Я в любовь нашу верю...

— Хм-м-м, — лениво протянул Зойсайт, потягиваясь. — Мне кажется, что вы нарочно не упомянули о том, что этот человек завидует своим более удачливым коллегам.

— Именно! Молодец, — и снова похвала от старшего наставника заставила щеки юного генерала налиться краской. — Ты совершенно прав. В его сердце живет зависть, заточенная в зеленый кристалл. Она, как подколодная змея, сидит под сердцем каждого человека. Завидуют все — кто-то тайно, а кто-то громко сетуя на судьбу. Некоторые прикрываются — мол, моя зависть белая, я завидую по-доброму. Запомни, мой юный друг: не бывает зависти белой или черной. Она одного цвета — зеленого. Она душит, словно змея. Большая зеленая змея.

Зойсайта даже передернуло от отвращения.

— Какие же эти люди низкие создания!

— Но мы не лучше, — урезонил его Кунсайт. — Мы — вместилище зла и пороков. Хоть смертные грехи и отравляют человеческие сердца низменными страстями, порой и мы не застрахованы от их влияния.

Юноша кивнул:

— Согласен с вами, мой лорд, — затем, помолчав, добавил: — Мне не терпится приступить к делу. В прошлый раз нам не повезло, но теперь… — Зойсайт даже задохнулся от амбиций, накативших на него. — Теперь нужно провернуть все так, чтобы воины в матросках не смогли испортить наш план.

Ледяной лорд самодовольно выслушал пламенную речь младшего из генералов и едва заметно кивнул:

— Почему бы тебе самому не заняться этим?

Юноша поклонился и скрылся во мраке. Кунсайт еще некоторое время слышал его торопливые шаги, а когда они стихли, вновь вернулся к насущному вопросу.

— Почему рядом с этой девчонкой мое сердце вновь забилось?

Вопрос, поглощенный тьмой, так и остался без ответа, и старший генерал, подперев подбородок рукой, застыл каменным изваянием, слушая, как разбиваются талые капли о каменные плиты пола.

«Я найду ответ любой ценой».

Как и обычно, Макото Кино проснулась задолго до звонка будильника. Потянулась, взяла с прикроватного столика блокнот с расписанием дел на день грядущий и, пролистнув его, внимательно изучила, покусывая нижнюю губу. Затем, отложив, пошла в душ, где сразу же встала под холодные струи. Охнув от обжигающего холода, Мако резко вдохнула и зажмурилась. Вскоре вода перестала причинять ей дискомфорт, и девушка, щедро намылив губку, от души растерла кожу, пока та не покраснела, и смыла ароматную пену.

Кино уже давно закаливалась холодной водой, чтобы укрепить и без того здоровый и сильный организм. Чего-чего, а сила воли позволяла ей делать это. Конечно, зимние погружения в воду по-прежнему вызывали у нее мурашки — и это при том, что Мако просто смотрела видеотрансляции, а не практиковалась сама, но в скором времени девушка хотела повторить подвиг, на который не решались даже здоровые взрослые мужчины.

Из душа девушка вышла уже бодрой и заметно посвежевшей, на ходу завязывая блестящие каштановые волосы в привычный хвост. Перекусила наспех приготовленными роллами и принялась за уборку. Смахнула пыль, полила цветы, пропылесосила ковры… А когда, наконец, закончила, то с удивлением обнаружила, что вся уборка заняла два часа. Время пролетело на удивление быстро.

Мако любила заниматься домашним хозяйством. Это была ее стихия. Уборка, готовка, стирка — все, что вызывало у среднестатистической домохозяйки лишь нервный вздох и чувство безысходности, было Кино истинным удовольствием. Вооружившись поговоркой «Убирать не стыдно, стыдно жить в грязи», она принималась наводить порядок с воистину маниакальной усердностью, не оставляя пыли ни малейшего шанса. В доме Мако у каждой вещи было свое место, кухонная утварь блестела, начищенная до блеска, в доме стоял приятный аромат мяты.

То же самое касалось и приготовления пищи. Для девушки это было настоящим искусством, сродни живописи или изящному рукоделию. Любое, даже самое простое блюдо, она могла сделать уникальным — знать бы, что добавить. Казалось, что Мако умеет готовить все, от бутербродов до выпечки. Оттого Усаги и другие девушки любили приходить к ней в гости. У Кино всегда находилось чем угостить их.

Она была крайне противоречивой персоной. В Макото словно удивительным образом уживались две личности: храбрая и сильная девушка, что может в любой момент положить противника на лопатки, как бы он ни превосходил ее, и настоящая леди, идеальная жена, что умела абсолютно все. Спортсменка и хранительница домашнего очага — гремучая смесь.

Несмотря на все свои достоинства, у Мако не ладилась личная жизнь. Причины этого были ясны. Когда она увидела, во что превратилась ее первая любовь, взлелеянная в сердце и пронесенная сквозь века, все прежние нежные воспоминания, пусть омраченные уходом коварного Джея, увяли и превратились в пепел. Оковы, связывающие Кино с прошлым, наконец-то пали, но легче от этого не стало. Все эти годы она любила демона, в котором не осталось ничего человеческого. Только оболочка. Только безупречная внешность.

Она говорила себе, что все изменится, когда она повстречает такого человека, который оценит ее по достоинству. Того, кто искренне полюбит ее, несмотря на все противоречия характера. Пусть Мако не была такой романтичной натурой, как Минако, она тоже умела мечтать. А если чего-то очень сильно хотеть, это обязательно сбудется. Рано или поздно. И Кино верила в это.

Плюхнувшись в кресло и включив телевизор, Мако положила ноги на стоящий напротив столик и взяла в руки телефон. От нечего делать щелкнула кнопками и залезла в контакты. Пролистнула список номеров и остановилась на одном номере. У него, как и у прочих важных для Кино номеров, стоял особый звонок и картинка-идентификатор — блондинка в соломенной шляпе с фруктами. Она помнила, как сделала это фото на прошлогоднем Фестивале Танабата, и как Минако просила удалить его. Но, естественно, Мако пошла против желаний подруги и поставила ее как картинку входящего вызова.

Сердца девушки коснулись грусть и сожаление о канувших в прошлое веселых деньках. Только и осталось от былой дружбы, что воспоминания. Кино не раз ловила себя на мысли, что, не стань они воинами, все могло бы быть по-прежнему. По-прежнему она бы страдала по Джею Дайто и искала свой идеал средь миллиона чужих лиц. Она все еще дружила бы с Минако и устраивала девичники на двоих — ведь никто не понимал ее лучше, чем Айно.

Палец сам потянулся к кнопке вызова. Одно нажатие — и пойдут гудки, абонент снимет трубку… И что она скажет? «Привет, Минако, как жизнь?» Ох, глупо! Она ведь четко дала понять, что эта сторона жизни, где ведется борьба со злом, ее не интересует; Мако же ее уверенность не разделяла, оттого и осталась, чтобы помогать Усаги.

Кино резко нажала на кнопку сброса и бережно положила телефон рядом с собой. Как говорила Рей: «Жаль, но она сделала свой выбор». И Макото в очередной раз согласилась с этим.

В это время по телевизору показывали очередную передачу из жизни звезд. Богатые и знаменитые вертелись перед камерами, ослепительно улыбаясь в объективы и приобнимая своих спутников или спутниц, а возбужденный голос за кадром что-то тараторил о достижениях селебритиз.

— Мда, хорошо им живется, — вслух произнесла Кино, поджав тонкие губы. — Неплохо, наверное, когда все само в руки плывет.