Яд древней богини

–  Да, странно, - вынужден был согласиться Руднев.
– В Березине похоронены мои дедушка с бабушкой, другая родня, но мама не ездила на кладбище. Во всяком случае, я такого не помню. Может быть, она так сильно переживала смерть того… человека, что вычеркнула из жизни любое воспоминание о тех событиях?

–  Не исключено. А в обстоятельствах последних месяцев жизни Екатерины Максимовны, в ее болезни и смерти вы не видите никакой связи с прошлой историей?

–  Пожалуй, вы правы, - не стал сопротивляться Гордей Иванович.
– Но что это означает? Жалко, мы не узнали историю маминой молодости раньше. Можно было бы спросить у нее.

–  Теперь уже не спросим, - вздохнула Ева.
– А как насчет мести? Кто-то отомстил Кате Зотовой.

–  Смерть за смерть? По прошествии стольких лет?
– усомнился Руднев.
– Кто? Родителей бывшего жениха, скорее всего, уже нет в живых. Кстати, господин Смирнов установил, кто был тот парень? Фамилию, имя, адрес?

–  Пока нет. А это имеет смысл? Он же мертв.

–  Раз вы говорите о мести, имеет. Вы забыли ту женщину, которую он полюбил и ради которой бросил мою мать. Сколько ей сейчас? Вероятно, за пятьдесят? Но почему она так долго ждала?

Ева не стала делиться с Рудневым мыслями по поводу того, как изменилась к лучшему жизнь Екатерины Максимовны и у нее появилось, что терять, о чем жалеть. Ей вдруг показалось: в этих рассуждениях не хватает чего-то главного… Вроде все складно, а на поверку - притянуто за уши. Самое непонятное - способ, который использовал злоумышленник. Черная магия? Ева горячо отстаивала эту версию, в глубине души соглашаясь со Смирновым - это не все. Если и есть влияние «темных учений», то за ними стоит нечто нераспознаваемое.

–  Я вспомнил одну вещь, - вмешался в ее рассуждения Руднев.
– Получается, в ваших словах есть доля истины. Как-то раз мы всей семьей ездили в Сергиев Посад, в лавру: я, Ира, мама и Антоша. Мама загодя готовилась к поездке - постилась и прочее, собиралась исповедаться тамошнему священнику. Меня это удивило. Я не замечал за ней особой религиозности. На мой вопрос, откуда такое рвение, она страшно рассердилась, вспылила. Потом, в лавре… она постоянно нервничала, углубилась в себя. Когда мы уже собрались уезжать, мама решилась идти на исповедь. Вернулась она сама не своя - подавленная, отрешенная. Мы с Ириной ни о чем ее не спрашивали, молча сели в машину и поехали. Антошка устал, начал капризничать… проситься на руки к бабушке. Но она его не взяла. Вы понимаете? Я только сейчас осознал, насколько она была расстроена. Ведь мама обожала Антона, души в нем не чаяла… а тут вдруг отказалась взять внука на руки. Так он и хныкал почти до самой Москвы, пока не уснул. Она сидела всю дорогу с закрытыми глазами и беззвучно шевелила губами, словно молилась. А приехали - открыла глаза и произнесла одну только фразу: «Грех на мне, дети. Батюшка не сумел отпустить… облегчения не чувствую». И все. Больше об этой поездке мы не заговаривали.

–  Это было до того, как начались телефонные звонки с запугиванием?

Руднев подумал… кивнул.

–  Да, кажется.

–  Может быть, она имела в виду ту историю с женихом?
– предположила Ева.

–  Знаете, тогда я не придал значения маминым словам - у пожилых людей свои странности, но теперь они приобретают иной смысл. Вполне возможно, мама в чем-то раскаивалась… хотела снять тяжесть с души.

–  А перед смертью она не просила привести священника?

Руднев отрицательно покачал головой.

–  Нет. Она не ожидала, что умрет - болезнь развивалась исподволь, маме становилось то лучше, то хуже. Врачи тоже не видели серьезной опасности. И вдруг… приступ за приступом, удушье и… конец. Ира позвонила мне в офис, я срочно приехал. Мама звала меня… возможно, хотела что-то сказать. Не успела.

Они остановились у маленького кафе - на открытом воздухе под навесом стояли несколько столиков.

–  Хотите выпить?
– предложил Гордей Иванович.
– Или лучше мороженого?

Ева попросила себе кофе, Руднев заказал коньяк и лимон. Он пил небольшими глотками, о чем-то думал.

–  Полагаете, та женщина… ну, к которой ушел мамин жених… это она?
– спросил он.

–  Что?
– рассеянно спросила Ева.
– А… в принципе, мотив для мести у нее имелся. Но как она это сделала?

–  Если то, что вы рассказали, соответствует действительности, - сдвинул брови Руднев, - я понимаю, почему маму ужасно пугали все эти приемчики, особенно катафалк и призрак смерти. Та женщина все просчитала.

–  Скажите, Гордей… а откуда родом ваша жена?

Руднев поднял на Еву полные недоумения глаза.

–  Вы Иру подозреваете? Боже мой, какая ерунда! Они с мамой прекрасно ладили.

–  И все-таки.

Руднев пожал плечами, всем своим видом выражая благородное возмущение.

–  Ирина родилась под Ставрополем, в какой-то Грачевке. Потом ее родители переехали в город… вернее, отец. Мама Иры умерла рано… я не вникал в подробности. Какое это имеет значение?

–  Никакого, - примирительно сказала Ева.
– А что вы еще знаете о жизни вашей жены?

–  Иру, кажется, воспитывала бабушка, - буркнул Руднев.
– Потом отец забрал ее в Ставрополь, но каникулы и лето она проводила в Грачевке. Потом… Послушайте, к чему эти вопросы? Ире двадцать пять лет! А та женщина… по нашим подсчетам, гораздо старше.

Какая-то мысль пришла ему в голову, и он замолчал, изменился в лице, одним глотком допил коньяк.

Летний день входил в силу. Солнце вовсю грело сквозь навес. Дорожки парка покрылись пятнистым ковром света и тени.

Ева прикидывала, как ей связаться со Смирновым. У нее тоже появилась смутная догадка…

***

Межинов вертел в руках золотое кольцо, внутри по кругу шла надпись «Л С Н С»: начальные буквы фразы Любовью Соединены На Смерть.

–  Ты уверена, что надпись расшифровывается именно так?
– спросил он Карину.

Они сидели в ее квартире на просторной застекленной лоджии, рассматривая зловещий презент.

–  А как еще?

Карина была одета в домашний костюм из хлопка, обтягивающий ее соблазнительные формы. Вымытые волосы ложились естественной волной на открытую шею.

Рудольф Петрович боролся с желанием заключить ее в объятия, прильнуть губами к ее теплой коже, пахнущей зеленью тропиков. Эти духи кружили ему голову.

–  Удалось рассмотреть человека, который вручил тебе кольцо?
– спросил он, опуская глаза.
– Хотя бы определить пол: мужчина или женщина?

–  В темноте?
– вздохнула Карина.
– «Призрак» выбрал отличное место - густую тень, куда не падал свет фонаря. Он был в длинной одежде… наподобие савана… только черного.

–  Саван белый, - пробормотал Межинов, ощущая горячую волну желания.

–  А этот был черный, - ничуть не смутилась Карина.
– И рука… ладонь, на которой лежало кольцо, тоже была черная. Помнишь детские страшилки про «черную руку»?