Я – Ясон. Книга 5

«И что из этого следует?» – спросил себя.

«А следует из этого то, что девушка не пришла ко мне, а, по всей видимости, приехала. И не сама, сама она этого сделать не могла, поскольку ключей от машины у нее не было, а с шофером».

Романова охватило беспокойство. То, что в этом деле был задействован кто-то еще, наводило на неприятные размышления о заранее спланированном действии.

Он вскочил с кресла. Прошелся по комнате и, словно желая ускорить ход мыслей, принялся массировать виски подушечками палец.

«Если это было заранее спланированное действие, и Медею с умыслом привезли ко мне на машине, иначе ее ноги обязательно были бы запачканы, по какой причине у меня в квартире пролилась кровь? Или ее насильно похитил кто-то другой? Или…»

Романов подумал, что появление в его квартире Медеи, возможно, лишь продолжение житейской истории о том, как некая девушка, пришла в гости к своему возлюбленному – одному из его, Романова, соседей – переоделась в ночную рубашку, а потом, обидевшись на что-то, сбежала.

«А разозлившийся возлюбленный, после того, как я на следующий день ушел получать премию, нашел Медею у меня в квартире, избил до крови и увел с собой».

Решив проверить это предположение, Романов отправился к соседям. Ему не терпелось выяснить: не приходила ли вчера вечером к кому-нибудь девушка, и если нет, не видел ли кто чего подозрительного этой ночью.

Оказалось, видели. Старушка Нелли Витальевна, живущая на втором этаже, поведала о том, что где-то около двенадцати часов ночи, случайно выглянув в окно, она увидела девушку, одетую, как ей показалось, в одну сорочку. Девушка спустилась с заднего сиденья легкового автомобиля, то ли большого, то ли высокого, то ли черного, то ли зеленого, и вошла в их подъезд.

Поблагодарив Нелли Витальевну, Романов вернулся к себе домой. Вышел на балкон и, закинув руки за голову, обнаружил, что небо, еще два часа назад казавшееся вечно голубым, безнадежно потемнело.

Ясон на острове Лесмос (Из рассказа «Записки Аргонавта»)

Едва нависшая над Иолком туча, похожая на свернувшегося в клубок лохматого пса, озарилась пурпурным светом утренней зари, гребцы, дружно взявшись за весла, вывели корабль из гавани. Подчеркивая торжественность момента, Орфей тронул струны золотой кифары и запел гимн богам. Услышав его, из глубин моря поднялись диковинные рыбы. Очарованные голосом певца, высунули они из воды острые плавники свои и, окружив «Арго» плотным кольцом, поплыли вслед за ним подобно веселой ватаге мальчишек, провожавшей из города уличного музыканта.

Вот так – трогательно, а вместе с тем торжественно и празднично – началось приключение, сделавшее меня самым великим и вместе с тем самым несчастным героем Эллады из всех, когда-либо живших на ее земле.

То, что с героями Эллады придется нелегко, я – Ясон – после долгих склок и споров выбранный предводителем похода – понял уже на Лемносе – цветущем острове, куда пристали мы для того, чтобы пополнить запасы пресной воды. Едва узнав о том, что мужчин на острове нет (если верить слухам, их перебили жены за постоянные измены), все, за исключением Геракла, уединившегося на корабле со своим любимчиком Гиласом, кинулись в объятья истосковавшихся по мужским ласкам женщин. Жертвоприношения богам, заканчивающиеся обильными возлияниями, следовали за жертвоприношениями, пиры сменялись пирами, праздники праздниками, и никто за многие месяцы, проведенные на острове, даже не вспомнил о том, ради чего покинули мы дома свои. Более того – ни один из тех, кто в храме Аполлона торжественно клялся вернуть золотое руно в Фессалию, не откликнулся на мой призыв продолжить начатое путешествие. Герои просто не слышали меня! И только когда рассерженный Геракл тайно вызвал аргонавтов к себе на корабль и, осыпав их гневными упреками за то, что ради веселой жизни позабыли они об обещанных подвигах, опомнились. Не слушая слезных причитаний выбежавших на берег женщин, снарядили «Арго» и, взявшись за весла, вывели его в открытое море.

Последней в ряду женщин стояла царица Лесмоса Гипсипила. Кусая губы, она одной рукой поддерживала большой живот, внутри которого зрела моя – Ясона – плоть, а другой долго-долго махала вослед навсегда уходящему кораблю.

22 июля

Весь следующий день Романов принимал у себя гостей, среди которых, к его большому огорчению, не было ни одного собрата по перу. Выслушивал не блещущую писательским мастерством однообразную похвалу в свой адрес, думал, пил и снова думал. Сначала о том, что ему наплевать на Медею – чокнутую грузинку, разгуливающую по ночному городу в одной ночной рубашке. Затем о том, что ему, человеку, с детства воспитанному в любви к ближнему, нехорошо наплевать на Медею – чокнутую грузинку, разгуливающую по ночному городу в одной ночной рубашке. Затем о летавках с мавками, способных, по словам стариков, приворожить любого приглянувшегося мужчину и, наконец, о том, что заставило вплотную заняться поисками Медеи – о мотивах ее появления.

Вечером, проводив до остановки последнего гостя, Романов в тускло освещенном подъезде случайно, плечом в плечо, столкнулся с незнакомым человеком в зеленой фетровой шляпе. Вежливо извинившись, поднял на него глаза, и сам не зная отчего, испытал панический страх. Ему вдруг показалось: сейчас тот сунет руку в карман плаща, вынет длинный нож и ударит его прямо в сердце.

Человек в шляпе, приняв извинения, молча прошел мимо.

Вернувшись в квартиру, Романов сел в кресло перед выключенным телевизором. Вытер испарину со лба и, переведя дух, задумался о причинах возникшей паники.

«Зачем? – спросил он себя. – С какой целью она приходила ко мне? И добилась ли ее? А если не добилась, что тогда? Что еще может случиться? Меня должны будут приворожить, убить в подъезде длинным ножом или погубить каким-то другим способом? Что ей от меня надо?»

Решив, что зацепкой, с помощью которой он сможет найти Медею, а с ней и ответы на интересующие его вопросы, является единственная прозвучавшая из ее уст фамилия – Нино Жвания, достал с книжной полки старый, изданный еще в советские времена, телефонный справочник. Открыл его на букве ж и к своему немалому удивлению обнаружил то, что искал.

Он набрал указанный номер, предварительно добавив к нему цифру «два», введенную после издания справочника, и попросил женщину, снявшую трубку, пригласить к телефону Нино.

Женщина долго молчала. Потом спросила старушечьим, хриплым голоском:

– Зачем?

Романов представился. Сказал, что хотел бы расспросить ее об одном человеке.

После короткой паузы последовал не менее короткий вопрос:

– Каком человеке?

Уловив в словах женщины кавказский акцент, Романов в свою очередь поинтересовался: не с Нино ли он говорит.

Женщина ответила: да, с Нино. И снова повторила вопрос: о ком он хочет говорить с ней.

Нино Жвания, как понял Романов из дальнейшей беседы, сколь короткой, столь и бестолковой, либо действительно ничего не знала об интересующем его деле, либо не хотела разговаривать о нем.

Мысленно обругав ее, он вежливо извинился за беспокойство. Попрощался, и перед тем, как повесить трубку, спросил на всякий случай: не могли бы они как-нибудь встретиться, поговорить.

Нино какое-то время молчала, обдумывая поступившее предложение, потом тяжело вздохнула и, к вящей радости Романова, пригласила его на следующий день к себе в гости.

23 июля

Нино Жвания ничуть не походила на тот образ, который Романов нарисовал в своем воображении после телефонного разговора с ней. Вместо хмурой, неприветливой старухи, он увидел тихую сорокалетнюю женщину с обветренным лицом и темными испуганными глазами. Одетая в прямое длинное платье, она была похожа на хозяйку, не успевшую вовремя подготовиться к приходу гостя, и по этой причине испытывающую волнение с плохо скрываемым недовольством собой.

Закрыв входную дверь на ключ, Нино проводила Романова в комнату, заставленную старой, но еще хорошо сохранившейся мебелью: журнальным столиком, расположенным между двумя креслами с деревянными подлокотниками, узким диваном и полированной тумбочкой, на которой стоял телевизор «Радуга».