Я в любовь нашу верю...

Цукино еще некоторое время плакала, размазывая слезы по щекам, а затем поднялась на трясущиеся мелкой противной дрожью ноги и направилась в ванную, где долго умывалась ледяной водой. Когда она, наконец, вышла оттуда, лицо ее обрело прежний цвет, хоть глаза и остались красными.

Усаги медленно оделась и вышла из квартиры Мамору, аккуратно захлопнув за собой двери. Холодный октябрьский ветер ударил в ее разгоряченное от нездорового румянца лицо, когда она вышла из дома и беспомощно огляделась по сторонам. На улице уже горели фонари, подслеповато моргая в промозглой осенней дымке, и Цукино мысленно поблагодарила мать за то, что та заставила ее надеть шарф. Закутавшись в него по самый нос, точно в сильный мороз, Усаги медленно побрела прочь, куда глаза глядят. Домой идти не хотелось — чтобы мама не задавала лишних вопросов. Она и так высказала ей свои опасения, да еще и Шинго подлил масла в огонь своим дурацким комментарием. А что будет, когда она вернется домой в таком состоянии? Лучше не думать об этом.

«Это тебе наказание за то, как ты поступила с Минако. Прочувствуй теперь то же самое, что и она!»

От таких мыслей Цукино мороз пробрал до костей, и она невольно передернула плечами. Что это? Голос совести? Или попытка самобичевания? Ох, порой она задавалась этим вопросом, но в силу своего непостоянства тут же переключалась на что-то другое, более значимое. Но теперь, когда Усаги невольно представила, какую боль испытала Минако, расставшись с Мамору во имя древнего союза принца Земли и лунной принцессы, то стало как-то горько и неудобно.

Где-то в кармане пальто зазвонил телефон. Робкая надежда зажглась в сердце Цукино — а вдруг, это Мамору? Понял, что погорячился и теперь хочет, чтобы она вернулась? Но нет, на дисплее высветился номер Макото.

Вздохнув и шмыгнув носом, Усаги приняла вызов:

— Привет, не отвлекаю? — голос Кино показался блондинке добродушным и каким-то одушевленным.

— Нет, — Цукино сама удивилась своему беспечному тону. Привычка?

— Вот и хорошо! Так хочется просто поболтать с кем-то! — вздохнула Мако, и губы Усаги невольно дрогнули в улыбке. — Рей не отвечает, Ами готовится к экзаменам… Да и Мотоки занят чем-то. А я сижу одна и вешаюсь от скуки.

— Я приеду, — тут же отозвалась Цукино, ускорив шаг.

Кино опешила:

— Что? Так сразу?

— У меня тут совершенно случайно нарисовался свободный вечер, — слегка исказила правду девушка, выхватив взглядом припаркованное неподалеку свободное такси, и направилась к нему. — Так что, если ты не против потрещать на ночь о всяких девичьих штучках, то я скоро буду. Надеюсь, у тебя есть что-нибудь сладенькое?

— Безусловно! — уверила Мако.

— Тем более! Жди, — протараторила Усаги, залезая в такси, и сбросила вызов.

Пока она неслась в ночи в белоснежном автомобиле, откинувшись на мягкое сиденье, все проблемы с Мамору стали казаться не такими уж масштабными. Цукино потихоньку успокаивалась, думая о том, что причина столь отвратительного поведения возлюбленного кроется в том, что он просто переутомился. А новость о том, что его обошла Леико Сасаки, лишь усугубила ситуацию.

«Уверена, завтра все будет лучше. Я в это верю… Мамору ведь любит меня, — последняя мысль растеклась в груди Усаги приятным теплом, и девушка приободрилась. А то, что ее ждет подруга и куча сладких пирожных, и вовсе привело Цукино в прежнее расположение духа. — Что ни происходит — все к лучшему, панику поднимать не стоит. Но то, что он сравнил меня с кошкой, я все равно расскажу… Ну, может еще о чем-нибудь…»

В итоге, добравшись до дома Кино, Усаги не смогла смолчать и поделилась с Мако всем, что ее тревожило. Уплетая пирожное за пирожным и запивая все крепким черным чаем, Цукино рассказала о сегодняшнем скандале с Мамору во всех подробностях, благо царящая вокруг атмосфера располагала к откровенности. Девушка даже всплакнула пару раз — еще свежи были раны на душе, еще жива была обида; однако, выговорившись, Усаги почувствовала, что ей стало гораздо легче.

Кино слушала подругу очень внимательно, не перебивая и не вставляя собственных комментариев на сей счет. Она, положив руку на спинку дивана и поджав под себя ноги, смотрела из-под полуприкрытых век на заедающую тревогу Цукино и легкая, едва заметная улыбка играла на ее губах.

— Ну что ж, поздравляю вас с первой ссорой, — подытожила Макото, когда Усаги, наконец, закончила изливать ей душу. — Хотя, «поздравляю» — это слишком грубо и цинично сказано, прости. Но я на твоем месте не стала бы беспокоиться, ведь у всех пар, даже самых крепких, случаются такие моменты. Вот я и мой семпай…

Цукино закатила глаза:

— Что, опять? — хоть блондинка и знала грустную историю о том, кто же этот самый семпай, постоянное упоминание Мако о нем все равно уже набило оскомину.

— Я хотела просто сказать, что ссора была бы неизбежна в любом случае, Усаги, — Кино тут же вернула разговор в прежнее русло, — просто идеальных отношений нет, что-нибудь да нарушит идиллию. Видимо, Мамору воспринял близко к сердце превосходство Леико.

— Но он назвал меня кошкой! — воскликнула Цукино. — Мол, я слишком приставучая.

Макото смущенно почесала нос:

— Ну… Есть такое.

— Что?! — взвилась Усаги.

Кино выставила перед собой руки, точно защищаясь и вполне серьезно произнесла:

— Ты и впрямь виснешь на нем, и это правда. А парни не любят этого. Вот мой…

— …семпай первым проявлял инициативу, знаю, — кисло закончила Цукино. — Все равно обидно. Я же хочу показать, как сильно люблю его, а он же обвиняет меня в этом.

Мако вздохнула и чуть насмешливо посмотрела на подругу:

— Я больше чем уверена: завтра он выспится и приползет к тебе на коленях. А пока, давай посмотрим какое-нибудь аниме и ляжем спать.

И Усаги не смогла отказаться от такого предложения, благо пирожные были съедены до последней крошки.

Утро следующего дня выдалось довольно-таки ясным, и Мамору решил воспользоваться этим — прогуляться, пока погода еще позволяла. Воздух в парке был свеж и наполнен ароматом опавшей листвы — так пахла королева Осень. Небо было прозрачным, чистым, без единого облачка. Даль, казалось, звенела натянутой струной; полное безветрие лишь подчеркивала эту пронзительность.

Чиба шел по аллее, подбрасывая ногами опавшие кленовые листья. Шурша, они поднимались и тут же опадали вновь; а Мамору все шел и шел сквозь это желтовато-красное море осенней листвы. Кроны деревьев еще не вполне поредели, но сквозь просветы уже можно было увидеть небо. Печальные крики птиц, улетающих до весны в теплые края, резали слух своей тоской, и парень невольно проводил их взглядом их стройный клин. Было в их голосах что-то такое, заставляющее душу сжиматься от невысказанной грусти.

Внезапно поднялся небольшой смерч, взметнувший листья в паре метров перед Мамору. Закрутившись в спиралевидную воронку, они поднялись вверх, кружась в причудливом, диком танце. Чиба остановился, глядя на необъяснимое явление. Рука его тут же потянулась к внутреннему карману плаща, где лежала волшебная роза, обращающая его в Такседо Маска.

Тем временем в воронке вихря появилась чья-то фигура; за стеной из листьев было тяжело рассмотреть незнакомца. Но когда листья опали и Мамору увидел, кто именно стоит напротив него, руки его непроизвольно сжались в кулаки. Статный мужчина с военной выправкой и белоснежной шевелюрой по пояс.