Я – Васька из Кокошино

Я посмотрел вверх. Над головой светилось красноватое пятнышко, как единственная в небе звезда. «А что это такое?» – спрашиваю. «Самоцвет какой-то». – «Какой самоцвет?» – «А кто ж его знает? Минерал какой-то, который сам по себе в потёмках светится. Я в минералах не разбираюсь». – «А что такое – минерал?» – «Минерал – это камень, но не простой, а особый, редкий, ценный. Вот видишь? Сколько мы с тобой по пещере ползали, а это пока ещё первое пятнышко, первый камешек». – «Так давай его заберём». – «Нет, Васька. Во-первых, с потолка брать опасно, к тому же в потёмках, а во-вторых, кто знает…» Дядя Серёжа замолчал, недоговорил. Я думал, что он с мыслями собирается, чтобы сказать, что «во-вторых», но он продолжать разговор на эту тему не стал. Взмахнув ещё несколько раз вёслами он опустил якорь. «Давай спать. Дома на эту тему поговорим».

Ну что ж? – подумал я. Дяде Серёже видней, он старше, опытней, умней. Мы стали устраиваться поудобней, чтобы уснуть. Мы были полны надежд, что до колодца рукой подать и утром мы быстро выберемся наверх. И свет увидим, и поедим. Голод донимал пуще всего. Он часто неожиданно прерывал все мысли, страхи и заботы, и заставлял думать только о еде. Вот и сейчас. Я думал не смогу заснуть, но всё же заснул довольно быстро.

Засыпая мы не думали и знать не могли, что основные трудности у нас ещё впереди. Оттого и спали спокойно, не дёргаясь, не мешая друг другу. Первым проснулся дядя Серёжа. Меня будить не стал, но я услышал, как он зашевелился и сел, готовясь снова грести. Я тоже встал. Вернее не встал, а сел, предварительно потянувшись. Дядя Серёжа тоже хотел потянуться и размяться, да место не позволяло, ноги протянуть было некуда. Буркнув что-то под нос он, зевая, сказал: «Доброе утро, Васька! Ну что, двинем дальше? Как спалось?» – «Хорошо, – говорю, – поспал. Айда дальше». – «Давай, мигай. Ориентиров больше нет». Красноватое пятно на своде пещеры осталось позади. Я мигнул два раза подряд. Фонарик светил еле-еле, не создавая уже ни каких теней. Контуры пещеры едва вырисовывались. Дядя Серёжа развернул лодку и стал грести, как бы толкая от себя вёсла. Я стал впереди сидящим, для чего пришлось повернуться и направить свет вперёд. Дядя Серёжа осторожничал и мы двигались медленно. Немного погодя я заметил на своде два тусклых бледно-зелёных пятна. Одно было с грецкий орех, а другое, чуть правее, на склоне, почти на стене, маленькое, с горошину.

«Дядя Серёжа! – закричал я. – Смотри! Смотри!» – «Что, Васька?» – «Свет! Свет!» Дядя Серёжа тоже увидел эти пятна. «Нет, Васька, это опять самоцветы». – «А я думал это дырки». – «Скоро приедем, Васька, к большой дыре, – успокаивал меня дядя Серёжа. – А вон ещё дырка-самоцвет». Я посмотрел вперёд и увидел на левой стене такое же бледно-зелёное пятно. Оно было больше первого, не круглое, угловатое. Дядя Серёжа подъехал к нему и попробовал достать, используя пальцы. Но потом снова сел за вёсла. «Не достать, Васька. Выковыривать надо чем-то». Он оттолкнулся от стены и решил сесть поудобней, не спешил браться за вёсла. Лодка ткнулась в противоположный берег и потихоньку поплыла обратно по течению.

«Ну-ка, Васька, мигни», – попросил дядя Серёжа, взявшись за вёсла. Фонарик почти совсем не давал света и я, включив его, сделал в воздухе круг, стараясь хоть сколько-нибудь осветить стены и свод пещеры. И тут мы заметили ещё одно ответвление влево. «Тьфу! – сердито сплюнул дядя Серёжа в сторону новой пещеры и опять скверно выругался шёпотом. – Ну, Васька, как бы ещё один рукав не пришлось обследовать». – «Надоело уже, дядя Серёжа, – говорю. – И фонарик больше не светит». – «Давай-ка поспешим, Васька, по этому ходу. Мигай, да фонарик повыше держи, поближе к своду».

Дядя Серёжа торопливо заработал вёслами, а я почти бесполезно включал и выключал фонарик, высоко держа его над головой. На наше счастье то на одной, то на другой стене, а то и на своде изредка появлялись звёздочки самоцветов, то красноватые, то бледно-зеленоватые, то желтоватые. Они как бы служили ориентирами для дяди Серёжи. При их появлении он более уверенно налегал на вёсла и мы двигались побыстрей. А когда самоцветы исчезали дядя Серёжа немного расслаблялся, отдыхал и мы двигались тише. Удивляюсь, откуда у него столько сил? Второй день не перестает, гребёт. Жаль мне его. Есть ведь наверное хочет, как волк. Я сижу и молчу. У меня кишки давно торгуют – пустое на порожнее меняют. Кому пожалуешься?

«Дядя Серёжа, а здесь в воде рыба водится?» – «Нет, – говорит, – Васька, – чем тут ей питаться то?» – «Жаль…» – удручённо вздыхаю я. «Потерпи, Васька. Всё равно найдём колодец. Если он над этой протокой, то скоро приедем. Я вот ладони смозолил. Давай перекурим». – «Кури, – говорю, – дядя Серёжа. Только у тебя сигареты больно вонючие». – «На-ка погреби маленько, поучись. Нюхать не захочешь, научишься грести и уедешь от вони. Только в берег не тычься».

Я взялся за вёсла и стал ими махать, погружая в воду, подражая движениям дяди Серёжи. Который раз удачно вёсла погружу, который – дядю Серёжу обрызгаю. Но он не сердился, не ворчал. А когда у меня получалось, похваливал и подсказывал: «на правое весло нажми…», «на левое подналяг…», а сам сигарету старался раскуривать пуще, в безнадёжной попытке свету прибавить. Я, конечно, помаленьку двигал лодку вперёд, но от табачной вони уехать не успевал. «Ладно, – думаю, – пусть дядя Серёжа маленько отдохнёт. Чёрт с ней, с этой вонью!» Минуты через две у меня как-то сами собой вёсла стали окунаться ровней, я перестал брызгать водой. А дядя Серёжа сидел и курил не спеша. О чём он думал я не знаю. Я радовался своему успеху – научился грести вёслами! Вдруг где-то перед нами тяжело булькнули в воду камни, потом ещё. Слышны были приглушенные звуки ударяющихся друг о друга камней в воде. По звукам этим не трудно было догадаться, что камни упали большие, тяжёлые. Дядя Серёжа бросил сигарету и отобрал у меня вёсла.

«Дядя Серёжа, что это?» – спросил я. Не успел дядя Серёжа мне ответить, как там же тяжело и жутко ухнуло, и нас обдало ветерком. Через несколько секунд вода под нами запрыгала. Значит это было совсем рядом. «Обвал», – сказал дядя Серёжа и потихоньку стал грести обратно, хотя чувствовалось, что делать это ему очень не хотелось. Похоже он был уверен, что колодец где-то здесь рядом. И вдруг этот проклятый обвал. Вот если бы дяде Серёже не приспичило покурить мы бы, наверное, успели проскочить этот обвал. Но могло случиться и худшее – мы бы под него угодили. Мне стало жутко, дрянные мысли в голову полезли. А вдруг на нас свалится какой-нибудь камень. А вдруг ниже по течению случится обвал, запрудит реку, вода заполнит пещеру и мы утонем.

«А что, дядя Серёжа, может земля провалилась в пещеру и там образовалась дыра, и через неё можно вылезти?» – «Нет, Васька, – решительно сказал дядя Серёжа. – Всё разом вряд ли обвалится, что-то может и задержаться и обвалиться позже. Тем более, обвал случился в воду. Вода будет свалившуюся землю размывать, освобождая место под новую порцию».

Дядя Серёжа не грёб, доверившись течению. О чём он думал, я не знаю. Я не решался донимать его вопросами. Плыли молча. Фонарик больше не светил и я бросил его на дно лодки. Выходит, подумал я, надо обследовать ещё одну пещеру. А вдруг колодец останется в этом рукаве, там, выше обвала? И в следующей пещере мы ничего не найдём. Зачем же нам тащиться в другую пещеру? А как обойти обвал? Ах, эта проклятая темнота!.. Вот мы сейчас плывём или на месте стоим? Я хотел раскинуть руки в надежде наткнуться на одну из стенок, резко вскинул вверх голову и тут же ею сильно обо что-то ударился, так, что искры из глаз посыпались. Схватившись руками за голову я застонал.

«Что случилось, Васька?» – спросил дядя Серёжа. «Ничего», – ответил я. «Ушибся что ли обо что?» – «Пройдёт».

Но боль унималась медленно. Зато шишка на голове росла быстро. Вдруг я спохватился – у меня же кепка на голове была, а теперь её нет. Я пошарил в лодке – не нашёл. Пошарил в воде по краям бортов – ничего. Ну где её в такой темени найдёшь? Тем более не сразу спохватился.

«Ты чего ищешь, Вась?» – спросил дядя Серёжа. «Кепку. Уплыла наверное». Дядя Серёжа скрутил свой носовой платок жгутом, достал зажигалку и поджёг один конец. Платок тлел, но пламенем гореть не желал. Дядя Серёжа помахал прижжёным концом, пытаясь осветить воду вокруг лодки. Кепки нигде не было. То ли уплыла, то ли утонула. «Ну и чёрт с ней, – говорю, – А что это за новую сигарету ты раскурил?» – «Платок носовой. Вот, гляди». Он взмахнул тлеющим платком по кругу, огонь усилился, слегка осветив пещеру. «А пахнет, дядя Серёжа, от твоего факела, хуже чем от сигареты». – «Двигаться нам надо, Васька. Терпеть придётся». – «Куда двигаться?» – «Как куда? Ещё один рукав остался». – «А вдруг колодец в этой пещере?.. И мы до него не доехали». – «Я об этом думал, Васька, да вот немного сомневаюсь. По времени вроде не сходится. Не должны мы были от него так далеко уплыть. Хотя…, кто его знает?.. К обвалу пока приближаться опасно. Переждать надо. А чего зря сложа руки сидеть?» – «Ну айда», – согласился я.

Дядя Серёжа передал мне тлеющий платок, предупреждая: «Я платок жгутиком свернул. Не давай ему раскручиваться, маши кругами». Он взялся за вёсла и мы поплыли, стараясь отдалиться от неприятного запаха горелой тряпки. Но запах всё время меня догонял. Я вытянул руку как можно дальше, но рука так быстрее уставала. Пришлось почаще перекидывать платок из одной руки в другую. Платок раскручивался и я старался скрутить его обратно, пока огонь не начинал подступать к самым пальцам. Тогда платок приходилось перехватывать, для чего приходилось подносить его к себе и запах снова начинал неприятно раздирать мои ноздри. Зато мы ехали хоть и со слабым, но относительно постоянным огоньком. Но платок был невелик и хватило его не на долго.

«А у тебя есть платок?» – спросил дядя Серёжа. «У меня его и не бывало никогда», – ответил я. «Эх ты, жених! Тебя, сопливого-то, и девки любить не будут», – пошутил он. «А на что они мне?» – «Как на что? Время придёт – узнаешь на что».

Немного помолчав дядя Серёжа достал нож, отрезал от своей рубашки большой лоскут и попытался поджечь его. Лоскут от огня сворачивался, но не загорался. Рубашка была не хлопчатобумажная, а из какой-то дряни. Тогда дядя Серёжа отрезал лоскут от подклада куртки. Но он тоже не загорался. Я снял с себя рубашку и подал ему. «Ты что, Васька? Озябнешь без рубахи-то», – обеспокоился он. «На мне же фуфайка ватная».