Я вернулся за тобой
Шрифт:
Но она просто уходит, переодевается в своё короткое платье, пока я как безумный наблюдаю за телом, что мне принадлежать не будет. За телом, которое сам отдал другому.
Саша идет к дивану, где забыла свой реквизитный шлем, проходит мимо меня, продолжая подозрительно улыбаться...
Я за ней.
Просто, чтобы спросить, а что это она из роли не выходит?
Может, выпила перед работой, чтобы не думать о том, как я ей противен.
При этом невольно оглядываю помещение.
Фотограф уже ушёл, Джулиан и визажисты спешили на следующую работу. Когда живешь в Москве, нет возможности
Торможу её на расстоянии вытянутой руки и хватаю двумя пальцами подбородок, рассматривая зрачки. Саша бы наорала меня, а сейчас только сильнее улыбается.
— Я уже думала, ты никогда меня не коснешься...
Я охуеваю, смотрю в глаза, четко видя мутную пелену…
— Что он тебе дал? — начинаю злиться, бешусь, собираясь разбить Джулиана череп, но Саша вцепляется в мой воротник, тянет на себя так резко, целует так настойчиво, что я теряюсь. Просто мозги всмятку, как яйцо сброшенное с высоты.
Она такая сладкая, что сожрать хочется, одежду стянуть и смотреть, смотреть...
Но смотреть не выходит.
Свет везде вдруг гаснет, и Саша вскрикивает. Нас просто забыли?
Я и сам трушу в кромешной тьме.
Нужно найти телефон и позвонить, пусть вытащат нас, но Саша вцепилась в меня ногами и руками и держит так крепко, словно боясь потерять.
— Мирон! Я темноты боюсь.
— Я тоже, — рявкаю я, на ощупь пробираясь к дивану, где мы делали последние фотографии...
Сажусь, спихиваю ее с себя. Но сквозь страх все равно чувствуя дискомфорт в штанах. Там скоро своя катастрофа будет.
— Ну я же девочка, — хихикает она немного пьяно, и я плюхаюсь следом. Саша тут же залазит ко мне на колени, я удивленно вздергиваю брови, но горю. — Ты не оставляй только меня. Не бросай больше.
— Не брошу. Никогда больше не брошу, — говорю честно, как вдруг вздрагиваю, когда она пальчиками лезет пот футболку, считает пальчиками кубики, опять хихикает, активно елозит по стояку.
Хотел бы посмотреть в глаза, оттолкнуть. Ведь сейчас она сама не своя.
Но всю ответственность с себя снимаю, когда задаю прямой вопрос...
Ведь, что у трезвого на уме, то у пьяного между ног.
— Ты хочешь меня?
— Так сильно, что больно, — шепчет она в губы, а я затылок ладонью нахожу, сжимаю как можно сильнее и ловлю вскрик... Но мне срать, больше ничего не важно, кроме куска ткани, которая становится невыносимым препятствием, и срочно должна быть ликвидирована.
Глава 26. Саша
Мне кажется, что я схожу с ума.
Иначе как объяснить, что мои руки на теле Мирона, а его губы пытаются высосать из меня душу, требовательно и грубо целуя.
Точно, схожу с ума. Но какое же это сладкое безумие.
Поверить, что это все происходит наяву, невозможно.
Я бы никогда не дала Мирону к себе прикоснуться вот так.
Словно мы снова в моей квартире, снова одни, снова любим.
Поэтому сейчас можно расслабиться и просто отдаться этой порочной фантазии, ведь я никому не расскажу о том, что мне приснилось.
Я никогда не говорю, даже если просыпаюсь мокрой, с рукой между ног.И мне правда больно. Больно от осознания, что в моем диком воображении Мирон еще не вошел в меня, не растянул до предела, до вскрика, который никто никогда не услышит.
И я нетерпеливая. Рвано тяну его футболку наверх, снимаю через голову, лишь на мгновение прерывая жадное совокупление губ, языков, душ. Тут же ощупываю его идеальное твердое тело без капли волос, сглатываю слюну и не выдерживаю.
Делаю то, что вслух-то произнести стыдно. Сползаю с колен, пьяно улыбаюсь. Мирон почему-то матерится, пока я языком кружу по его плоским соскам. Все ниже, туда, где идеальные по форме кубики, не слишком выпирающие, а такие вот как надо. Чтобы удобно было языком пощекотать, чуть ниже, к ремню, который необходимо снять.
И я закусываю губу зубами, расстегиваю все как можно скорее. Выдергиваю из петель, дергаю ширинку, чувствую, как рот пересыхает от неизвестной жажды.
Мне нужно больше.
Мне нужно сейчас.
Мне нужно взять в руку этот идеальный предмет. Все верно. Во сне сложно рассмотреть детали, но я помню. Помню каждую венку, помню, как он увеличивался, стоило его коснуться, помню, какие звуки издает Мирон, когда я, ничего не боясь, беру его в рот.
В волосах тут уже усиливается захват от его пальцев. До боли. Такой тянущей. Такой приятной. Что я, уже не соображая, втягиваю член глубже. Привыкаю к давно забытым размерам и принимаюсь качать головой в такт пульсации вен в моем рту.
И так стыдно, мокро, но хорошо, словно этот сон та реальность, в которой я бы хотела остаться. Как можно дольше. Как можно глубже. Навсегда...
— Родная, ох, — слышу хрип, когда скольжу по длине чуть дальше, почти упираюсь носом в редкие волоски, вдыхаю такой пьянящий запах.
Запах своего человека.
Резко выпускаю плоть, наслаждаюсь пошлым звуком и обилием слюны, которую уже рукой принимаюсь размазывать по всей длине.
– Иди сюда, — требует Мирон и я даже повода не нахожу сопротивляться.
Мирон даже не раздевает меня, просто поднимает резко, целует быстро и отводит полоску трусов в сторону. Так жадно. Так грубо. Так необходимо.
Но выжидает. Скользит пальцами по краю входа, трет клитор, лишая меня рассудка.
Стискиваю его плечи, так желая посмотреть в глаза, но шепчу нетерпеливо в кромешной тьме, что обостряет чувства сильнее любого наркотика.
— Пожалуйста…
— Что, пожалуйста, — издевается он, активнее натирая самый центр удовольствия. Все ощущения скопились там, готовые взорваться под действием давно нерастраченной энергии.
— Войди в меня, — умоляю я, не видя смысла во сне сдерживать свои чувства, желания, мечты.
Здесь можно все.
Здесь можно просто дрожать от мучительного наслаждения и не думать о том, кто и что обо мне скажет, чего я лишусь, поддавшись порыву.
Здесь все просто как дважды два.
Есть Мирон. Есть я. Есть наши тела, что льнут к друг другу. И разве может быть сейчас что-то важнее.
— Не слышу? – шипит Мирон, дергая мои волосы, кусая мою шею так сильно, что я сквозь сон чувствую боль. – Что мне с тобой сделать, Саша.