Ягодка опять

Наши с ним отношения зашли в какой-то странный тупик. Он по-прежнему усердно ухаживает за мной, но не делает никаких шагов для того, чтобы перевести эти самые ухаживания, скажем так, в партер. Это как у борцов: сначала обнимаются стоя, а потом укладываются, и продолжают тискать друг друга уже лежа. Называется это — перевести борьбу в партер. Так вот у нас с Севой до партера дело никак не дойдет. Любка предполагает, что Сева импотент. Я только смеюсь. Как-то не похоже. Такой… Ну не мачо, конечно, но настоящий мужик… И в штанах у него все так… фактурно.

Странность положения разрешается случайно. Как-то приезжаю к Севе намного раньше запланированного времени. Получилось, что я неожиданно проскочила из своего подмосковного городишки в Севин «тихий центр» удивительно быстро. Сначала с Данькой просто сидим в машине. Можно было бы погулять, но я не взяла с собой коляску. Как-то совершенно не рассчитывала где-то зависать. Есть только переноска. А в ней его долго не потаскаешь. Уже увесистый.

Так что сидим. А потом я решаю все-таки зайти в Севин офис. Вдруг мой адвокат уже освободился, и мы сможем переговорить с ним раньше? Беру Даньку в его чудо-переноске. Идем. В приемной, что удивительно, никого нет. Может Севин помощник Сережа в кабинет задумчивости, извиняюсь, отбежал? Дверь в кабинет самого Севы приоткрыта. Заглянуть? Колеблюсь какое-то время, а потом все-таки заглядываю… На свою голову. Потому как попадаю в дико неловкую ситуацию. Выясняется, что Сережа не по нужде отлучился, а присутствует как раз там, в Севином кабинете. Зато, как и положено во время пребывания в туалете, со спущенными штанами…

Короче говоря, выясняется, что Сева не импотент, а голубой. Когда любовники прекращают суетиться, а я смеяться, внезапно начинаем пить чай. Сева и Сережа сидят рядом, как голубки. И по-моему под столом нервно пожимают друг другу руки с целью оказания моральной поддержки.

— Ты одно мне скажи, Сев, зачем меня столько времени за нос водил?

Сева смущенно улыбается.

— Извини, Надь.

Передразниваю:

— «Извини»!

— Надь, но мы ведь все равно — друзья?

Вздыхаю.

— Друзья. Раз теперь уже окончательно ясно, что спать со мной ты точно не будешь.

— Ты, Надь, пупсик.

— Пупсик у тебя, вон, рядом сидит. А я так — ерунда на постном масле.

— Ну не сердись. Так уж вышло… Я ведь так всю жизнь прячусь. Нахожу себе женщину, про которую точно знаю: не я мужчина ее мечты. И начинаю ухаживать за ней. Я ей — поддержка в сложный момент, она мне — «ширма». Я человек несовременный, мне орать на весь свет, что я нетрадиционной ориентации, как-то не хочется.

— Поня-ятно. Значит, по мне сразу было видно, что мужчина мечты у меня уже имеется.

Кивает и улыбается неловко.

— А ты хитрец, Сева. Теперь ведь все твои знакомые еще и решат, что мой ребенок от тебя.

Опять кивает, и улыбается еще шире. А в глазах хитрые всполохи.

— Сволочь ты, Сева.

— Прости. И не предполагал даже, что у тебя с тем человеком… все так непросто получится.

— Да ладно, чего уж теперь.

Мрачнею и отвожу глаза. Да, все получилось удачно для всех без исключения. Кроме меня, идиотки непутевой. Хотя, говорить так — грешно. У меня теперь денег — хоть попой ешь. У меня чудный малыш. Я жива и здорова. И у меня куча отличных друзей. Самых разнообразных по цветовой гамме своих наклонностей… Я улыбаюсь, и заботливый Сергей, воспользовавшись моментом, тут же подливает мне чаю и подкладывает на блюдечко новое пирожное.

* * *

Время идет. История с моим похищением и история моей странной любви к Александру Сергеевичу Тургеневу уходит все дальше в прошлое, подергиваясь зеленоватым налетом. То ли как благородная бронза патиной. То ли как цветущая вода в болоте тиной… Саша не появляется и не звонит. Он просто исчез, как будто его никогда и не было. Не понимаю почему так. Не нахожу этому никакого объяснения. Поговорить бы с ним, понять… Но как? Может записаться к нему на прием? По личным вопросам. Интересно, в нашей стране рядовой гражданин может записаться на прием к одному из руководителей страны? Или это только у всесоюзного старосты Михаила Калинина были утвержденные раз и навсегда приемные часы для ходоков?

Написать? Москва, Кремль, на деревню дедушке… Нечто подобное, собственно, я уже совершила. Отправила заказным письмом чек на ту сумму, которую Саша потратил на мое лечение и одноместную палату в той больнице, куда меня доставили вертолетом из заброшенного пионерского лагеря. После того, как я родила своего Даньку. Но письмо то просто вернулось обратно. Без комментариев…

Все-таки наконец-то продаю свою машину и покупаю большой джип. Чтобы ездить на дачу и зимой. Даньке свежий воздух нужен, а мне тишина и покой полного безлюдья. Любка опять-таки ругает меня ругательски. Беспокоит ее то, что на дачах зимой никого, окромя меня, идиотки — мало ли кому что в голову придет?

— Да и вообще сидишь там как монашка в дальнем скиту. Никуда не выбираешься. Мне Сенцов принес два приглашения на какой-то гламурный и модный до чертиков прием в Торгово-промышленной палате. На ноябрьские.

— Ноябрьские же отменили…

— Балда! Это 7 ноября — красный день календаря, отменили. Теперь празднуем четвертого.

— А что?

— Да хрен его разберет. Вроде мы полякам по мозгам надавали…

Уточняю:

— Это и празднуем?

— Нет, конечно, — ржет уже в голос. — Единство наше народное отмечаем.

— С кем единство-то?

— Иди на фиг, Надь. Народ наш един сам с собой.

— Это уже онанизм какой-то. Когда сам с собой…

— Дура! Мужика бы тебе с крепким членом подлиннее и потолще… В презервативе желательно…

— На прием я не пойду, Люб.

— Обиделась что ли?

— Нет. Просто не пойду и все.

— Трусло.

— Почему это?

— Потому это. Его боишься встретить?

— И ничего я… ладно. Боюсь. И просто не хочу бередить душу.

— Не боись. Он в поездке. Вернется только завтра. С кем-то там переговоры ведет. То ли нашу нефть подороже продать хочет, то ли ихнюю пшеницу подешевле купить.

— Нет такого слова — ихнюю.

— Как же нет, если все так говорят?

— Люб! И вообще — откуда такие сведения, что он в отъезде? Объявление на Спасских воротах висит?

— Нет. Просто…

Мнется, чем доказывает, что на самом деле не все так просто…

— В общем, вернулась я в ФСО.

— Чегой-то?

— Попросили меня настойчиво очень. Вот и вернулась. Ладно об этом мы с тобой потом… Так пойдешь на прием-то с нами?

— Нет. Мне Даньку не с кем оставить.

— Подбросишь его Арине. Я уже звонила. Она ничего не имеет против.

— Зато я имею…

— Короче говоря, мы заедем за тобой в шесть.

— Люб!!!

Но в трубке уже слышны гудки. А после, сколько я не набираю своей неугомонной подруге, она трубку упорно не берет. Зараза! И ведь главное, что пойти мне на этот прием чертовски хочется. И фантазии-то все одна к одной: я вся из себя волшебная — в платье до полу и со сложной прической на голове, меня видит господин Тургенев и сраженный наповал бросается к моим ногам… Дура! Какая же я все-таки дура…

Звоню Арине. Принимаюсь извиняться за Любку, но она только смеется. Идея моей подруги вывести меня в свет, оказывается, ей тоже по душе. В итоге получается так, что деваться мне некуда. Как только осознаю это, развиваю страшную активность. Нужно купить платье, туфли, сумочку. Сделать прическу… Как давно я не занималась такого рода приготовлениями. Уже и забыла, насколько они приятны.