Я – Ворона

О! А вы знали, что «вёсны и осени» — это буквальный перевод сочетания «Чуньцю[1]», летописи, которую редактировал Конфуций? Также его можно перевести на русский как «летопись». При этом чунь — это весна, а цю — это осень. На выходе: летопись. Как так?

Справка от моей китайской умницы, и по совместительству мамочки: в эпоху Шан-Инь, сильно вглубь истории, в «до нашей эры» на полторы тысячи — тысячу (округляю для простоты восприятия) лет, иньцы делили год не на четыре сезона, а на два. То есть, первый иероглиф означал первую половину года, а второй — вторую.

Нынче на родине меня-прошлой скажут, говоря о течении времени: сколько лет, сколько зим. На моей новой родине упомянут чуньцю. И тут выделились.

Режиссер Ян студийные съемки начал с массовки, проходных сцен и всего того, что не задействует исполнителей ключевых ролей. Нам дали два законных выходных на адаптацию, экскурсии и отдых.

Велели отдыхать? Будет исполнено. Тем более, что мне персонально было сказано: покорять дворец. Я и направилась во дворец. Мэйли послушная девочка.

Но не дошла до главного, захотелось мне сначала прогуляться, осмотреться по отдаленным строениям и садам. Знаете, как в игре: прежде, чем ломиться в зал к главному боссу, сначала неплохо бы собрать всё из коридоров, комнаток, боковых ответвлений. Сундуки, бочки, полки — все обшарить надо было мне, чтобы не забыть. И только потом переход к основному блюду.

Так на мощеной серым кирпичом дорожке я почти столкнулась с императором.

— Господин Гао! Господин Гао! — кричали и причитали китайцы в тертых джинсах и футболках. — Просим вас: стойте. Вернитесь.

— Перерыв, — вскидывает голову и ускоряет шаг фигура.

Идущий в золотом, богато расшитом наряде, с высоким черным убором на голове. И с хмурым лицом.

— Вам нельзя уходить! — продолжают стенать догоняющие.

— Это императорские владения, — бросает на ходу золотой. — Я — Император. Кто может мне запретить?

— Но… — округлые лица слегка вытягиваются. — Император вы по сценарию.

Тут этот золотой фазан едва не натыкается на меня — эти его одежки с длинными рукавами широченные. Мама тянет меня в сторону, Чу замирает с изумленным видом.

— По сценарию? — император останавливается в шаге от меня. — По сценарию эта глупая курица должна смотреть на меня влюбленными глазами. Она — моя наложница. Девочка, вот ты можешь посмотреть на меня с любовью?

Девочка может. Вышивка на наряде очень хорошо сделана. Пока фазан стоит так близко, мама всё отлично разглядит.

— Вот! — растопыривает пальцы и встряхивает рукавами император. — Даже девочка… сколько тебе лет?

— Два, — мне не сложно ответить.

— Даже малышка двух лет на это способна! А как глядит ваша курица? — фазан делает страшное лицо и усиленно пучит глаза. — Будто у меня всё лицо в прыщах. У меня тут прыщ? А тут? Может, чирей? Или я весь покрыт гнойными язвами?

— Что вы, у вас превосходная кожа, — льстят и подбираются ближе преследователи. — Пожалуйста, давайте вернемся. Госпоже уже объяснили ее ошибку.

— Нет! — резко и гордо вздергивает подбородок фазан. — Там должен быть пруд? Я пошел.

Огибает нас это золотое чудо, начинает удаляться.

— Зачем вам пруд? — подрываются за актером его помощники (или кто они там ему). — Господин Гао!

— Хочу заглянуть в пруд и убедиться, что на моем лице нет прыщей! А если есть, то сразу и утопиться.

Утыкаюсь затылком в мамину юбку, хихикаю. Не зря говорят о высокой чувствительности и всячески странностях в актерской среде. Убедилась лично и весьма наглядно.

— Кто это был, Чу? — спрашивает мама. — Кажется, ты его узнала. Его лицо кажется знакомым.

— Гао Вэймин, — с придыханием отвечает помощница. — Он играл в… — тут звучит список названий дорам, которые мне ничего не говорят. — Он стоял ко мне так близко. Мы дышали одним воздухом. Он говорил с моей госпожой. Ай-ёо…

Захожусь в кашле от «моей госпожи». Нет, решительно, эта китайская фабрика грез как-то странно влияет на людей.

Одного дня на осмотр нам хватает с лихвой. Нет, мы не обошли весь комплекс от и до, но я в какой-то момент, когда блеск новых впечатлений чуток спал, поймала себя на ощущении фальши. Наверняка там, в родном для Мэйли городе, все иначе. Пусть и очень близко, да пусть хоть полная копия, но — не то. Не настоящее.

В достопамятном древнем храме Черного Дракона, где с ним мои любимые Генерал Краб и Генерал Креветка, сам воздух был иной. Это сложно описать словами (разумными и логичными), но восприятие истинной древности, пропитанной духом времени, и созерцание копии древности — это две большие разницы.

Я на шажок приблизилась к мировосприятию нашего режиссера, считающего съемки в павильоне заменителем настоящего художественного процесса. Вынужденным компромиссом между высшим качеством и рамками бюджета. А компромиссы, как нас недавно просветили, есть залог успеха не только в браке, но и в выпуске кинопродукции.

Тоже: заменитель реальной жизни в виде игр мне нормально заходил, а декорации, видите ли, она хочет настоящие. Не то, чтоб так категорично всё. Я и на зеленом фоне отыграю, если надо будет. И не пикну даже. Просто любоваться на прочие воспроизведенные виды не слишком-то тянет. Лучше потом, при случае, больше реальных исторических мест посетить.

Так я на второй день «отдыха» прибилась к съемочной группе. Ну а что? Не в отеле же сидеть, пухнуть? Хватит того, что я там маму оставила. Ей руки жгло какое-то там изображение, и она жаждала его зафиксировать на бумаге. Пока не забылось, не «замылилось» в памяти.

Конечно, услыхав: «Мэйли хочет посмотреть», — Лин Мэйхуа подорвалась, чтобы сопроводить драгоценность. На что я многозначительно ткнула в Чу пальцем. Это, кстати, очень неприлично тут, но детям и большим начальникам можно.

На съемочной площадке мне без всяких слов (и даже жестов) подогнали стульчик. Где? Правильно, рядышком с монитором и его владыкой. Шли съемки с узких улочек: рынок, толкучка, общие виды. Мы подтянулись не к началу процесса, а почти к завершению завтрака. Так мы и выспаться смогли по-человечески, и поели вкусненько.

Пока все закончили есть, собрались, что-то поправили, Ян Хоу уже уселся на царское место. Это всё энергетика дворцов, пусть и фальшивых, я вам клянусь — тянет на напыщенные сравнения. Он решил развлечь маленькую зрительницу. Очевидно: раз дите вместо всевозможных развлечений выбрала приход на «работу», значит, детке интересно.