает теплом. Прижимая к лицу мою руку, целует в ладонь. Целую её в ответ в висок.
Я — кретин. Шизанутый ревнивец.
Только отпускаю эту ебанутую мысль, что она может переписываться с Вахой, как её телефон снова пиликает. И она не прикасается к нему при мне. Не смотрит, кто написал.
Взрывает! Но я держу себя в руках.
— Посмотри… — стреляю глазами на сумочку.
— Позже, гости… — отходит от меня.
Ну, бля…
Не отбирать же телефон? Она психанёт. А там сто процентов никаких левых переписок. Обидится за недоверие. И будет права.
Выдохни,
Черкасов! Это — не про Злату.Разворачиваюсь в сторону Вахтанга. Довольный как слон. Ну, пиздец… Привет, паранойя!
Подхожу к нему.
— Дэм, хочешь анекдот расскажу?
Анекдоту ты улыбался? Ладно, живи.
— Вроде как не к месту, поминки.
— А он в тему.
— Ладно, давай.
— «От чего умерла ваша теща? Грибами отравилась. А почему на шее синие пятна? Грибы есть не хотела!»
— Смешно… — расслабляюсь я.
— Смешно, да. А если он не захочет есть грибы?
— Мы ему их нальём. Концентрат псилобицина с усилителями будет на стенке его бокала. А от спиртного мой брат никогда не отказывался.
— Демон, — мгновенно становится серьёзнее Ваха, глядя мне за спину.
Разворачиваюсь. А вот и наш главный гость! Брат стоит в арке с двумя охранниками. Решительно двигаюсь к нему на встречу, одновременно со Златой.
— Родион… — неспешно подходит к нему Злата. — Оставь свою охрану за дверью, будь любезен. Здесь, — обводит она рукой стол. — Только гости.
— Руку мне не пожмёшь, брат? — дёргается агрессивно его верхняя губа.
— Рукопожатие — это знак доверия. Он означает, что в руке не зажат камень, который человек готов бросить в тебя. Но в твоей руке он зажат, верно?
И в моей!
— Верно! Но придётся тебе меня сегодня терпеть, — надменно. — Бабушка желает, чтобы я присутствовал на поминках.
— Желания Нины Андриановны в такой день нами будут учтены, — холодно гасит конфликт Злата. — Пойдём, я посажу тебя.
Злата берёт меня под руку.
— Как моя дочь? — по дороге интересуется Родион.
— У тебя есть дочь? Жаль, что семья не в курсе, — парирует она.
— Добрый вечер, — кивает он бабушке.
— Родион… Спасибо, что пришёл помянуть отца, — бросает та. — Напротив меня, будь любезен.
Указывает ему место на противоположном торце стола.
Официанты разливают спиртное. Опираясь ладонями на стол бабушка встаёт. Обводит взглядом присутствующих.
— Мой сын был достойным членом рода Черкасовых. Человеком, радеющим за свою семью и детей. Сегодня сорок дней, как он покинул нас. Он дал этому миру трёх сыновей. И мне хочется надеяться, что ему не будет стыдно ни за одного из них. И он надеялся, что каждый из них укрепит род по мере возможности. Если же в силу здоровья какой-то из них не сможет, то Альберт завещал, чтобы остальные позаботились о нём так, как будет необходимо.
Всё присутствующие уверены, что речь идёт о Марке. Но только самые близкие знают — бабушка говорит о Родионе. И смотрит она во время речи в его глаза.
Произносит прощальные слова, поднимая бокал. Родион допивает до дна. Злата лишь пригубляет.
— Хорошее вино. Не понравилось?
— Понравилось… — облизывает губу.
— Выпей. Всё под контролем. Расслабься немного.
Кивает. И снова делает вид, что пьёт, смачивая губы.
Ну нет, так нет…
Несколько человек поднимается по очереди ещё, чтобы выразить соболезнования и сказать свои речи. Встаю следующим.