Я тебя (не) прощу
Шрифт:
Это было просто невыносимо.
Он молча поднялся с дочерью на руках к парадному входу и, открыв дверь дома, громко крикнул:
— Нина Семеновна!
Она появилась довольно споро. Выплыла из кухни, трогательно семеня им навстречу, радостно улыбнулась…
— А кто это у нас тут?..
— Это Леся, наша с Авророй дочь, — представил он коротко свою девочку. — Лесь, хочешь чая с печеньем?
— Хочу! — живо отреагировала она и тут же нахмурилась. — Но без мамы не буду. Там холодно, а она одна…
— Поэтому нужно, чтобы ты побыла пока с
— Ей тут не нравится? — озабоченно спросила Леся.
— Ей не нравлюсь я, — грустно усмехнулся он в ответ. — И она имеет на это право.
— А ты можешь понравиться ей снова? — спросила дочь так наивно, что он осознал — несмотря на совсем не детские порой взгляды и речи, ей все же было только шесть лет.
— Я попытаюсь, — пообещал он, провожая Лесю на кухню.
А после спустился по лестнице вниз — туда, где ледяным изваянием на фоне увядшего сада застыла Аврора.
Она не обернулась, но ясно почувствовала его присутствие.
— Это подло, — заметила сухо. — Заманивать нас сюда, заставить Лесю меня уговаривать…
Он встал к ней лицом к лицу, с грустной улыбкой заметил:
— Ну а разве не подлости ты от меня ожидаешь?
Она отвела взгляд от далекого горизонта, взглянула на него разочарованно и устало:
— Я ожидаю от тебя того, что ты сам вынудил меня ожидать. Своими поступками.
Он протянул к ней руку, задумчиво намотал на палец прядь темных волос…
— Ты мне не поверишь — но я работаю над исправлением всего, что наделал. Мне нужно только немного времени…
Она резко отвернулась, вырывая из его захвата свой локон, словно не хотела, чтобы он касался ее даже так. Даже пальцем…
— А мне нужен покой, — отрезала бескомпромиссно. — Нужна передышка. От тебя и твоего присутствия. Уж это тебе, полагаю, по силам?
Она говорила резко и зло, и даже не представляла при этом, что именно того, что озвучила, он ей дать и не мог.
— Я эгоист, Аврора, — признался сдавленно, глядя на обращенный к нему затылок. — Я эгоист, потому что поступил с тобой в прошлом так чудовищно, думая исключительно о своих чувствах. Я эгоист, потому что даже зная, что все, чего ты хочешь — это избавиться от меня, не могу тебе этого дать…
Он пробежался кончиками пальцев по ее шее, ощущая нестерпимое желание прикасаться к ней, разослать по ее венам ток, которым искрил пока только он один…
— Я без тебя не могу, — добавил так тихо, что даже не понял — услышала ли она его вообще. — Никогда не мог…
Она мгновенно отстранилась. Обернулась, обдав его холодом и презрением своего взгляда.
— Что ты несешь, Богданов? Как ты вообще можешь такое говорить, когда у тебя скоро свадьба? Как можешь говорить это после того, как…
Он не сдержался. Дернул Аврору на себя, накрыл поцелуем холодные, неподатливые губы в надежде их отогреть…
Она не сопротивлялась, но и не отвечала. Он усилил напор, углубил поцелуй, толкнувшись языком ей в рот. И вдруг получил долгожданный отклик, когда
она зло укусила его в ответ.Арсений отстранился, коротко рассмеявшись. Даже такая реакция была куда лучше, чем ничего.
— Ты так ничего и не заметила, — сказал он, захватывая в плен ее взгляд. — Настя — лишь твое подобие. Я пытался тебя заменить, найдя кого-то хоть отдаленно схожего, но не сумел. Это мне стало ясно в тот момент, как увидел тебя снова.
Губы Авроры остались немы и неподвижны. Лишь в глазах плескалось выразительное, говорящее о ее чувствах лучше всяких слов, удивление.
— Свадьбы не будет, — подытожил Арсений сказанное. — Мне больше не нужен суррогат. Мне нужна…
Резкая боль обожгла щеку. Аврора стояла перед ним с пылающими от гнева глазами и, несмотря на то, что только что сделала, была в этот миг еще желаннее.
— Ты хоть кем-то в этой жизни способен дорожить? — выплюнула она ему в лицо. — Выкинул меня, бросил ее… что дальше? Привяжешь к себе Лесю и потом и ее кинешь?
Она зло зашагала прочь от него, но он ее нагнал. Схватив за руку, развернул к себе лицом.
— Не сравнивай, — отрезал жестко, но с затаенной болью. — Ты же слышала, что я тебе сказал…
Она лишь молча покачала головой, словно не могла, отказывалась укладывать там все услышанное.
— Ты думаешь, что я пировал на твои деньги все эти годы, Ава, — сделал он последнюю отчаянную попытку достучаться. — И отчасти ты права. У меня было все. Все, кроме одного — счастья. Ни единого дня с тех пор, как тебя выгнал, я не был счастлив. Ни единого, слышишь?! Я — палач, казнивший тебя без суда и следствия, но своим поступком я убил и себя самого…
— Хватит!
Аврора прокричала это, зажимая уши руками, не желая его слушать и слышать, и в этот миг все внутри у него упало. Все потеряло смысл.
— Приведи Лесю, пожалуйста, — отрывисто потребовала она. — Мы уезжаем.
12
Обратный путь мы все проделали молча.
Леся сидела рядом со мной, сосредоточившись на игрушке, в которую без особого интереса тыкала на своем планшете. Она покорно проследовала в машину, когда узнала, что нам пора, не задала ни единого вопроса о том, почему мы уже уезжаем, но при этом я ясно видела, всем сердцем ощущала — дочь расстроена, что все закончилось так быстро.
Но, видел бог, я этого не хотела. Ради нее одной вообще согласилась поехать, только ради нее заставила себя вернуться туда, где все буквально кричало о том, что уже безвозвратно потеряно.
Мамины клумбы с крокусами… папин старый дуб, под которым он любил отдыхать летними вечерами… А главное — каждый миллиметр территории, каждая знакомая тропинка, каждое окно и каждый камень, да и само небо над нами были пропитаны воспоминаниями о моем бесславном браке.
Чего добивался этой поездкой Арс, к чему мучал картинами того, что уже мне не принадлежало? Разве недостаточно было всего, что уже вытерпела? Всего, через что прошла?