Я – Ясон. Книга 5

– Что стряслось на этот раз? – спросил он.

– Виктор Олегович, – начал Астраханцев, – вы помните Слова Давида о том, что истинность золотого руна определяется Ясоном?

– Помню. Золотым руном хвалятся многие, но лишь те, к кому приходит Ясон, действительно обладают им… Ну, так в чем проблема?

Астраханцев ответил: проблема всё в том же – в испытании золотого руна, а точнее, в Ясоне, чье появление означало бы его успешное завершение.

– Тут вот какое дело, Виктор Олегович… По словам Давида, человек, желающий выкрасть золотое руно, назовем его для удобства Ясоном, согласно легенде, перед тем как это сделать, должен пройти ряд испытаний, носящих большей частью мистический характер, связанных каким-то образом с процессом делания вещества… Сначала, грубо говоря, он должен соблазнить мужеубийцу. Затем убить своего доброго знакомого. После этого одолеть в кулачном бою заведомо более сильного противника, освободить старика от дев-гарпий, отнимающих у него последнюю пищу, и, наконец, заставить дочь владельца золотого руна, назовем ее, как и в древнегреческом мифе об аргонавтах Медеей, стать пособницей в воровстве.

Почувствовав боль в правом боку, Дашкевич поморщился. Внимательно слушая Астраханцева, он поднялся с кресла и подошел к столику в углу кабинета, на котором стояла бутылка нарзана. Подумал, что еще каких-то полгода назад он – материалист до мозга костей – задушил бы любого, кто позволил себе в его присутствии нести подобные бредни.

– Иными словами, – перебил он Астраханцева, – до тех пор, пока не объявится Ясон и не совершит пять обязательных подвигов, говорить о том, что опыт Давида прошел успешно, нельзя? Так?

Астраханцев отрицательно покачал головой: нет, сказал он, не так – существуют масса других способов проверки свойств полученного вещества, правда, куда более длительных.

– Впрочем, и Ясон у нас, кажется, тоже начинает потихоньку вырисовываться. А вот что касается Медеи, то она уже нашлась… Как тут недавно выяснилось, у Давида, кроме Софико, есть еще одна дочь, имя которой, вы не поверите, Виктор Олегович – Медея!

Дашкевич сделал большой глоток воды. Со стаканом в руке вернулся к рабочему столу и сел, откинувшись на спинку кресла. Спросил: почему никто не знал о ее существовании раньше, и какое отношение она имеет к опытам отца.

В разговор вступил Балахнин. Отвечая на первый вопрос Дашкевича, сказал, что Медея Дадиани постоянно живет в Швейцарии, где лечится в одной из частных клиник. В России бывает наездами.

– В этом году она приехала в Мыскино в начале июля. Некоторое время, по нашим сведениям, не проявляла особой активности, а четыре дня назад, когда они с сестрой выбрались в город, где у Софико есть квартира, пропала. И обнаружилась только поздно утром.

– Где она провела ночь, выяснили?

– Да. У Василия Романова.

«У Василия Романова», – мысленно повторил Дашкевич.

Уточнив: не тот ли это Романов, которому неизвестно за что подарил пятьдесят тысяч рублей, подумал, что совпадение имен, как и любое другое совпадение, можно не сомневаться, вызвало у Балахнина ряд вопросов. Однако вряд ли эти вопросы, как и неожиданное появление в этом деле Василия Романова, заставило его прийти вместе с Астраханцевым.

«Нет, тут должно быть что-то еще!»

Как бы подтверждая эти мысли, Астраханцев громко, так, как обычно провозглашал события, заслуживающие особое внимание, заявил, что на следующий день после встречи Медеи с поэтом, началось, пожалуй, самое интересное. А именно: поэт Василий Романов отправился в гости к некой Нино Жвания, где и заночевал.

– Всё бы ничего, Виктор Олегович, да только Нино Жвания не далее, как три недели назад освободилась из тюрьмы, где сидела за убийство… И кого бы вы думали? Собственного мужа!

Дашкевич хотел спросить: а жив ли он там вообще, этот Романов. Но тут же забыл об этом, осознав всю важность сказанного.

«Это что же получается? – подумал он. – Соблазнив мужеубийцу, Романов повторил первый шаг Ясона на пути к золотому руну, чем подтвердил факт его существования? Так что ли?»

Почувствовав, что боль в боку отступила, встал с кресла. Сдерживая волнение, нарочито медленно прошелся по кабинету.

«И какой из всего этого можно сделать вывод? – спросил себя. – То, что золотое руно – не вымысел греческих гомеров? И эликсир жизни тоже? И то, что сама жизнь – реальность, к которой я еще какое-то время буду иметь непосредственное отношение?»

Остановившись напротив Балахнина, спросил: что они собираются делать дальше.

Балахнин ответил: следить и ждать.

Астраханцев в свою очередь добавил, что Давид Дадиани, узнав о том, что в городе появился человек с повадками Ясона, высказал точно такое же пожелание.

– А для чистоты эксперимента он попросил разрешить Романову пройти путь аргонавта до конца, то есть от любовницы, убившей мужа, до дочери, предавшей своего отца.

Дашкевич усмехнулся. Спросил: какой интерес Давиду наблюдать за тем, как родная дочь будет предавать его.

– Трудно сказать, – ответил Балахнин. – С достаточной долей уверенности, можно говорить лишь о том, что для Давида результаты его многолетнего труда значат гораздо больше, чем отношения с дочерьми, одна из которых, кстати, была им фактически выгнана из дома двенадцать лет назад.

– И еще Давид просил, – добавил Астраханцев, – сколько бы неприятностей не принесла Медея, заранее ее простить ее… На всё, говорит, воля богов.

25 июля

Проснувшись, Романов смотрел в потолок и медленно вспоминал о том, где он, с кем, что с ним. Вспомнив, опускал ноги на пол и долго искал глазами одежду. Не найдя ее, надевал аккуратно вывешенный на спинке кресла блестящий длинный халат и шел на кухню, откуда доносились запахи еды. Лениво потрошил вилкой приготовленные Нино котлеты и думал о том, что Медея – девушка, чьи губы всегда сжаты так, словно она уверена в том, что во всем огромном мире не найдется человека, способного бескорыстно помочь ей, – с каждым прожитом днем отдаляется от него всё дальше и дальше.

На первое предложение Нино похмелиться, он каждый раз отрицательно мотал головой – говорил, что с него достаточно выпитого накануне. Второе-третье молча игнорировал, придумывая, какими необидными словами вскоре объяснит свое желание покинуть этот дом. А после завтрака, поняв, что слов таких в русском языке не существует, как не существует их, по-видимому, ни в одном другом языке мира, сдавался. Брал со стола наполненную до краев рюмку и за длинными разговорами о поэзии и о всеобщем падении нравов постепенно забывал о том, что так мучило его каждое утро.

28 июля

Прошло три дня, и у Нино кончилась чача. Потом водка. Потом, глядя на ее растерянное лицо, не понимающее, как такое могло произойти, Романов добровольно вызвался сгонять в магазин. «Нет, нет! – в ответ испуганно замахала ладошками Нино. – Я сама сгоняю. Не надо». На вопрос: почему она не хочет, чтобы это сделал он – мужчина, которому на роду написано ходить за мамонтами и водкой, честно призналась:

– Боюсь, ты уйдешь и не вернешься.