Я в любовь нашу верю...

Наконец, время визита подошло к концу, и Чиба засобирался домой. Усаги тотчас же вызвалась отправиться с ним, и мать не стала ее удерживать. Судя по выражению лица Мамору, ему было круглым счетом безразлично — встретит ли он вечер в одиночестве или нет, и это явно не добавило очков в его пользу в глазах Икуко.

Пока парень одевался, миссис Цукино отвела дочь в сторону и негромко произнесла, стараясь выразить свое беспокойство:

— Усаги, прошу тебя, будь с ним осторожна.

Девушка, с трепетом ожидавшая всего чего угодно, кроме этих слов, опешила и удивленно воззрилась на мать:

— Что? Почему?

— Он какой-то… странный, — подбирая слова, мягко ответила Икуко. Шинго, пробегавший мимо, бросил как бы невзначай:

— Да чего уж там, мама, скажи как есть: «Он — заносчивая задница». И дело с концом!

— Шинго! — гневно воскликнули Усаги и миссис Цукино, а девушка даже ногой топнула и пригрозила брату кулаком, как в детстве. Тот лишь расхохотался и скрылся в своей комнате, громко хлопнув дверью.

— И все-таки, — Икуко вернулась к теме разговора, мягко положив руки на плечи дочери, — прислушайся к моим словам. Мне показалось, что он был не до конца откровенен с нами и вел себя как-то странно. Даже к чаю не притронулся, точно брезговал.

— Вот именно: тебе все показалось, — замотала головой блондинка, повторяя свои слова как мантру, — он всего лишь устал. Да, устал!

— Тебе виднее, может, и так, — пожала плечами миссис Цукино. — Но все-таки…

— Да, мам, я поняла, — отмахнулась Усаги. Икуко невольно зацепила струнку в душе дочери, ведь девушка и впрямь беспокоилась за Мамору. А слова матери только подогрели эту тревогу.

— Надень, — скомандовала миссис Цукино, протягивая дочери красный шарф крупной вязки, когда та была уже готова к выходу.

Усаги не стала сопротивляться, хотя обычно она долго вела с матерью споры по этому поводу и, обмотав шарф вокруг шеи, вышла в коридор, где ее уже ждал Чиба.

Всю дорогу домой они практически не разговаривали. Точнее сказать, Цукино болтала без умолку, а Мамору либо давал односложные ответы, либо ограничивался сухими кивками, сосредоточив все свое внимание на дороге. Наконец, Усаги замолчала, отвернувшись к окну. Ей было тревожно и немного обидно — она ведь так старалась привести парня в прежнее расположение духа, а он не оценил ее стараний. Впрочем, Цукино верила, что еще не все потеряно. Главное — добраться до дома Мамору, а там уже она точно приведет его в прежнее расположение духа.

— Уф, как же тут тепло! — воскликнула Усаги, едва переступив порог квартиры. Чиба усмехнулся, но ничего не ответил; однако девушка увидела в этом некий знак: раз улыбается, значит еще не все потеряно. Ей всегда казалось, что она может проникать в души людей, понимать их внутренний мир и успокаивать мятежные сердца. Однако Мамору всегда был для нее словно закрытой книгой, загадкой, вопросом без ответа… Иными словами, она знала далеко не все о том, кому подарила свое сердце.

Оставив верхнюю одежду в коридоре, Усаги и Мамору прошли в гостиную, где парень тут же уселся на диван и развернул газету, углубившись в чтение. Он словно не замечал, что находится дома не один. Цукино немного опешила, однако решила воспользоваться этим в своих целях. Она помчалась в ванную и слегка подправила макияж, в частности подвела губы полупрозрачным блеском. Затем, причесав хвостики и перекинув их за спину, решительно направилась к дивану.

— Мамо-о-ру! — протянула она, отнимая у возлюбленного газету.

— Что ты делаешь? Я же читаю! — раздраженно произнес Чиба. Однако Усаги уже отшвырнула газету в сторону и взобралась к парню на колени. Обняв Мамору за шею, она посмотрела ему прямо в глаза:

— Что с тобой, любимый? Ты какой-то не такой в последнее время. Тебя словно что-то тревожит. Не хочешь рассказать?

— Со мной все в порядке, — со вздохом ответил Чиба, точно устав повторять одно и то же. — Я просто устал, вот и все.

Цукино широко улыбнулась:

— Тогда я точно знаю, что поможет тебе расслабиться — романтический ужин! Ну, как идея?

Мамору упрямо поджал губы и решительно снял руки девушки со своей шеи, после чего и вовсе ссадил блондинку на диван и поднялся, нависая над растерянной Усаги:

— Что из вышеперечисленного тебе не ясно? — процедил Чиба, уперев руки в бока. — Я устал и хочу спать. Сегодня был неудачный день.

— Но… почему? — в глазах Усаги заблестели слезы обиды. Она была готова разреветься, но, несмотря на это, Мамору все же продолжил выплескивать на нее свой негатив:

— Сасаки получила грант за свой доклад о Фаэтоне и теперь будет писать научно-исследовательскую работу. Леико даже приглашают на стажировку в Канаду! И за что, собственно? — Чиба махнул рукой и отвернулся, задохнувшись от возмущения.

— Мамору… — Усаги встала с дивана и, обняв парня сзади, прижалась щекой к его напряженной спине. — Это все мелочи.

— Мелочи?! — брюнет развернулся так резко, что Цукино испуганно отпрянула. — Да что ты вообще знаешь! Тебе никогда не понять, что такое высшее образование! — Чиба перевел дыхание и провел рукой по волосам.

Пауза.

— Да, я не идеальна! — вдруг сорвалась на крик Усаги, словно уяснив негласное правило: лучшая защита — это нападение. — Я рассеяна и часто плачу, и — да, не люблю учиться! Но ведь всему есть свой предел!.. Неужели ты ставишь учебу выше заботы людей, любящих тебя? — девушка покачала головой, и по щекам у нее заструились слезы.

— Может и так, — последовал ответ. — У каждого свои ценности в жизни, — с этими словами Чиба развернулся и направился прямиком в свою спальню, не удостоив Цукино и взглядом.

— Мамору!.. — жалобно всхлипнула Усаги и, подскочив к нему, вцепилась в рукав рубашки, орошая тонкую ткань слезами. — Почему ты так груб со мной?

Чиба вырвал руку из захвата девушки и произнес, не скрывая презрения:

— У тебя есть хоть капля гордости? Ради бога, Усаги! Ты всегда лезешь ко мне со своими объятиями и поцелуями, ластишься, точно кошка, несмотря на то, что я весьма редко проявляю ответную инициативу!.. — тут он запнулся, точно осознал, что сболтнул лишнего, и продолжил уже тише и мягче: — Отправляйся лучше домой. Ты выбрала не самое лучшее время, чтобы провести со мной вечер.

Цукино отпрянула, точно Мамору наотмашь ударил ее, и прижала ладонь к приоткрытому в немой муке рту. Губы ее дрожали, а сердце колотилось так часто, что грозило вырваться из груди. Кровь стучала в висках, а от стоящих в глазах слез все расплывалось, превращалось в бесформенные цветные пятна, движущиеся, меняющиеся, точно смеющиеся над Усаги и ее доверчивостью.

Слов больше не было. Не осталось и сил, и девушка рухнула на колени, дав волю слезам. Она сама не могла сказать, отчего плачет: то ли от вселенской обиды, то ли от боли разбитого сердца. Чиба же, посмотрев на Цукино некоторое время, развернулся и открыл дверь в спальню, не сказав ни слова. Правда, он все же на мгновение замер, держась за дверную ручку, словно собираясь с силами, однако очередной всхлип Усаги точно утвердил его в своем решении и Мамору скрылся в комнате. Хлопнула дверь и все стихло.