Я тебя слышу
Шрифт:
– Уходи! – Оля кидает в Стаса его вещами и сталкивает с кровати. – Уходи!
Стас надевает джинсы, водолазку и толстовку, быстро скинув шорты и майку. Ему сейчас очень дурно и страшно. Он только что убил свою Олюшу, а потому она жутко на него разозлилась. Он с ужасом смотрит на красивое, перекошенное гневом лицо и опрометью выскакивает из квартиры.
Стас несется в кроссовках по снегу, хрипя и задыхаясь. . Он забывает, что Олюша жива, он не чувствует ее тяжелого взгляда. Он летит к Ире, большой и сильной Ире. Он признается ей, что сделал с Олюшей, и Ира что-нибудь придумает. Она
5
– Иди, Ир, родственнички пришли. – Паша ухает на кровать и накрывает голову подушкой, чтобы не слышать надоедливых трелей охрипшего звонка.
В груди Иры тут же поднимается кипучая злость.
– Детей хотя бы успокой, скажи, что все нормально, – огрызается Ира на мужа.
Она сначала спешит на кухню и хватает нож, а потом, испугавшись саму себя, вскрикивает и бросает его в раковину. «Совсем, урод, обалдел! До каких мыслей доводит… За нож схватилась, дожили! Господи, да избавь же ты нас уже от него! Пожалуйста, Господи, трудно разве? Разве трудно тебе, а?!»
Ира отирает потные ладони о выстиранную ночнушку и, наконец, настежь открывает дверь. Она хватает Стаса за капюшон и, как щенка, втаскивает в прихожую – мало того, что ей спать не дает, так еще и всех соседей перебудит.
Он почти не похож на брата, которого она знала с младенчества. Глаза у него теперь какие-то большие, совсем черные… Ира толкает Стаса к лампе и со злобной радостью понимает, что глаза такие из-за огромных зрачков. Губы все потрескались, от тела осталась кожа да кости, жуть! И по морозу в одной толстовке… Ох…
– Тебе чего надо? – нависая над Стасом, как змея перед броском шипит Ира. – Ты че пришел, а?! Матери тебе мало?! Мало матери, спрашиваю?! – Ира отвешивает брату тяжелый подзатыльник, совсем как в детстве. Он насупливается, плачет.
– Ириш, помоги! Помоги! Я Олю убил…
Стас сползает по стене на пол, продолжая плакать. Смотрит на сестру с надеждой, не моргая.
– Я Олюшу убил, Ир. Помоги!
У Иры холодеет в груди. Ладно ворует, с этим свыклись уже, смирились… А теперь вот до чего дошло… И на кого руку-то поднял, ирод! Самая ведь прекрасная девочка на всем свете! Ангел во плоти!
– Ирочка, помоги! Оживи, почини ее! – Стас тянет вперед ладони, собранные в пригоршню. Как будто милостыни просит или прощения…
– Замолчи, дурак! – грубо обрывает его Ира и уходит в комнату за телефоном.
Паша уже дрыхнет, как ни в чем не бывало. Но мальчишки, вроде бы, тоже спят.
– Паш, – Ира трясет мужа за плечо. – Вставай. Он Олю убил. Сейчас в полицию звонить будем.
– Поспал перед работкой, – ворчит Паша и трет широкими ладонями мясистое лицо. – Ну-с, пошли, че . Будем звонить… Да, может закроют, наконец. Всем спокойнее будет, лучше. Да?
Ира кусает уголок телефона от волнения, смотрит на блеклый свет фонаря за окном. Неужели убил? Ее мелкий непутевый Стас – теперь убийца? Хоть и воротит
ее от одних мыслей о нем, а все равно не верится. Вместо полиции Ира набирает номер Оли.
Пока тянутся гудки, Ира выходит в коридор. Стас корчится у вешалки: то встает, то снова садится, поджимает
колени к подбородку и раскачивается вперед-назад. Давно не кололся, видели, знаем. Чем больше гудков отмеряет трубка, тем становится тревожнее. Паша удивленно спрашивает:– Не берут?
Он, наверное, о полиции. На Стаса он смотрит настороженно, как на чудного маленького зверька в зоопарке, который, если что, может и прокусить палец до крови.
– Ир? – ударяет Олин голос в ухо, и Ира от облегчения едва не садится мимо стула. Ей становится трудно дышать, затылок наливается чугунной тяжестью. – Ир? – девчонка явно волнуется. – Ир, что со Стасом?
– Да ничего с твоим Стасом, дура! – зло выплевывает Ира. Она запускает пальцы в короткие волосы и мнет кожу головы. – Приперся посреди ночи, орет, что тебя убил. Слышишь, блаженный?! Живая Оля твоя! Слышишь ты меня или нет?!
Ира отбрасывает телефон, подскакивает к Стасу и колотит его зонтиком, который случайно оказался в ее руках.
– Ах ты паразит! Ах ты сволочь! Пошутить решил, зараза?! Пошутил?! Пошутил, я тебя спрашиваю, а?! – Ира переходит на крик. Кровь шумит в ушах, перед глазами мелькают темные пятна.
– Ир, Ир, Ир, – Паша мягко оттаскивает ее в сторону. – Не надо, перестань. Жива девка, так?
– Жива… – Ира вытирает мокрое лицо, осознавая, что мокрое оно не только от пота, но и от слез.
Стас смотрит испуганно, как нашкодивший кот, и все сильнее вжимается в угол. Искусанные до крови тонкие губы дрожат.
– Выгони его, – устало просит Ира. – А мне «Скорую» вызови, Паш. Кажется, криз опять…
– Да давай померяем хоть, – Паша чешет волосатую грудь и косится на Стаса. – Всегда ж спрашивают, какое давление.
– Выгони, – тверже говорит Ира. – Мужик ты или нет, а?! Выкинь просто!
– Ир, так Олюша жива? – Стас встает на ноги, высовывается из-под пуховиков. – Жива Олюша?
– Олюша, – Ира запрокидывает голову и страшно хохочет. – Мать довел, сестру довел, а ему все Олюша, да?!
– Мать? – робко спрашивает Стас, как будто только вспомнил, что она у него вообще была.
– Не ты, хочешь сказать, телефон ее спер? Не ты приходил, а?! В Бакулевке она, с инфарктом лежит, Стас! Еще чуть-чуть и один останешься, скотина! Некому за тобой смотреть будет! Не-ко-му! Ты подожди, я еще посажу тебя, сволочь. – Ира вновь встает и грозно раскачивается. – Посажу! Заявление напишу, что ты ее ограбил! А ну давай ключ от вашей квартиры! Давай сюда ключ, чтобы еще чего не вынес! Хотя что там выносить уже, – Ира хрипло хохочет. – Что выносить?..
Стас накрывает ладонью маленький кармашек джинсов, сквозь ткань прощупывая добротный ключ от старого замка. Отдавать нельзя, иначе все. Все пропадет, исчезнет. Стас отступает, спиной открывает дверь и буквально выпадает в подъезд: его с силой выталкивает из квартиры жуткий Ирин смех, полный презрения и боли.
Войти бы, но мама опять будет злиться. Она не улыбается теперь никогда, не радуется его возвращению. Только морщинки на лбу становятся четче, только кривится верхняя губа и глаза выцветшие, усталые, смотрят все время на дверь. Провожают сына, едва он переступает порог.