Ягодка опять

Четвертого ноября среди дня отвожу Даньку Арине. В первый раз расстаюсь со своим малышом. Как он будет без меня?.. Возвращаюсь к себе. Еще надо успеть сбегать в парикмахерскую, а потом нарядиться. Как ни странно все успеваю. Когда звенит дверной звонок, я как раз засовываю ногу в туфельку на высоком каблуке. Не хрустальную. Так ведь и я не Золушка, и принц, как уверяет Любка, в служебной командировке…

Открываю… И обнаруживаю за дверью не свою любимую подругу и Сенцова, а совершенно шикарного Севу Гарлицкого. Судя по тому, что он в смокинге и с цветком в петлице, вряд ли зашел просто потому, что случайно ехал мимо. Ну Любка! Ну коварная душа! Расстаралась. Нашла-таки мне мужика с крепким членом! Принимаюсь хохотать. Он тоже улыбается, хотя и не понимает причин моего внезапного веселья.

— Надь, ты просто сногсшибательна.

Напоследок оглядываю себя в зеркале. И правда очень даже ничего для 45-летней старушки. Талия уже вернулась к прежнему объему, а грудь напротив стала пышнее. Даньку ведь я все еще кормлю… Когда выходим из дома, старушки на лавочке себе просто шеи сворачивают, разглядывая нас. Теперь пересудов им на год вперед хватит.

Добираемся до Хаммеровского центра относительно быстро. Зато потом застреваем в длиннющей очереди на парковку. Зал огромен. Собственно, это даже не зал, а целых два этажа, соединенные широкой лестницей. Народу — прорва. Кое-кого знаю. Многие здороваются. Кто-то автоматически — просто среагировав на знакомое лицо. Кто-то искренне — давно не виделись.

Любка в очередной раз поражает меня, умудрившись отыскать нас с Севой в этом скопище. Выглядит довольной. На буксире за ней тащится Сенцов. Интересно, они все-таки узнали друг друга? Или Шурка так и хранит свою «Военную тайну»? Спрашиваю его об этом тихонько. Лицо его тут же вытягивается, и он за спиной у Любки показывает мне кулак. Понятно. Вот ведь дурачок. Мальчиш-Кибальчиш, блин.

На Севу кидается какая-то заполошная дама в бриллиантах такого размера, что становится страшно за ее оттянутые вниз уши, шею и позвоночник в целом — вес для ее хрупкого тела, на мой взгляд, слишком велик. Но Сева через ее плечо делает мне страшное лицо, которое может означать только одно — работа есть работа. Что ж, мне все равно пора в дамскую комнату. Грудь полная не выпитого Данькой молока начинает доставлять мне неудобство.

В туалете, что странно, никого нет. Захожу в кабинку, спускаю лиф и трачу некоторое время, чтобы сцедить лишнее молоко, которое меня уже болезненно распирает. Жаль, что пропадет, а что делать? Возвращаю платье на место и выхожу к зеркалу. Стою поправляю декольте. Дверь в коридор за моей спиной распахивается, в зеркале вижу серьезную Любку — брови сомкнуты над переносицей, губы плотно сжаты.

— Ты, подруга, пакуй свой молокозаводик поскорее. С тобой там кое-кто поговорить хочет…

— И кто бы это?

Только дергает головой и корчит гримасу, из которой, как недавно из выражения на физиономии Севы, явственно следует только одно — работа. Где Любка теперь снова работает, знаю прекрасно. Это что же тогда получается? Опять кто-то из охраны Саши со мной беседы душеспасительные вести хочет? Но в чем причина? Или?.. Сердце выписывает антраша и замирает… А вдруг это он сам решил все-таки?.. Специально вернулся раньше, так чтобы никто об этом не знал, и теперь…

Как солдат, который должен одеться, пока горит спичка, стремительно поправляю платье, прическу и выхожу… Но меня ждет разочарование. В каком-то кабинете, в который меня приводит подруга, меня ждет не Саша, а тот самый мужик, который тогда в пионерском лагере был вместе с ним, и которому Любка все норовила отдать честь. Не в том смысле, что… А в другом, в военном… Ну, в общем, вы поняли.

На этот раз мужик тоже в черном. Только не в форме, а в смокинге. Выглядит, надо признать, на все сто. Морда вроде простецкая, башка бритая, но дорогущий костюм смотрится на нем совсем не как седло на корове. Шикарно он смотрится, великолепно подчеркивая широченные плечи и стройную талию. Встает мне навстречу. Какой Версаль! Но на этом все политесы заканчиваются.

— Александр Сергеевич попросил меня расставить точки над «i».

— Прекрасно, когда есть кого попросить сделать подобное…

Улыбается.

— Да. Несомненно.

— И?

Протягивает мне какие-то бумаги.

— Генетическая экспертиза показала, что вы господина Тургенева обманули, Надежда Николаевна. Ребенок зачат вами от какого-то другого мужчины. Не очень понятно, на что вы рассчитывали, когда врали так глупо…

Бумаги вываливаются у меня из рук. Смотрю на него во все глаза, даже рот приоткрылся. Он же только мило улыбается. Из вороха спутавшихся как нитки в коробке с шитьем мыслей удается выдернуть всего один короткий вопрос:

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем вы делаете это?

— Кто это — «вы»? Заговор спецслужб против себя подозреваете?

— Не против себя, а против него. А заговор против Вице-премьера страны — это уже очень серьезно.

— Не смешите, Надежда Николаевна. Какой еще заговор? Сыграли вы свою партию неплохо. Заставили человека поверить вам. Потом что? Рассчитывали тесты как-то подменить? Но как?

— Действительно — как? Кому это под силу кроме таких как вы?.. Простите не знаю вашего имени.

— Георгий Федорович, — даже чуть заметно кланяется представляясь.

А потом присаживается на корточки и начинает методично собирать листочки, которые выскользнули из моих рук. Смотрю на его бритую загорелую макушку.

— К сожалению, не могу сказать в ответ — «очень приятно».

— Жаль. Я к вам со всей душой.

— Тогда повторюсь: зачем?

Встает, небрежно бросает бумаги на стол и, наконец, пожимает широченными плечами.

— У нас приказы обсуждать не принято…

Приказы, стало быть. Бешенство начинает заполнять меня. Если бы я была мультяшным персонажем, меня бы в этот момент наверняка нарисовали бы прозрачной, в виде сосуда, который стремительно, снизу вверх наполняется красной кипящей жидкостью. Почему-то именно эта картина, внезапно возникшая перед моим внутренним взором, приводит меня в чувство. Стоп! Что это я? Давайте попробуем взглянуть на все это рассудочно. Если это именно Саша приказал своим людям подменить результаты экспертизы, то тогда зачем он ее вообще затевал? Гораздо проще было не делать ее вовсе, чем потом устраивать такую вот возню. Но он был настойчив, именно он ее предложил с самого начала… Не понятно…

— О чем задумались, Надежда Николаевна?

— Георгий Федорович… Можно просто — Гоша?

— Нельзя!

— Жаль. Вам подходит. Так вот: оставьте меня в покое. Я ничего не требую, я не хожу под окнами Кремля с транспарантами, я не раздаю направо и налево интервью желтой прессе. Что вы-то никак не успокоитесь? Зачем пытаетесь мне что-то такое доказать? Я уже давно поняла, что целиком и полностью нахожусь в вашей власти, вы можете сделать со мной что угодно в любой момент — просто еще разок подбросите моему сыну наркотики и все. Так зачем эти лишние жесты? Зачем эти липовые бумажки?..

— Липовые? — качает головой, усмехаясь.

— Ах оставьте! Актер из вас никудышний.

Разворачиваюсь и ухожу. За поворотом коридора меня поджидает Любка. Вид у моей подруги задумчивый.

— Пойдем, провожу тебя к Севе.

Идем молча. Но молчать тяжело, особенно когда эмоции просто переполняют.

— Люб, а ты когда-нибудь видела Сашину жену?

— Видела, конечно.

— И как?

— Когда-то была очень хороша.

— А теперь?

— Там скверная история, Надь… Короче говоря, когда и сам Тургенев, и его жена были еще совсем молодыми, а Дима Шарыгин и вовсе мальчишкой-подростком, они все попали в очень серьезную аварию. Александр Сергеевич отделался переломами и ушибами, она стала калекой на всю жизнь, Дима же, помимо того, что здорово переломался, видно тогда с катушек и съехал. Наверно какая-то предрасположенность была и до этого, но авария стала спусковым крючком. Дальше все покатилось по нарастающей, а закончилось сама знаешь чем.