Я тебя не отпускал

— За малодушие и предательство.

Мы останавливаемся у нотариуса, с которым работает Демид. Там ждет меня Регина.

— Один шанс тебе даю. Подпишешь всё, отпущу. Ну а нет… — сглатываю я. — Увезёт тебя моя охрана завтра же в чудесное место — Теберка. Кладбище китов, кораблей и жизни. Самый север Карелии за полярным кругом! Там триста жителей, двести — бабки, сто — алкаши. Десять месяцев в году — минусовая. Работы нет, больницы нет, школы нет, в единственном магазине — хлеб и туалетная бумага. Увезут без документов и денег. В драной курточке и валенках. Выбраться оттуда ты не сможешь. Будешь давать всем за еду и водку. Сопьёшься. И права на опеку мне будет делить не с кем. И бумажки для Родиона тоже будет выписывать некому. Поняла мою мысль?

Не дожидаясь ответа от зависшей Натальи, я грозно командую.

— За мной!

В нотариальной конторе Наталье подсовывают бумаги об отказе от родительских прав. Мы этого не планировали. Думали, вразумится, поймёт, что ребёнку лучше. Но нет, так нет.

Всё подписи поставлены, я расплачиваюсь с нотариусом.

Забираю предварительно оформленные бумаги на временное опекунство. Выходим из конторы. Протягиваю Наталье билет в ее родной город.

— Уезжай от греха.

— Злая ты стала, — делает глоток из бутылочки Наталья. — У Черкасовых добрые не выживают.

— У Черкасовых слабые не выживают, — бросаю я.

Сажусь в машину.

Вот так!

Глава 41. Казнить, миловать и отправлять на войну

Нина Андриановна откладывает в сторону газету.

— Это невозможно стало читать, — сетует она.

Варюша тут же стаскивает эту газету. Закатывает в неё Арса. Тот, мурлыкая, рвёт край зубами. Тряся головой выплёвывает прилипшие к языку кусочки бумаги.

— Только коту и годны эти газеты.

— Может, Вам новости включить?

— Включи мне лучше музыку.

Мы принесли в гостиную старый проигрыватель с пластинками. И теперь вечерами слушаем на нём романсы или сказки.

Притушиваю свет.

— Как дела у Марка?

— На первый взгляд — лучше. Внутричерепное давление в норме. Глазки ожили. Смотрит…

— Наталья приезжает?

— Нет, — поджимаю губы. — Я ей запретила. Она подписала отказ от родительских прав.

— Была такая необходимость? — поправляет очки Нина Андриановна.

— Это было необходимо для Марка, да.

— Тогда — правильно. Будь всегда решительной и не щади тех, кто слишком щадит себя сам. С тех пор, как у женщины появляются, дети, принцесской ей быть больше нельзя. Только королевой! Казнить, миловать, отправлять войска на войну, если потребуется.

— Это так, Вы как всегда правы Нина Андриановна. Но хотелось бы без войн.

— А без войн, всё отнимут, Золотая девочка. Надо показывать зубы, чтобы боялись.

Надо. Без этого не выходит.

Включаю музыку, смотрю в окно. Где же они? В груди долбится тревога. Губы шевелятся, подпевая:

«Умирал за меня, я не звала.

Сердце выковыривал из груди.

Ты теперь можешь спокойно спать.

Ты теперь весь внутри».

Возвращайся!

Зажигаю изящный фонарик на окне.

У нас так в Карелии «торопят» тех, кто задерживается.

— Как же удачно женился мой старший внук. Этот склеп снова превращается в дом.

Тревожно брожу по гостиной. Сержусь, что не звонит, только пишет.

Морщусь от резкого приторного запаха. Отыскиваю глазами Варюшу.

— Варя! — подбегаю к ней, отбирая флакон с эфирным маслом. — Нельзя это трогать. Шкодина…

Нажимаю на любопытный нос. Ставлю флакон повыше. Но запах, который ещё пару недель назад казался мне приятным, теперь вызывает раздражение и отвращение. Вытаскиваю из флакона деревянные палочки, выкидываю их в окно. Закручиваю плотнее, убираю в старинный секретер.

— Мальчишку родишь, — задумчиво смотрит Нина Андриановна на мой плоский живот. — Хорошо.

Тест я не делала ещё. Но все признаки «на лицо».

— Мужчины не звонили?

— Едут, Нина Андриановна.

— «Наши» победили?

— Живы, здоровы — это уже победа! — поднимая Варю на руки вальсирую с ней. — А деталей Демид по телефону не рассказывал.

Телефон пиликает. Поспешно хватаю его.

«Встречай!»

— Приехали!

Бегу в прихожую мимо кухни.

— Можно накрывать, — бросаю прислуге.

Накидываю на плечи шубку и выхожу на крыльцо, сбегаю вниз по ступенькам. Попадаю сразу же в объятия мужа. Закрывая глаза, растворяюсь в его запахе, запахе дыма, и… пороха. Отстраняюсь заглядывая с тревогой в его глаза. Так от отца пахло после охоты.

— Ты стрелял.

Оглядываюсь, отыскивая глазами Тихона. В порядке. Взгляд немного тревожный, но нагловатый. Будто нашкодил. И ждёт, что ругать будут, а он не собирается каяться.

— Не в людей, — разворачивает обратно моё лицо Демид.

— В кого?

— Всё расскажу. Позже.

Тиша смывается в дом, бросая рюкзак на крыльце.

А мы встречаемся губами. Его холодные и мои горячие. Повисая на шее, кусаю его в эмоциях за губу. Соскучилась!

Руки ныряют мне под одежду. Сжимает отекшую, ноющую грудь. Не сдержав стона, обмякаю в его руках.

— Мм… Как меня горячо встречают, — шепчет мне страстно в губы. — Хочу тебя… В тебя хочу… кончить. Немедленно!

Ведёт носом по моей коже, вдыхая глубже, стискивая сильнее.

— Дэм… смотрят, — смущаюсь, встречаясь взглядом с одним из охранников, стоящим возле двери. Тот поспешно отводит взгляд.

— Отвернутся, — ухмыляется он.

Демид поднимает меня под ягодицы. Несёт в дом. Охранник открывает нам двери. Заносит меня в тёмную гардеробную. Вжимая в стену, задирает платье.

— Ты что?! — сдавленно шепчу я, вырываясь.

Хотя между бёдер пульсирует так, что кружится голова и сводит тело.

— Чч… Две минуты…

Слышу звук расстёгивающейся ширинки. Не успеваю пикнуть, как он зажимает мне рот и требовательно дёргает ногу выше, схватив под бедро. Член обжигает мою кожу. И я зажмуриваюсь, не в силах сопротивляться его напору. Только бы не зашёл никто!