Яд бессмертия
Шрифт:
Она была всего лишь ребенком, и в тот вечер ее мучил голод. К тому же она отчаянно мерзла: в припадке злобы он сломал кондиционер, и в комнату нагнетался холодный воздух.
Ева поплелась в угол комнаты, где было устроено некое подобие кухоньки, и, наученная опытом, сперва постучала по полке, чтобы распугать тараканов. В ящике она нашла шоколадный батончик — последний. Он наверняка поколотит ее за то, что она съела последнюю шоколадку. Впрочем, он в любом случае найдет повод ее поколотить, так чего смущаться?
Ева проглотила шоколад не жуя и вытерла рот тыльной стороной ладони. Голод ничуть
Внезапно за дверью послышались шаги, и от ужаса Ева выронила нож, и он звякнул об пол при его появлении.
— Чем ты тут занимаешься, малышка?
— Ничем. Я проснулась. Хотела выпить воды.
— Проснулась… — Его глаза были стеклянными, но не совсем остекленевшими, так что на передышку рассчитывать не приходилось. — Соскучилась по папочке? Подойди поцелуй своего папу!
Ева перестала дышать. Между ног, там, где он скоро сделает ей больно, заранее началось тошнотворное пульсирование.
— У меня болит зуб.
— Зуб? Ничего, я поцелую — и все пройдет. — Он с ухмылкой направился к ней. Потом ухмылка исчезла. — Ты опять ела без разрешения?! Отвечай, ела?
— Нет, я… — Но надежда на избавление умерла в тот момент, когда он с размаху ударил ее по лицу. У нее пошла кровь из губы, из глаз хлынули слезы; она зарыдала бы громко, если бы он не отучил ее от этого. — Я хотела отрезать себе сыру. Всего кусочек… Потом ты…
Он ударил ее еще сильнее — так, что из глаз посыпались искры. Ева упала и не успела опомниться, как он набросился на нее снова.
Теперь она кричала — слишком тяжелы и беспощадны были его кулаки. От боли темнело в глазах, но страх затмевал боль. Она знала: побои — далеко не худшее, что он мог с ней сделать…
— Прошу тебя, папа… Пожалуйста, пожалуйста!
— Когда дети не слушаются, их наказывают. Ничего, потом я тебя приласкаю, и ты снова станешь хорошей девочкой.
Его дыхание обжигало ей лицо. Почему-то оно пахнет леденцами. Он рвал ее одежду, и без того порванную, хватал, тискал, терзал… Внезапно его дыхание стало другим. Она хорошо знала эту перемену и боялась ее. Прерывистое, похотливое дыхание…
— Нет, нет! Больно, больно!
Несчастная юная плоть сопротивлялась. Ева лупила его кулачками, захлебываясь криком, потом совсем обезумела от страха и стала царапаться. Он взревел от ярости и заломил ей руку. Она услышала отвратительный сухой треск — это не выдержала ее кость.
— Лейтенант! Лейтенант Даллас!
Ева издала последний сдавленный крик и пришла в себя. По телу пробегали судороги. Во сне она так металась, что очутилась на полу.
— Лейтенант…
Ева шарахнулась от чьей-то руки и обхватила себя за плечи. Она с трудом сдерживалась, чтобы снова не закричать.
— Вам снился сон, — невозмутимо произнес Соммерсет, сохраняя на лице бесстрастное выражение. И все-таки, если бы не затуманенный после кошмара мозг, Ева поняла бы по его глазам, что он обо всем догадался. — Всего лишь сон, — повторил он, осторожно подходя к ней, как к угодившей в капкан волчице. — Ночной кошмар.
— Не подходи ко мне. Не трогай! Убирайся!
— Лейтенант, вы знаете,
где находитесь?— Знаю, — выдохнула она, ловя воздух пересохшим ртом. Ей было холодно и одновременно нестерпимо жарко, по телу все еще пробегала дрожь. — Отойдите!
Просто уйдите…
Она умудрилась встать на колени, потом закрыла лицо ладонями и покачнулась.
— Вы уйдете или нет?!
— Я помогу вам сесть в кресло.
Соммерсет обхватил Еву за плечи, и ему хватило твердости не обращать внимания на ее попытки его оттолкнуть. Для него она была сейчас ребенком, беспомощным раненым существом, нуждающимся в поддержке. Как его Марлена… Он старался не задавать себе вопрос, молила ли она о пощаде так же, как Ева.
Затащив ее на кресло, он подошел к комоду и достал одеяло. Ева лязгала зубами, ее широко раскрытые глаза были полны ужаса.
— Спокойно! — приказал Соммерсет, и Ева, сразу перестав отбиваться, уронила руки. — Сидите, где сказано, и не дергайтесь!
Он двинулся в ванную, где находилась аптечка, на ходу промокая лоб платком. У него дрожали руки, но этого следовало ожидать: ее крики пронзили его насквозь — недаром же он сломя голову кинулся к ней на помощь. Ведь это были детские крики.
Вернувшись, Соммерсет подал ей стакан с успокоительным питьем.
— Пейте.
— Не хочу…
— Пейте, говорю, иначе я сам волью это вам в глотку! Ева уже собиралась выбить у него из рук стакан, но потом еще больше смутила его и себя: сжалась в комок и захныкала, как маленькая. Соммерсет понял, что дело совсем худо, поплотнее укрыл ее одеялом и ушел, решив немедленно связаться с персональным психоаналитиком Рорка.
Однако на лестнице он столкнулся с самим Рорком.
— Ты когда-нибудь спишь, Соммерсет?
— Какой там сон! Твоему лейтенанту плохо. Рорк уронил портфель и схватил Соммерсета за лацканы.
— Что с ней?! Где она?
— Ей, очевидно, приснился кошмар. Она кричала. — Соммерсет, потерявший свое обычное самообладание, взъерошил себе волосы. — Я хотел ей помочь, но она не позволила. Я собирался вызвать врача. Она в своем кабинете.
Рорк оттолкнул Соммерсета, но тот поймал его за руку.
— Ты должен был предупредить меня, что ее мучит. Рорк вырвал руку и помчался вверх по лестнице.
— Я сам с ней разберусь.
Он нашел Еву жалкой и дрожащей. На него нахлынуло множество различных чувств сразу: ярость, облегчение, сожаление, угрызения совести… Но сейчас важнее всего была она. И он обнял ее.
— Все хорошо, Ева.
— Рорк… — Она еще раз содрогнулась, а потом обхватила его руками за шею. — Опять эти сны!
— Знаю. — Он опустился в кресло, усадил ее себе на колени и прикоснулся губами к мокрому от пота затылку. — Бедная…
— Теперь без них не обходится ни одна ночь! Их уже ничто не может остановить.
— Почему ты молчала, Ева? — Он заставил ее откинуть голову, чтобы заглянуть ей в глаза. — Зачем мучилась в одиночку?
— Их ничто не остановит, — повторила она и закрыла лицо ладонями. — Раньше я ничего не помнила, а теперь вдруг вспомнила все… Я его убила, Рорк! Я убила родного отца!
Глава 13
Он смотрел ей прямо в глаза, чувствуя, как она дрожит.