Яд древней богини

–  Вот, изволь! Это смешно.

Подполковник, не будучи знатоком в медицине, все же кое-как разбирался в общих понятиях. Данные, указанные на бланке, его удовлетворили.

Карина опять поперхнулась дымом, начала кашлять.

–  Давай я договорюсь в нашей санчасти, - предложил Межинов.
– Там хорошее оборудование. Мне не нравится твое состояние.

–  Мы превращаемся в параноиков, Рудольф, - усмехнулась она.
– Уволь, пожалуйста! Шутка не должна переходить условленных границ. Иначе она приобретает оттенок дурного тона.

С улицы доносились собачий лай и звуки ударов по мячу. Подростки во дворе играли в волейбол. Чей-то пес азартно облаивал эту забаву.

–  А если кольцо - не шутка?
– с дрожью в голосе произнес Межинов.

–  Тогда молись перед сном Санта Муэрте!
– жестко сказала Карина.

Ее слова так не вязались с этим погожим летним днем, душистым ветром, шумом зеленой листвы и игрой в мяч, что по спине подполковника волной прокатился озноб.

Глава семнадцатая

Запах прошлогоднего сена, невыделанной кожи и дегтя забивал дыхание, горло перехватил тугой спазм. Локшинов захрипел и… проснулся.

Давно ему не снился этот сон: деревянный сарай, лопаты, грабли и коса в углу, пустые рассохшиеся бочки, шкурки кроликов на крючках под потолком и петля… жуткая боль в груди, наливающаяся кровью голова… Он годами вскакивал по ночам, обливаясь холодным потом от повторения кошмара. С тех пор, как сестра Лиза вытащила его из петли, он начал глохнуть. Слух ухудшался медленно, словно Локшинов хотел воздвигнуть между собой и прошлым непроницаемую стену тишины.

Визит человека, который назвался краеведом, всколыхнул то, от чего Демьян Васильевич старательно закрывался.

Господин Локшинов вскочил и пошел в ванную принимать контрастный душ. Ледяная вода после горячей и наоборот - отличное средство прийти в себя.

В гостиной царил полумрак - с некоторых пор яркий свет раздражал Демьяна Васильевича. Его раздражали женщины, разговоры о любви, секс, романтические фильмы и даже лирические песни. Уехав из Березина, он надеялся зажить новой жизнью, но не смог. Дамы, с которыми он общался, вызывали до того стойкое отвращение, что ни о каком сближении речь не шла. Смирившись с уделом одинокого мужчины, Локшинов замкнулся. Живут же монахи в монастырях, уговаривал он себя. И католические священники не воспринимают свое положение как трагическое. Безбрачие не приравнивается к непоправимому несчастью.

Постепенно он привык жить один. Внешняя красота привлекала к нему внимание прекрасного пола, а сдержанность придавала ореол загадочности. Женщины, отчаявшись вызвать ответное чувство, начинали строить предположения - от болезненной стеснительности до импотенции. Они были и правы, и не правы.

Чем только не занимался Демьян Васильевич, дабы вернуть прежние лихость и задор, интерес к женщинам и естественное сексуальное влечение. Все закончилось в том сарае! Ни специальные аутотренинги, ни физические упражнения, ни йога, ни разные популярные оздоровительные системы не срабатывали. Ему надоело сражаться с собственной тенью, и он все бросил. Стал жить, как получается, - без азарта, огонька. Потух его костер раз и навсегда: видно, так суждено было. Как ни странно, остальные интересы тоже угасли. Деньги, карьера, благосостояние стали безразличны Локшинову. Будто он попробовал чего-то запретного, и этим отказался от своего будущего.

Он привык жить тускло, без ожиданий, без надежд. Он привык быть человеком безликого мгновения - серого, туманного, как унылый осенний день.

Есть судьбы, в которых события и переживания распределены по годам более-менее равномерно, есть судьбы - подъемы и спуски, есть крутые горки, есть стоячие болота - кому какая выпадет. Демьяну выпала горящая звезда: летела, сияла - аж душа его замирала от восторга; упала - все вокруг выжгла дотла, подняла в воздух черную тучу, горячий пепел. Не стерпел он, хотел уйти навеки… Сестра помешала, срезала петлю тупой косой. Дура! Он так и не заставил себя почувствовать к ней благодарность, так и не сумел простить. Зачем она влезла в чужое дело? Как посмела?

Потом уже, когда ушла за горизонт туча, рассеялся пепел… Локшинов понял, что повторить неудавшуюся попытку покончить с собой не сможет. И еще одно дошло до его сознания. Звезда хороша в небе - а в руках не каждый ее удержит: она обжигает нестерпимой болью, слепит глаза, высушивает сердце. Остается после нее след - черная пустыня.

По этой пустыне и брел Демьян Васильевич - один год как две капли воды походил на другой, пока не спохватился: уже седеют его светлые волосы. Получилось, что он свою жизнь прожил в несколько месяцев, а остальное время - доживал, убегая от собственной памяти. И куда прибежал?

Ненастным зимним вечером, когда за окнами завывала на все лады злая вьюга, Локшинов позволил себе вернуться мыслями в то запретное время… в дом у края леса. Яркая вспышка озарила его душу, уснувшие чувства всколыхнулись с новой силой - как наяву встали перед ним безумные ночи, полные страсти… неистовых объятий, клятвенных слов. Черные глаза молчаливой красавицы смотрели горячо, но холод пробирал до костей от того взгляда. А какие мягкие, сладкие были у нее губы - красные, темные от поцелуев… «Демьян!
– звала она его издалека.
– Демья-а-аа-ан!» И протягивала длинные нежные белые руки… Все горело у него внутри от ее зова, сердце запеклось от жара, ум помрачился. Ничего он больше не понимал, не видел, не слышал, знать не хотел, кроме нее.

Люди что-то говорили, предостерегали, мать слезами обливалась, сестра умоляла не ходить в тот дом. Куда там! Слова отлетали от Демьяна, словно горох от стенки. На краю леса манила, сияла его звезда! Что разговоры, мольбы и просьбы?! Ум молчит, когда сердце поет любовную песню.

Недолго пришлось ему петь… однажды явился он в неурочное время, когда красавица не ждала его. В большой горнице было пусто, из-за двери в соседнюю комнату раздавались странные звуки. Все помутилось перед глазами Демьяна. Задохнувшись от ревности, он толкнул ногой дверь… до сих пор леденеет кровь от увиденного.

–  Зачем ты пришел?
– спросила она. Она ли? Голос звенел металлом и угрозой.
– Поди прочь! А не то…

В ее черных очах родился холодный огонь, а в руках появилось… Демьян, как ни старался, не смог восстановить в памяти все, что тогда происходило. Колеблющееся, рассеянное пламя свечи, темнота, скрадывающая подробности, нервное возбуждение переполнили его измученное сознание. Жуть пробрала Демьяна до самых костей.

–  Прочь!
– повторила его прекрасная возлюбленная.
– Все кончено. Все…

В горле Локшинова пересохло, губы онемели, а в уме застрял один вопрос: неужели он нужен был ей только для этого? Она прочитала вопрос в его глазах и задрожала от ярости, выкрикнула:

–  Да, да! Ты сослужил черную службу! А теперь убирайся…

Ее вопль перешел в стон… где-то за окнами, в чаще леса завыл не то волк, не то собака. Она метнулась из дома в темноту, исчезла… Демьян кинулся следом. Впереди мелькал ее силуэт, трещали под ногами ветки. Или это он ломился сквозь кустарник, сокрушая все на своем пути? Ночь хохотала над ним голосами болотных птиц. Луна подмигивала безумным глазом.